полных золотого покоя, наконец-то представшего в полной своей красе, словно в ответ на появление этой молодой леди. Именно в эти дни, как было замечено, миссис Рэнс и барышни Латч начали собираться восвояси, и, что интересно, с их отъездом пришло ощущение правильности происходящего. Как хорошо, что усадьба снята на такой долгий срок, и сколько радостей еще готовит им щедрая на урожаи осень! Урок был усвоен прочно, и миссис Ассингем очень верно подметила: без Шарлотты он мог быть усвоен не более, чем наполовину.
Уж конечно, этому не научили бы миссис Рэнс и барышни Латч, задержись они здесь надолго, что одно время казалось весьма вероятным. Таким образом, ненавязчивое вмешательство Шарлотты стало реальным фактором, действующим незримо, но оттого ничуть не менее активно, и мистер Вервер с удивлением чувствовал, как слова Фанни Ассингем (которыми она, впрочем, не ограничилась) отзываются в нем предощущением чего-то поистине непреодолимого. Он уже начинал понемногу понимать механизм действия этой высшей силы и с удовольствием воскрешал в памяти эффектное зрелище ее применения – разумеется, не питая ни малейшей враждебности к трем милым дамам, прогостившим у него весьма порядочное время. Изумительная Шарлотта! Она не шумела, не скандалила. Мистер Вервер сперва даже и не заметил, что рядом с ним нечто происходит – а происходило-то все под ее умелым руководством. «Они почуяли ее, и пламя их обратилось в дым», – обронила миссис Ассингем, заставив его глубоко задуматься уже тогда, во время их прощальной прогулки по террасе. После того долгого разговора с Мегги, когда было решено, что он сам отправит приглашение ее подруге, у мистера Вервера сформировалось какое-то странное пристрастие, как он сам бы выразился: ему нравилось слушать, как другие говорят при нем об этой девушке – так сказать, слушать, что может быть о ней сказано; как если бы у него на глазах некий выдающийся художник создавал ее портрет и можно было смотреть, как ложатся на холст все новые и новые мазки. Миссис Ассингем тоже добавила несколько чрезвычайно тонких штрихов, и теперь перед мистером Вервером возник образ, совершенно непохожий на девочку, что играла вместе с маленькой Мегги в те далекие дни, когда ему случалось отечески поучать обеих малышек, чтобы они не очень шумели и не ели слишком много варенья. Фанни призналась даже, что, глядя на стремительное победоносное шествие Шарлотты, невольно испытала легкую жалость к их давешним гостьям.
– В глубине души мне было их так жаль, что я старалась помалкивать о своих впечатлениях, пока они еще были здесь, чтобы никого не натолкнуть на разные мысли – ни Мегги, ни князя, ни вас, ни даже саму Шарлотту, – если только вы сами случайно не заметите. Вы, по-видимому, не заметили, и теперь, наверное, думаете, что я чудачка. Но это совсем не так, я следила очень внимательно. Было просто видно, как бедняжки постепенно начинают понимать, что они обречены. Так, наверное, могли смотреть друг на друга придворные Борджиа, когда кто-нибудь из них, отведав вина по приглашению главы рода, вдруг начинал чувствовать себя немного не в своей тарелке. Конечно, мое сравнение чуточку хромает, ведь я ни в коем случае не хочу сказать, что Шарлотта сознательно подсыпала яд им в бокалы. Она сама была им ядом в том смысле, что она для них несовместима с жизнью, – но она об этом совершенно не подозревает.
– Ах, она об этом не подозревает? – переспросил мистер Вервер с живым интересом.
– По крайней мере, я думаю, что не подозревает. – Миссис Ассингем была вынуждена признать, что не расспрашивала об этом Шарлотту. – Не стану скрывать – я не могу сказать с уверенностью, что известно Шарлотте о тех или иных предметах. Конечно, она, как и большинство людей, не любит причинять боль другим, даже если это женщины; она предпочитает, чтобы им с нею было легко и приятно. Она, как и все приятные люди, любит, чтобы ее любили.
– Ах вот как, она любит, чтобы ее любили? – повторил мистер Вервер.
– Но в то же время ей наверняка хотелось помочь нам – чтобы нам стало легко и приятно. То есть, чтобы вам… и чтобы Мегги перестала беспокоиться из-за вас. Вот в этом смысле можно сказать, что у нее был план. Но насколько эффективно все сработает – это она поняла только потом, уже после; я просто уверена, что не до.
И снова мистер Вервер не счел возможным оставить ее слова без всякой реакции.
– А, так она хотела помочь нам? Помочь мне?
– Ну как же, – отозвалась миссис Ассингем после минутной запинки, – разве вас это удивляет?
Он задумался не больше, чем на мгновение.
– О нет, нисколько!
– Шарлотта ведь такая умница. Она, конечно, как приехала, сразу поняла, что к чему. Ей не требовалось, чтобы мы все по очереди прокрадывались ночью к ней в комнату или уводили ее в поля, поведать свою трепетную повесть. Я думаю, она даже немного раздражалась.
– На этих бедняжек? – уточнил мистер Вервер, не дождавшись продолжения.
– Да нет, на то, что вы сами не можете так, как она… Особенно вы. Я, например, ни на минуту не сомневаюсь, что она считает вас слишком мягкосердечным.
– О, она считает меня слишком мягкосердечным?
– Со стороны вполне может показаться, что ее специально вызвали, чтобы справиться с ситуацией. В конце концов, ей всего только и понадобилось быть милой с вами.
– Э-э… Со мной? – сказал Адам Вервер.
Позднее он припоминал, что его приятельница откровенно рассмеялась над его ошарашенным тоном.
– С вами и со всеми остальными. Ей достаточно было просто быть собой, такой, какая она есть, во всем без исключения. Если она очаровательна, что она может с этим поделать? Вот только этим она и «действовала», как действует вино семейки Борджиа. Было просто-таки видно, как до них доходит, насколько очаровательной может быть женщина, непохожая на них – и настолько непохожая! Видно было, как они начинают понимать и переглядываться, и вдруг падают духом и решают убраться прочь. Ведь им волей-неволей пришлось уяснить, что она и есть настоящее.
– А, значит, она и есть настоящее? – Мистер Вервер не успел еще уяснить это столь же основательно, как барышни Латч и миссис Рэнс, и теперь могло показаться, что он делает некую уступку. – Понятно, понятно… – Теперь уж он это уяснил, но не без поползновения разобраться все-таки, что же это такое – «настоящее». – А что вы… э-э… конкретно под этим понимаете?
Миссис Ассингем лишь на миг затруднилась с ответом.
– Да как же – именно то, чем стремятся
