другим вульгарным количественным показателем. Больше того, было в нем нечто такое, благодаря чему в любой сцене с участием группы людей мистер Вервер отодвигался на задний план, просто-таки зримо и вполне сознательно сторонясь огней рампы.
Ни в коем случае не хотел бы он оказаться режиссером или автором пьесы, чье место – на просцениуме; в крайнем случае мог бы финансировать постановку, приглядывая из-за кулис за поступлением прибыли, но отнюдь не скрывая скудости своих познаний о тайнах лицедейства. Ростом едва ли выше собственной дочери, он не превосходил ее полнотою, вопреки расхожему мнению, приравнивающему полноту к солидности. Мистер Вервер довольно рано лишился большей части жестких, мелко курчавящихся волос, оставивших по себе память в виде небольшой аккуратной бородки, которая была чересчур компактна, чтобы именоваться «пышной», однако же покрывала не только подбородок, но и щеки, и верхнюю губу, словно возмещая тем самым отсутствие иных отличительных знаков. Аккуратное, бесцветное лицо, наделенное лишь самыми необходимыми чертами, – при его описании первым делом приходило на ум слово «ясный» и образ чистенькой, приличной комнатки, старательно выметенной и не заставленной мебелью, но обладающей одним специфическим достоинством, замечаемым практически сразу: парой больших незанавешенных окон. Такие уж были глаза у Адама Вервера, что впускали равно утренний и вечерний свет в невероятных количествах, и в то же время зрительно расширяли скромное помещение за счет открывающегося из них вида, который был неизменно «обширным», даже если видны были всего лишь звезды. Густого и переменчивого синего цвета, не будучи романтически огромными, глаза его все же отличались удивительной юношеской красотой и странной рассеянностью взгляда – не знаешь, чему они больше открыты, то ли зрению своего обладателя, то ли твоему собственному взору. Так или иначе, эти глаза придавали неповторимый облик своему окружению, как выражаются агенты по недвижимости; они никого не оставляли без внимания, постоянно двигались в поисках возможного общения, взаимопонимания, какого-то неведомого открытия, впереди ли, позади ли себя. Прочие элементы внешности старались держаться в тени, и особенно ненавязчиво было платье нашего друга, ибо одевался он в раз и навсегда заведенном стиле, словно стесняясь совершать излишние траты. Круглый год и по всякому случаю он носил одну и ту же черную визитку по моде времен своей молодости, одни и те же сдержанно-элегантные брюки в черно-белую клетку, идеально гармонирующие, по глубочайшему убеждению мистера Вервера, с синим атласным галстуком в белый горошек, а впадину живота, независимо от климата и времени года, неизменно прикрывал белый жилет из парусины. И вот теперь он спрашивал:
– Ты бы в самом деле хотела, чтобы я женился?
Он как будто говорил: раз уж этого хочет его дочь, возможно, это действительно неплохая идея, и, коли на то пошло, он готов хоть сейчас ее осуществить, пусть только дочка выскажется определенно.
Но Мегги еще не была готова высказаться определенно, хотя, пока она раздумывала, ей, по-видимому, пришла в голову некая истина, которую стоило произнести вслух.
– У меня такое чувство, что из-за меня что-то стало неправильно, а раньше было правильно. Было правильно, что ты не женишься и не собираешься. И еще, – рассуждала она, – казалось совершенно естественным, что даже вопроса об этом не возникает. Но из-за меня все переменилось. Теперь вопрос возникает. Будет возникать.
– Ты думаешь, я с этим не справлюсь? – отозвался мистер Вервер тоном жизнерадостной задумчивости.
– Видишь, из-за моего поступка тебе теперь приходится бороться с разными трудностями.
Ему была приятна ее забота, и, когда она села рядом, он обнял ее одной рукой.
– Я не чувствую, чтобы ты «ушла» очень уж далеко. Рукой подать.
– Знаешь, – продолжала она, – по-моему, это как-то нечестно, что я вот так бросила тебя на произвол судьбы. Если из-за меня у тебя начались такие перемены, я не могу о них не думать.
– И что же ты думаешь, милая? – спросил он снисходительно.
– Сама еще не знаю. Нужно разобраться. Надо нам с тобой подумать вместе, как мы всегда делали. Я вот что хочу сказать, – заговорила она после паузы, – мне кажется, я должна предложить тебе какую-то альтернативу. Надо что-то придумать для тебя.
– Альтернативу чему?
– Да вот тому, что тебе просто приходится обходиться без того, что ты потерял, и никто ничего не сделал по этому поводу.
– Что же такое я потерял?
Она подумала с минуту, как будто все яснее видела что-то, только не находила слов.
– Ну, не знаю – то, что раньше позволяло нам не думать о таких вещах. Как будто тебя нельзя было, что называется, выбросить на рынок, потому что ты был как бы женат на мне. Или как будто я невольно охраняла тебя, потому что была замужем за тобой. А теперь я замужем за другим, и в результате ты остался неженатым. И тебя можно на ком-то женить, все равно, на ком. Им просто-напросто непонятно, почему тебе на них не жениться.
– А разве недостаточно, что мне этого не хочется? – спросил он мягко.
– Достаточно-то достаточно, только слишком уж хлопотно. Для тебя хлопотно. Это будет вечный бой. Ты спрашиваешь, что такое ты потерял, – продолжала свои объяснения Мегги. – Потерял то, что раньше у тебя не было этих хлопот и тебе не приходилось принимать бой. Вот что ты потерял. Счастье просто быть таким, какой ты есть, потому что я была такая, как была. Вот чего ты лишился.
– Стало быть, по-твоему, – помолчав, отозвался ее отец, – мне следует жениться только ради того, чтобы стало как раньше?
Он говорил отстраненным тоном, словно всего лишь хотел позабавить ее, демонстрируя свою готовность пойти ей навстречу, и в самом деле сумел добиться отрывистого смешка, несмотря на всю ее серьезность.
– Просто не думай, что я тебя не пойму, если ты все-таки это сделаешь. Я пойму. Вот и все, – тихо сказала княгинюшка.
Мистер Вервер доброжелательно обдумал ее слова.
– Но ведь ты не стала бы требовать, чтобы я женился на женщине, которая мне совсем не нравится?
– Ах, папа, – вздохнула она, – ты и сам знаешь, что я стала бы и чего не стала бы. Я хочу только одного: если когда-нибудь тебе кто-нибудь понравится, не сомневайся, я всегда буду сознавать, что это я тебя до этого довела. Ты всегда будешь знать, что я знаю, что я во всем виновата.
– Другими словами, – продолжил он со своей обычной обстоятельностью, – ты готова взять на себя все последствия?
Мегги раздумывала не более минуты.
– Все хорошие последствия я отдам тебе, а себе возьму плохие.
– Что ж, это благородно. – Он притянул ее поближе и нежно обнял. – Примерно этого я
