Агнес, казалось, забыла о том, что хотела унести белье, бледная, стояла она, прислонясь к кухонной двери, не понимая, что Конрад все еще ждет от нее ответа: опустив голову, она несколько раз повторила фамилию Вассарей. Потом она наконец выскочила из кухни, пробежала черед переднюю, не слыша, что Конрад громко кричит ей вслед, не слыша, что открывается входная дверь. Когда Кристина внезапно появилась перед ней, она испуганно вздрогнула.
Кристина посмотрела на Агнес, потом на своего красного как рак мужа, ситуация ей показалась необычной и в то же время настолько комичной, что она не смогла удержаться от смеха.
— Что у вас тут случилось? — спросила она и бросила сумку на комод.
Я упорно отрицала, что взяла дело с письменного стола Конрада. В отличие от моего мужа мне ничего не стоит в случае необходимости несколько видоизменить правду. Я отрицала все, несмотря на очную ставку с бедной Агнес, на которую Конрад свалил вину за пропажу и которая, побледнев, молча стояла тут же с жутко несчастным видом. Я не припомню, чтобы она когда-нибудь еще так выглядела.
— Ну что ж, если Агнес не перекладывала дело в другое место и ты его тоже не брала, то в нашем доме завелись привидения, странные привидения, которые интересуются странными судьбами, — сказал Конрад. Обычно такой невозмутимый, он едва сдерживался.
— Не сомневаюсь, что ты его найдешь, — произнесла я с подчеркнутой беззаботностью. Конрад молча вышел.
— Ну вот я и вернулась, — сказала я Агнес. — Теперь ты спокойно можешь идти домой. Почему ты так долго не уходила? Ты беспокоилась обо мне?
Агнес кивнула. Она нагнулась, чтобы надеть туфли, и я заметила, что это дается ей с трудом, она очень устала. Мне было жаль ее, но я ничем не могла ей помочь. А поскольку в таких случаях все больше загоняешь себя в двусмысленную ситуацию, то я с невинным видом стала выяснять у Агнес, объяснил ли ей Конрад, какие именно важные документы он ищет. Она покачала головой.
В тот вечер мы с Конрадом старательно избегали друг друга. Меня это вполне устраивало. Мне нужно было многое обдумать. Конрад работал, а я свернулась калачиком на диване в гостиной и зарылась головой в мягкие подушки.
Что я сделала, чего добилась за этот долгий день? Я попыталась еще раз перебрать в памяти все, что сегодня произошло.
Испуганное лицо Агнес преследовало меня, пока я спускалась по лестнице. Сегодня ее преданность действовала мне на нервы. Дело о наследстве Вассарей лежало в моей сумке, с которой я всегда хожу за покупками.
Я чувствовала приятное возбуждение, оно пронизывало меня всю, до кончиков пальцев. На улице было прохладно, давно уже я не выходила из дома так рано, в утренние часы, заставляющие людей спешить, торопиться кто куда, чтобы собрать их вместе в тесноте фирм и контор. Давно уже не видела я этих лиц, на которых написаны решимость и озабоченность по поводу предстоящих дневных обязанностей. Иногда, когда Конрад перед уходом в контору наклоняется над моей кроватью и осторожно целует меня в щеку, а я, заспанно жмурясь, гляжу на него, мне бросается в глаза решимость на его лице, но озабоченным его не назовешь. Потому что он, этот странный человек, с удовольствием ходит в свою контору.
Нотариальная контора доктора Вильда расположена на другом конце города. Когда я появилась там, доктора Вильда еще не было.
Доктор Норберт Вильд — друг моего отца. Шесть лет назад я через него познакомилась с Конрадом.
После окончания гимназии я решительно заявила, что не хочу учиться дальше; мой отец сразу же согласился с этим, наверное потому, что считал меня неспособной к учебе. Несколько месяцев я посещала школу моделирования одежды. Я с удовольствием рисовала модели, но шитье вызывало у меня отвращение, кроить же я так и не научилась. Погастролировав в школе моделирования, я решила стать технической ассистенткой врача, но уже через четыре недели мне дали понять, что учебное место стоит недешево и его должна занять более способная претендентка. Я ушла оттуда без сожаления. Два месяца томилась от безделья, часто ходила в театр и внезапно ощутила в себе склонность к драматическому искусству и балету. Начались дни изматывающих споров с отцом: до тех пор безоблачная совместная жизнь с ним оказалась под угрозой, враждебность в наших отношениях росла. Консервативные взгляды отца не позволяли ему согласиться с моими все более настойчивыми требованиями разрешить мне заниматься актерским мастерством и танцами. В конце концов он вообще отказался разговаривать со мной на эту тему. Мама, как всегда, не знала, чью сторону выбрать.
