"Что ты вообще знаешь?" - повторил он.
"Ну, то же, что и все". Я пожалел об этих словах еще раньше, чем их произнес.
"Тогда ты знаешь и о Копье-Решении? И о священной горе Кайлаш, в Тибете, вокруг которой нужно обойти сто восемь раз?"
"Нет, но... Об этом, наверное, знает Кристофер".
"Кристофер сейчас в Тегеране? Кристофер?"
"Да. И, более того, он здесь, на этой вечеринке. Я пришел сюда с ним".
"Это говорит в твою пользу - то, что ты с ним знаком. Я сперва подумал, ты просто ничтожный гомик, который корчит из себя невесть что".
"Вовсе нет..." Мне не пришло в голову никакого продолжения, и я почувствовал, что краснею.
"Бог ненавидит педов, ты это знаешь?"
"Да, знаю. Я тоже их не люблю".
"Тогда все в норме. ОК. Хочешь покурить шабу-шабу?"
"Что?"
"Не смотри на меня как баран на новые ворота. Шабу-шабу. Кристаллический мет5. Есть такой нацистский наркотик. Его еще называют "счастье байкеров", "новая чистота", "панк-рок". Пошли курнем".
"Давай лучше без меня, Александр. Увидимся позже".
Я отошел, а он остался стоять. Что-то в его угасшем сознании зашевелилось, и я понял, что он пытается сообразить, откуда мне известно его имя. Он думал о том, не упомянул ли его случайно сам. О встрече в Эгейском море он, конечно, уже не помнил - наверняка нет.
Песня группы Throbbing Gristle закончилась, если это вообще можно назвать песней, и началась новая - еще более противная, громкая и непригодная для слушания.
Александр снова начал танцевать; не переставая кружиться, он вытащил из кармана брюк маленькую стеклянную курительную трубку, сунул ее себе в рот, щелкнув зажигалкой, поднес пламя к концу трубки и глубоко затянулся. Я отправился искать Кристофера.
И через некоторое время его нашел; он стоял чуть поодаль, в окружении трех молодых женщин, которые все были длинноногими блондинками и выглядели обалденно. Одна из женщин держала за руку маленькую светловолосую девочку, лет, наверное, пяти или шести, свою дочку.
Эта мамаша не надела на ребенка ничего, кроме ажурных чулков, подвязок, трусиков и белого лифчика. Она отвинтила крышку флакона, своими длинными пальцами с покрытыми белым лаком ногтями достала порцию кокаина и поднесла к ноздре.
Я видел, как Кристофер затрясся от смеха, потом высыпал немного кокаина себе на ладонь, втянул порошок носом, а остатки слизнул языком. Когда девчушка, в свою очередь, взяла флакон, я отвернулся.
Кристофер казался не менее безумным, чем Александр. Он вел себя истерично, как Барбара Хаттон6 на одной из ее вечеринок в Танжере. И очень отдалился от меня. Я никогда не знал, что он может быть таким жестоким.
Нет, конечно, я всегда это знал, но подобные вещи обычно длятся годами, и при этом по-настоящему ты не отдаешь себе в них отчета: лицо Кристофера, то, как он держал рюмку, как смеялся, откинувшись назад, - все это были лишь внешние выражения его страшной холодной жестокости. Он всегда был таким; Кристофер был болен.
Я чувствовал себя как пару дней назад, ночью, в пустыне под Аламутом: камни и песок остыли, сильно похолодало, а он все стоял там, освещенный луной - Кристофер неизменно оказывается на свету, - и не произносил ни слова, даже не шевелился. Он стоял неподвижный, залитый светом - будто статуя.
Или как когда ночью я переворачивался на другой бок и прикрывал ладонью его затылок; либо натягивал на него одеяло, потому что замечал, что во сне он мерзнет. В такие мгновения, когда я смотрел на него в полутьме, мне казалось, будто он и в самом деле статуя, нечто отлитое в форму, но такое, что никем не было создано, а просто существует - светящееся, неприступное, страшное...
Однажды в Египте - мы тогда путешествовали вдвоем по другой пустыне, Синайской, - я испугался; мы меняли шину у нашего "пежо", я отошел пописать за скалу и увидел звезды, а он прокрался за мной, чтобы меня напугать; где-то вдали горели нефтяные костры, они окрашивали песок и все вокруг блекло-оранжевым цветом, и я действительно испугался, как Кристофер и задумал, и нечаянно порвал деревянные четки, которые много лет назад мне подарил Бенджамин, - это тоже случилось из-за моего страха.
Иногда Кристофер разговаривал во сне - в этом, конечно, нет ничего необычного, во сне все разговаривают, - или дрожал, или ему снилось, что у него выпадают зубы. Тогда я его обнимал и с радостью принял бы любые мучения за то, что снова держу его в объятиях, ведь мы с ним не спали вместе уже много лет. Я всегда видел себя как бы сверху; я любил Кристофера.
