Лео Перуц - Шведский всадник

Мария-Христина задавала массу вопросов, но еще больше хотела рассказать ему.

- Ты пришел издалека? Ты очень устал? А где твой конь? Где твои слуги? Я тоже умею ездить верхом! Если бы ты пришел вчера, то увидел бы, как лихо я езжу! В деревне был храмовый праздник, все были такие веселые, я хотела танцевать, да мама не позволила, сказала: "Твой папа на войне, а ты будешь веселиться? Ты знаешь, что такое война?" А я сказала, что знаю, на войне развеваются знамена и барабаны бьют: "Там-тарарам! Там-тарарам!"

Ему нельзя было долго задерживаться - обратный путь был ничуть не легче прежнего. Когда они прощались, Мария-Христина принималась горько плакать. А утром горн сигналил к началу дневной смены, и он снова брался за свою тачку.

Через трое суток он вновь постучал в окошко девочки.

Мария-Христина с тихим вскриком радости кинулась ему на шею. Она уже боялась, что он больше не придет.

Между тем с театра военных действий стали приходить вести об успехах и возвышении подлинного Торнефельда.

Сначала курьеры, менявшие в имении лошадей, ничего не могли сообщить о нем и только пожимали плечами, когда Мария-Агнета справлялась о Христиане Торнефельде. Но через пару месяцев один курьер уверенно ответил:

- Ах, Торнефельд! Он ездит во главе патруля! А потом пошло:

- Если вы говорите о фенрихе Торнефельде из Вестготского полка, то на переправе при Ересне он так храбро и умело действовал в виду врага, что после боя полковник лично благодарил его и пожимал ему руку перед всеми офицерами!

- Ему оказана большая честь за то, что он поднес Его Величеству Библию короля Густава-Адольфа!

- Как же не знать Торнефельда! При Батурине он с горстью гусар отбил у противника четыре пушки и взял повозки с припасами!

- Король произвел его из фенрихов прямо в капитаны!

Мария-Агнета выслушивала все эти новости с гордостью и одновременно с растущей тревогой за мужа. Она, правда, надеялась, что после стольких побед и подвигов шведского оружия вскоре должен наступить мир. Потом пришло известие о победном сражении при Голыве и о том, что Карл Двенадцатый произвел Христиана Торнефельда в полковники Смоландских драгун, обняв и поцеловав его на глазах всей армии. После этого она твердо уверилась в том, что война кончается и что московиты не осмелятся еще раз скрестить оружие со шведской армией, а раз так, то ее милый Христиан скоро вернется домой в блеске воинской славы.

А потом настало время, когда курьеры уже мало что могли порассказать. Шведская армия прочно застряла перед палисадами крепости Полтава.

* * *

Однажды ночью, в конце июня, Безымянному удалось издали повидать Марию-Агнету. Он в очередной раз поговорил со своим ребенком и уже совсем было собирался бесшумно ускользнуть из сада, как вдруг услышал шаги. Наверху отворилось окно, и Мария-Агнета выглянула наружу.

Безымянный недвижно стоял за деревом. Он боялся дышать, его сердце бешено билось, едва не разрывая ему грудь. Ему казалось, что она видит его, но она смотрела на облака, летящие по ночному небу. Лунный свет мерцал на ее волосах и обливал ее плечи. Она глубоко и взволнованно дышала. В саду стояла мертвая тишина, и лишь стрекозы стрекотали крылышками да какая-то ночная птица носилась между деревьями.

Но вот окно затворилось, и небесное видение исчезло. Еще с минуту Безымянный стоял, словно скованный властью колдовских чар, а потом бросился бежать не оглядываясь.

Он убегал от собственных безумных мыслей, но они не давали ему покоя ни этой ночью, ни все следующие дни, когда он катал свою тачку к известковым печам и обратно к карьеру. Как близко была она от него! Ее образ не покидал его ни на миг.

Разве не прожили они в любви и согласии целых семь лет? Их любовь была так велика, что она никогда не сможет простить ему, что он покинул ее покинул, чтобы ее же и защитить. Да, он лгал ей, он обманывал ее все эти семь лет. Но если теперь он признается ей во всем - неужели, несмотря на ужасное потрясение и горечь, она не найдет для него слов утешения? Но если она увидит знак отверженных у него на лбу - не проклянет ли она его в ужасе, не бросится ли прочь как от прокаженного? Что тогда останется ему?

Смятение поселилось в его сердце. Он твердо сознавал лишь одно: он не сможет долго выносить такую жизнь.

Вечером он решил пойти к ней, открыться во всем и сказать то заветное слово, которое носил в душе все эти семь лет.

Но этого не случилось. Судьба не допустила.

Когда в ночных сумерках Безымянный лез на скалу, из-под его ноги сорвался увесистый камень. Он поскользнулся, мгновение висел на вытянутых руках, а потом с большой высоты полетел на камни.