Однажды к ужину был приглашен доктор Вильд. Он появился со своей скучной женой и гостем, о приходе которого заранее не предупредил. Молодой юрист — доктор хорошо знает его семью — способный, с большими видами на будущее, совершенно случайно оказался в конторе доктора, никого в нашем городе не знает и был бы чрезвычайно рад завязать здесь знакомство: мы позволили себе взять этого приятного молодого человека с собой и так далее, и тому подобное. По притворному удивлению родителей я поняла, все это — заранее подстроенная игра. Я решила, что должна сыграть в ней главную роль.
В тот вечер я просто-напросто делала все, чтобы задеть Конрада, который ни о чем не подозревал. За столом я сидела рядом с ним и благоговейно внимала всему, что он изрекал, хотя его рассуждения совсем не казались мне интересными. Конрад — плохой собеседник, а тогда, только что приехав из провинции, в нелегкой для него ситуации он и вовсе не отличался красноречием. Время от времени доктор Вильд, к которому я очень хорошо отношусь и который, как я знаю, симпатизирует мне, считал себя обязанным заводить разговор то о достоинствах Конрада, то о моих талантах. Эффект такого сравнения казался мне весьма забавным, и я начала играть свою роль. Правда, совсем не так, как от меня ожидали.
Мне доставляло удовольствие подробно рассказывать о своих неудавшихся попытках получить образование в теперешнем бесцельном прозябании, я разворачивала перед присутствующими фантастические планы, которых у меня на самом деле не было, потом ударилась в воспоминания о школьных годах, о постоянно преследовавших меня тогда неудачах, которые объяснялись исключительно ленью. В конце концов я разразилась прозрачными намеками на свои многочисленные случайные связи, с тайной жгучей радостью наблюдая, как разговор становится все более неровным, а поведение моих собеседников все более натянутым.
Когда я наконец заявила, что готова, если уж не подвернется другого варианта на будущее, выйти замуж за первого встречного, если он обеспечит меня и мне не придется работать, то поняла, что опять перегнула палку. Мне было наплевать на побледневшего юриста и застывшую жену доктора Вильда, но я пожалела самого доктора Вильда, укоризненно глядевшего не на меня, а на моего отца, и отца, пытавшегося незаметно вытереть пот со лба, и маму с руками белыми как скатерть. Я снова превратилась в приятную девятнадцатилетнюю девушку и дальше сидела тихо, предоставив возможность говорить другим. Вскоре гости откланялись. Отец сразу же позвал меня в свою комнату. Мне нечего было сказать в свое оправдание; конечно, он был прав, считая, что господин Конрад Гойценбах наверняка больше никогда не появится у нас из-за моей бестактности. Мы оба ошибались. Конрад позвонил уже на следующий день.
Позже доктор Вильд как-то заметил, что он не знает, стоит ли ему радоваться тому, что я вышла замуж за Конрада при его посредничестве. Он тогда несколько перепил, и отец резко одернул его.
И вот теперь я сидела в нотариальной конторе доктора Вильда; я никогда раньше не бывала здесь, и мне было интересно обнаружить, что эта контора как нельзя лучше соответствовала слегка чудаковатой старомодности ее владельца. Все в ней казалось давно отжившим свой век, можно было подумать, что мебель и гардины не менялись уже лет тридцать, с того времени, как доктор Вильд унаследовал контору своего отца. Секретарша пенсионного возраста явно воспринимала меня здесь как инородное тело. Время от времени она поднимала глаза и окидывала меня недоверчивым взглядом, я же, в свою очередь, вызывающе закинула ногу на ногу, так что мое платье задралось до пределов возможного.
Когда наконец пришел доктор Вильд, то он был непритворно удивлен. Мы прошли в его кабинет.
— Я при всем желании не могу себе представить, что привело вас ко мне, Кристина, — сказал он, — тем не менее я рад вас видеть.
Я уселась на один из резных стульев старинной немецкой работы. Высокий круглый стол был покрыт коричневой бархатной скатертью с темной кружевной каймой. От тяжелой с бело-зелеными разводами пепельницы на мягком бархате образовались многочисленные вмятины. Я слегка отвела левую ногу назад, и мой чулок тут же оказался в плену старинной немецкой резьбы, одна из тоненьких ниточек зацепилась за нее. Я стала осторожно двигать ногой туда-сюда, но это не помогало, только нитка натягивалась все туже. Резким движением я вытянула ногу вперед и тут же почувствовала, как по ней быстро и неостановимо ползет петля. Борьба со стулом длилась лишь несколько секунд. За это время я выложила дело, украденное мною у моего мужа Конрада, на коричневый бархат.