Хозяин дома, бородатый иранец с шарообразным животом, в бирюзовом пуловере от Лакоста, подошел и представился мне. Он поправил воротник своей полосатой тенниски и энергично пожал мою руку.
"Добро пожаловать, мой юный друг, - сказал он. - А где же ваш Кристофер?"
"Он где-то там, сзади. Я его только что видел. Добрый вечер. Большое спасибо за приглашение. Вечеринка просто супер". Я все еще тряс его руку обеими руками, и он ее забрал.
"Ах, знаете, она, к сожалению, будет последней, на долгое время", улыбнулся он; и когда я опустил глаза на свои сандалии, потому что не знал, что ответить, спросил, не хотим ли мы посмотреть его гашишную рощу.
Он повел Кристофера и меня - потому что внезапно, как по мановению руки, Кристофер тоже оказался здесь, будто инстинктивно почувствовал, что намечается что-то интересное, - легким нажатием на наши плечи дав понять, что надо свернуть направо; мы прошли вдоль ручья, потом одним прыжком перемахнули через него и углубились в темные заросли.
Кто-то, наверное, вылил в ручей много ведер красящей жидкости: водный поток, который струился по саду, стал теперь молочно-белым и непрозрачным. Идти сквозь гашишную рощу было легко, и хозяин дома на ходу рассказывал о почвах Тегерана, которые расположены как раз на такой высоте над уровнем моря, как нужно, и имеют оптимальное содержание кремнекислой соли, представьте, говорил он, что мы с вами находимся в образцовом винодельческом хозяйстве.
Растения распространяли тяжелый смолянистый запах; проходя мимо, я задевал пиджаком листья, и он весь пропитался запахом гашиша. Стволы были толщиной чуть ли не с мою шею.
Мы остановились на небольшой поляне. Стояла ясная ночь, над нами сияли звезды. Я взглянул на небо.
"Смотрите, вон там Большая Медведица. А вон на той стороне Орион. Вон там, повыше, - совсем маленький".
"Ну же, - сказал хозяин дома. - Раздевайтесь".
Кристофер расстегнул брюки и снял их с себя. Через бинты на его ногах просвечивали покрытые темно-коричневыми корками, желтеющие по краям язвы. Он ухмыльнулся, будто ожидал увидеть что-то новенькое, такое, чего еще не знал, новую игрушку - мне эта Кристоферова ухмылка была хорошо знакома.
"Оба", - сказал хозяин, стягивая через голову свой лакостовский пуловер и тенниску. Он был толстым и сильно волосатым. Я увидел, что на груди у него висит какой-то аппарат; к этой деревянной, величиной с карманную книжку штуковине было прикреплено несколько тонких резиновых трубок. Он взял конец одной трубки в рот, а другую дал Кристоферу.
Оба теперь были подключены друг к другу; на мгновение мне показалось, будто они пребывают в ином времени, на рубеже прошлого и нынешнего веков. В этой машине было что-то викторианское, что-то от замаскированной, пугающей непристойности бронзовых болтов и темной свилеватой древесины.
Хозяин дома начал, тяжело дыша, посасывать трубку. Потом нажал на маленький медный переключатель, и машина заработала. Кристофер, как и он, был совершенно голый.
"Я же сказал, что вы тоже должны раздеться, - обратился ко мне хозяин. - да-да, я вам говорю. Вот, возьмите". И протянул мне трубку.
Меня чуть не вырвало. Я размахнулся и ударил его по лицу. Трубка выпала у него изо рта, из носа потекла тонкая струйка крови. Машина вдруг зажужжала. Он наклонился вперед, издал какой-то булькающий звук и со стоном поднес руки к лицу.
Я понял, что ударил слишком сильно, и стал извиняться. Одновременно поднимая с земли его лакостовский пуловер и рассыпавшиеся трубки.
"Перестаньте, молодой человек. Это все чепуха. Я даже ничего не почувствовал. - сказал хозяин дома. - Успокойтесь, мы возвращаемся в сад". Он повернулся к Кристоферу.
"А вам лучше снова одеться. И все-таки это просто невероятно - ваш потенциал, я имею в виду". Кристофер улыбнулся в ответ на комплимент и натянул свои брюки. Ох, Кристофер... - подумал я.
"Как нам найти обратную дорогу?"
"Просто идите за мной, - ответил хозяин. - Роща не такая уж большая. Да, мне только сейчас пришло в голову: я вам не рассказывал, что по моему заказу нам на самолете доставили сюда сенбернара из Гриндельвальда? Он целыми днями нежится на солнце и позволяет моей дочке его дразнить сенбернары ведь такие добродушные.
Кстати о добродушии: я изобрел автомобиль, который приводится в движение одной из разновидностей оргона7 - он непрерывно аккумулирует ностальгию. Аппарат, который я ношу на своем теле, функционирует на основе сходного принципа. Вы скажете, что это нерентабельно для иранца - у нас ведь столько нефти. Но виноват шах, и здесь тоже виноват шах. Шах, знаете ли, сам представляет собой такой аккумулятор ностальгии. О да - мы живем в удивительное время, мы трое".