Он лежал внизу с перебитыми костями рук, ног и позвоночника и был не в силах ни пошевелиться, ни закричать. При каждом вдохе все его существо заливала огненная волна боли.

После полуночи мимо проходил охранник с фонариком. Заметив Безымянного, он спросил:

- Откуда ты тут взялся? Что с тобой? Безымянный слабо шевельнул пальцем в направлении скалы.

- Ты хотел бежать? - сердито спросил охранник. - Ну что ж, раз так, то ты получил по заслугам.

Он осветил фонарем лицо Безымянного. На щеках и губах у того виднелись синеватые тени близкой смерти. Поставив фонарь на землю, охранник сказал:

- Лежи смирно и не шевелись! Я сейчас позову фельдшера!

Безымянный знал, что с ним все кончено и никакой фельдшер ему не поможет. У него было одно-единственное желание. Кто-то должен сообщить его дочурке, что ее отец умер. Нельзя, чтобы ребенок думал, будто он забыл о ней. И он принялся беззвучно твердить "Отче наш", надеясь, что хотя бы в этом Бог поможет ему.

- Не надо фельдшера, - прошептал он, услышав приближающиеся шаги. Позовите священника...

Шаги зазвучали совсем рядом, потом вновь удалились, а потом он с трудом открыл глаза и увидел склонившуюся над собой фигуру в коричневой рясе.

Он сделал слабую попытку приподняться.

- Отец мой! - прохрипел он. - В моем сердце накопилась память о многих злых делах... Я хочу исповедаться...

- А, так это ты, атаман! - услышал он знакомый голос. - Вот так встреча! Ну что, приятно тебе лежать в грязи, разбитому, как святой Стефан27? Приготовься к смерти, атаман, у тебя осталось очень мало времени!

Безымянный опустился на спину и бессильно закрыл глаза. Он узнал этого человека; то был беглый монашек Фейербаум. Он прекрасно знал цену такому "исповеднику".

- Прощайся с миром! - наставлял его беглый монах. - В нем все - обман, и радости его ничтожны. Но скажи, куда ты дел свои деньги, где зарыл свое богатство? Да ладно, не возьмешь же ты его с собой в вечность!

Едва разглядев рожу Фейербаума, Безымянный понял, что ему придется умереть без исповеди. Его прежнего подручного интересовало только одно где можно было разжиться гульденами и дукатами, которые когда-то пошли в долю атамана.

- Смотри, атаман, как бы тебя не поглотило адское пламя... Не будь же таким упрямым и непреклонным! - увещевал его между тем мерзавец в рясе. Пусть твое золото послужит еще одному человеку на земле, а тебе оно уже не нужно. Отвратись от него, и душа твоя воспрянет в небеса, как жаворонок поутру! Атаман слабо усмехнулся.

- Что, хочешь сыграть с дьяволом?! - бросил ему Фейербаум. - Сделай доброе дело хотя бы в свой последний час, скажи, где ты зарыл свои деньги, и дьявол отступит от тебя, а Господь протянет длань спасения!

Безымянный молчал.

- Ах так! Ну тогда ступай в бездну! - злобно заорал расстрига. - И пусть десять тысяч чертей мучают там твою поганую душу!

Умирающий уже не слышал его. Над ним молча склонилась другая фигура ангел с мечом из давнишнего сновидения.

"Это ты? - произнес Безымянный, не шевельнув губами. - Выслушай меня! Я часто думал о смысле того видения о суде Господнем, но я не мог понять, это было слишком трудно для меня... Теперь я, кажется, понимаю. Ты тогда молился за меня, так сделай это и сейчас. Я хочу одного: пусть моя дочь, моя милая кроха, не подумает, будто я ее предал, когда я перестану приходить к ней. Ты ангел, ты все можешь, так скажи ей, что я умер... Пусть она поплачет и утешится - ведь все на земле рано или поздно умирают, - но пусть она не думает, что я забыл ее. Я не хочу этого. Я очень хотел искупить мои грехи... Пусть она читает "Отче наш" в мою память..."

Ангел смерти поднял свой светлый взор к звездам. Долгое время он стоял, подобный невесомой тени, а потом, не глядя, коснулся лба атамана и опустил к нему свое строгое и доброе, свое всепрощающее лицо. И тогда свет навеки погас в глазах Безымянного.

* * *

На следующий день, около полудня, в имение Торнефельдов прискакал шведский офицер с рукой на перевязи и рассказал домочадцам о битве под Полтавой, где свежая армия царя Петра неожиданно пришла на выручку крепости и в жестоком трехчасовом бою наголову разгромила шведское войско. Раненый король бежал, за ним потянулись те, кто остался в живых (почти все они потом сдались Меньшикову у Переволочной на Днепре). Среди множества убитых - цвет и гордость шведской конницы, полковник Христиан фон Торнефельд...