- Беда в том, - сказал Гилберт, - что он не захочет меня взять.
- Почему?
- А помните удар, что я нанес ему под ребро?
- Игра шла по правилам.
- У Поля Лафкина свои соображения насчет правил. Противоречить ему запрещается, - заметил он.
- Я противоречил ему не меньше вас, - возразил я, - а сейчас мы в очень добрых отношениях.
- Что от этого толку? - отозвался Гилберт. И добавил: - Старый мошенник ни за что не возьмет меня обратно. А хорошо бы, если бы взял.
- Почему вам так хочется вернуться к нему?
Он сказал что-то о деньгах, сказал, что, быть может, наконец женится. В эту минуту он говорил искренне, почти доверительно, лицо его раскраснелось в полумраке комнаты. Мне показалось, что он не случайно завел речь о женитьбе, я даже задумался, на ком он остановил свой выбор (об этом он не обмолвился ни словом).
- Я только что сказал вам, что мы с Полем Лафкином сейчас неплохо ладим. Собственно, отношения наши даже лучше, чем прежде. Хотите, я прощупаю почву насчет вас?
- Что это вам вздумалось?
Он взглянул на меня настороженно и в то же время с надеждой.
- А почему бы и нет?
Он обхватил руками стоявшую на столе кружку.
- Что ж, - нерешительно произнес он, невольно обрадованный, - если это не составит для вас большого труда, вы бы мне здорово помогли.
В комнате, где свет еще не горел, было прохладно, как летним вечером в церкви, но щеки Гилберта пылали. Все ушли обедать, и мы остались одни. Ему было жарко, он выпил еще кружку пива и в этой прохладной комнате, казалось, источал тепло. Но большего добиться от него мне не удалось. Он принял мое предложение, ничего не предложив взамен.
Быть может, сыграть ему на руку, думал я, и самому назвать имя Маргарет? Немного унизительно, но какое это имеет значение? Он поймет слишком многое - вот в чем беда. Я не вправе так рисковать. Заказав еще пива, я спросил:
- Между прочим, вы встречаете Маргарет?
- Время от времени.
- Как она?
- А разве с ней что-нибудь случилось? - Глаза его сверкнули.
- Откуда мне знать? - бесстрастно отозвался я.
- Разве вы ждали от нее чего-то другого?
- Я совсем потерял с ней связь.
- А! - Он заговорил оживленно. - Разумеется, я не спускаю с них глаз, бываю у них примерно раз в два месяца. - Он умышленно растягивал свой рассказ. Сообщил, - я и сам это знал из газет, - что год назад у Маргарет умерла мать. И продолжал с веселым и дружелюбным видом:
- Разумеется, я часто встречаю Элен с мужем. Вы с ним, кажется, знакомы? Очень приличный человек...
- Да, мы знакомы, - сказал я. - Когда вы видели Маргарет в последний раз?
- Пожалуй, не так давно.
- Как она?
- Не очень переменилась, по-моему.
- А как ребенок, здоров?
- Наверное.
- Она счастлива? - не выдержал я.
- А почему бы ей не быть счастливой? - приветливо спросил Гилберт. Мне кажется, живет она не хуже большинства из нас. Но разве можно сказать наверняка? Для этого нужно знать человека больше, чем я Маргарет.
Он понимал, конечно, как дорого стоил мне мой вопрос. Он уже давно ждал чего-то подобного; с таким же успехом я мог бы откровенно признаться, что все еще люблю ее. Но он отказывался мне помочь. Губы его были растянуты в упрямой улыбке, а глаза в злобном веселье издевались надо мной.
35. ПРОСТОЙ ВОПРОС, ЗАДАННЫЙ НА ИМПЕРИАЛЕ АВТОБУСА
Чтобы выполнить данное Гилберту обещание, я договорился о свидании с Полем Лафкином. Когда я приехал в его контору, где он в прежние времена заставлял меня высиживать в приемной долгие часы и откуда я потом шел домой к Шейле, он встретил меня очень радушно. Так радушно, что я почувствовал себя несколько неловко, как бывает, когда видишь человека сдержанного, который ведет себя не соответственно характеру.
В приемной в ожидании сидели несколько его сотрудников, но я был приглашен в кабинет без очереди, и Лафкин, похлопав меня по плечу (он ненавидел рукопожатия), сам пододвинул мне кресло, предназначенное для почетных посетителей. Теперь, когда я, по его мнению, достиг успеха и обладал некоторым весом, хоть и меньшим в сравнении с ним, он оказывал мне должное внимание. Особенно любопытно было то, что он и в самом деле стал мне больше симпатизировать.
- Что ж, старина, садитесь и располагайтесь поудобнее, - сказал он.
Сам он сидел за своим столом; прошедшие годы сказались на нем меньше, чем на любом из нас; его красивое худощавое лицо было почти не тронуто морщинами, а фигура оставалась стройной, как у подростка.
