решила. Больше никаких танцев.
— Но почему?
— К тому же теперь слишком жарко.
— Нет, вечером не жарко.
— Что ж, ей все равно это неприятно.
— Это нечестно!
— Ну, ладно, ладно. Ты знаешь, мама больна, и мы должны с этим считаться.
Сын отвечает, надувшись:
— Наверное.
— Вот хороший мальчик. Мы любим маму, ведь так?
Сулима задумчиво произносит:
— Я люблю.
— А что значит твое «наверное»? — внезапно вздрагивает Игорь.
— Ничего.
Сулима хмурится. Игорь изучает лицо сына. А вдруг он что-то подозревает? С ним кто-нибудь разговаривал? Но мальчик выглядит настолько милым, невинным и робким. Просто у него такое настроение, решает Игорь. И ничего больше. Однако это напоминание о том, что нужно быть особенно внимательным перед детьми. И тут же Игорь осознает: он вовсе не желает, чтобы дети что-то узнали о его отношениях с Коко. Он будет в отчаянии, если они об этом догадаются.
Не желая заниматься утешениями, Игорь предлагает показать сыну какие-нибудь фокусы на фортепиано.
— Нет! — упрямо отвечает мальчик.
Наступает пауза. Игорь перебирает волосы сына. Сулиме приятно. Голова его склоняется на грудь к отцу. Игорь внимательно рассматривает его. Те же насупленные брови. Будто смотришь на свое изображение в лице маленького мальчика.
— Тогда как насчет шахмат?
Сулима глядит на отца без всякого энтузиазма. Вяло улыбается, потом лицо его просветляется. Не важно, чем заниматься, если он может подольше побыть с папой.
— Хорошо.
Игорь достает шахматную доску с высокой полки. Вокруг ее клеток бежит занятный узор из мраморной мозаики. Игорь протягивает доску Сулиме, тот открывает крышку, вынимает фигуры. Мальчик готовится к сражению. Одной черной пешки не хватает. Ее нигде не могут найти и заменяют маленькой коричневой пуговицей.
Взяв одну белую и одну черную фигуры, Игорь прячет их в кулаках за спиной. Затем вытягивает оба кулака перед сыном. Сулима шлепает по левому кулаку.
— Белые!
Мальчик склоняется близко к доске, почти касаясь щекой фигур. Игорь сидит в кресле, закуривает.
Не найдя Сулимы нигде в доме, брат и сестры обнаруживают его в студии отца. Мгновенно они собираются у шахматной доски.
— Можно мне поиграть?
— Можно мне?
Игорь выдыхает облачко дыма и рычит:
— Хорошо, хорошо! Но не в студии. Вы знаете, что вам нельзя быть здесь. Тут слишком мало места.
Он не желает допускать их вторжения в комнату, где работает. Более того, он боится, что они могут ворваться сюда, когда он с Коко. От этой картины он чуть не краснеет и резко вздрагивает, а потом издает звук, похожий на стон. Дети оглядываются на него. Он притворяется, что прокашливается, и заставляет их выйти из студии. Все перемещаются в гостиную.
— А после того как вы поиграете со мной, — поучает Игорь, — вы должны так же поиграть друг с другом.
Дети соглашаются.
Игорь выигрывает у Сулимы. Пуговичка мешает мальчику играть, она скатывается к борту доски. Потом Игорь с легкостью выигрывает у всех. Соревнование между детьми затягивается до вечера.
Екатерина спускается, чтобы присоединиться к семье. Все так же в халате, все такая же утомленная, она тем не менее радуется, видя довольных детей. В то же время ей обидно, что Игорь с такой легкостью этого достиг. Все потому, что ему так удобнее. Вот, сидит в своем кресле, как божество.
Дети отправляются спать около девяти часов, продолжая обсуждать победы и поражения. Игорь и Екатерина остаются сидеть в наступившей тишине.
— Как ты себя чувствуешь?
— Будто гнию заживо.
Это обычный ее ответ, и Игорь не придает ему значения.
— Дети хорошо провели вечер.
— Да ну?
— А ты так не думаешь?
— Я теперь уж и не знаю, что мне думать. Я чувствую, что совсем не знаю тебя.
— Ты опять в дурном настроении. — Он тянется за куском сыра, и пальцы его начинают играть с этим куском.
— У меня нет для этого причин?
— Не мне об этом судить.
Екатерина молча укутывает ноги халатом. Игорь замечает, какой тоненькой стала его жена. Она очень похудела, обручальное кольцо постоянно соскакивает у нее с пальца, надо его уменьшить.
Екатерина говорит прямо:
— Игорь, давай уедем отсюда.
— Что?
— Давай куда-нибудь уедем и начнем все сызнова.
— Куда?
— Не знаю. Может быть, на побережье.
— Я не могу. — Он продолжает играть с сыром.
— Почему не можешь?
— Мне здесь хорошо работается.
— Ты уверен? Уже несколько недель ты мне ничего не показывал.
— Я еще не закончил. Но идеи являются, как никогда прежде.
— Это не просто слова?
— Нет!
— Ты, похоже, нервничаешь.
— Это ты нервничаешь.
— Допускаю. Это потому, что я здесь несчастна.
— Что ж, а я — счастлив.
— Это эгоизм.
— Я предпочитаю называть это одержимостью творчеством.
— А я называю это эгоизмом.
— Сожалею.
— В самом деле?
— Я же сказал. — Но в его взгляде нет раскаяния. Они уже и раньше спорили об этом.
— Твой талант не извиняет твоего неприличного поведения.
— Если бы не мой талант, мы до сих пор торчали бы в России.
— И это было бы так плохо?
— Если тебе важна только благопристойность, то да, было бы. Очень плохо.
Пола халата сползает, обнажив колено Екатерины. Перехватив взгляд Игоря, Екатерина быстро запахивает халат.
— По крайней мере мы были бы среди друзей.
— Без копейки денег.
— Мы и теперь без копейки денег.
— Неправда. Я зарабатываю деньги, делая переложения для пианолы. Это неплохая возможность выжить.
— Мне хочется быть счастливой.
— Ты и будешь счастливой, — говорит он без особой уверенности.
— Ты не можешь сказать, что я тебя не поддерживала.
— Я никогда этого не говорил.