- Верьте или нет, - продолжал он, - я как раз собирался пригласить вас на небольшой обед. Давайте условимся насчет дня, - добавил он, все еще выказывая радушие. - Мы ведь когда-то неплохо проводили время, правда?
Я согласился.
- Я собирался открыть вам один секрет. И раз уж вы порадовали меня своим визитом, - подобная вежливость была ему совсем не свойственна, - не буду откладывать, открою его вам сейчас.
- Я понял, что ему очень хочется удержать меня в своем кабинете. Ему нужно было высказаться.
- Дело в том, - начал он, - что эти люди задумали послать меня в Палату лордов.
Под "этими людьми" Лафкин подразумевал первое послевоенное лейбористское правительство, и поначалу даже странно было слышать, что именно оно намерено дать ему звание пэра Но хотя Лафкин был одним из наиболее влиятельных промышленников своего времени, он с присущей ему дальновидностью не терял дружбы и со сторонниками противоположного лагеря. Он никогда не был членом ортодоксальной партии консерваторов, сознательно поддерживал в некоторых вопросах оппозицию, и, начиная с 1944 года, эта его политика приносила свои плоды.
В сущности, его политические убеждения были коллективистскими убеждениями крупного предпринимателя, в основе которых несовместимо для всех, кроме него самого, лежал старомодный либерализм.
- Пойдете?
- Не вижу причин для отказа. Сказать по правде, мне это, пожалуй, даже нравится.
- Зато не понравится вашим коллегам.
Я сказал то, о чем он и сам, конечно, думал: такие же боссы, как он, будут считать его предателем, принявшим почести от врагов.
- Ну, об этом быстро забудут. Пока я им нужен, никто не осмелится выступить против. А вот когда я стану им не нужен, меня в ту же минуту вышвырнут вон, независимо от того, буду я пэром или нет. - Он издал неприятный, хриплый смешок. - Многие из них, во всяком случае, с радостью дали бы отрубить себе правую руку, лишь бы оказаться на моем месте. Основное преимущество этих опереточных почестей, от которых, я все же думаю, давно пора отказаться... - добавил он, действуя, как не раз случалось, на два фронта, - состоит не в радости для того, кто их получает, а в огорчении для тех, кто их лишен.
Он был счастлив, и я его поздравил. Я был доволен: способный в своем деле человек, он, по общему мнению, сумел многого добиться и чем-то нравился мне.
Я полюбопытствовал, какой титул он выберет.
- Да, это вопрос, - отозвался Лафкин.
- Вы еще не решили?
- Наверное, будет что-нибудь вроде барон Лафкин из такого-то поместья. Лорд Лафкин. Вот проклятая фамилия, но от нее никуда не денешься. Разумеется, верь я во всю эту чепуху, давно бы имел другую. Куда приятней носить приличную фамилию.
- Воспользуйтесь случаем, - поддразнил я его, но он отрезал:
- Нет. Слишком поздно. Богатому купцу незачем рядиться в маскарадный костюм. Придется смириться с лордом Лафкином.
Он улыбался застенчиво, почти стыдливо, как человек, застигнутый врасплох в разгар самых смелых мечтаний. На промокательной бумаге были написаны названия разных местностей: он родился в Бери Сент-Эдмундс; может быть, лорд Сент-Эдмундс? Терлоу, Белчемп, Лэвенхем, Кэвендиш, Клер - все это были названия деревень, в которых он бывал в детстве; со свойственной ему глубоко затаенной склонностью к романтизму ему хотелось бы взять себе одно из них. Он прочитал их мне.
- Красивые названия, - сказал он, как всегда неопределенно. Только этим он и дал понять, что это были его Тэнсонвиль, его Месеглиз, его Комбрей.
- Почему бы не взять одно из них? - Хоть раз мне хотелось доставить ему удовольствие.
- Об этом не может быть и речи, - коротко ответил он.
Я решил, что настроение у него подходящее для моего дела, и сказал, что у меня к нему просьба.
- Что такое?
- Мне хотелось поговорить с вами о Гилберте Куке.
- А мне нет. - В ту же секунду любезность Лафкина, его доброжелательный вид, готовность услужить другу - все исчезло. Он пылал гневом.
Словно не замечая этого, я пытался продолжать: Кук хорошо проявил себя на государственной службе, его высоко ценят Гектор Роуз и другие...
- По-моему, нам незачем терять время на подобные разговоры, - перебил меня Лафкин. - Вы просите меня взять Кука обратно?
- Я хотел бы, чтобы вы выслушали...
- Но просьба заключается в этом, так?
Я кивнул.
- Я отвечу вам коротко и ясно. Я бы не взял его и дворником.
Настаивать было бесполезно. Неумолимый, еле сдерживаясь от гнева, грубый, каким его нередко доводилось видеть прежде, от не позволил мне даже договорить.
