По дороге миновали несколько ресторанчиков. Стив проголодался, но не просил остановиться. Поездка организована Крейном, и у него, Стива, нет никакого желания вмешиваться и сбивать ритуал, намеченный как цель Крейном.
Громыхая, катили между лимонными и апельсиновыми рощицами, где воздух, казалось, отяжелел от тягучего аромата фруктов, смешанного с запахом соленого ветра, задувающего с моря.
Проезжали мимо пятнистых теней выстроившихся с двух сторон эвкалиптов, высаженных здесь испанскими монахами еще в прошлом столетии, чтобы облегчить себе долгие путешествия от одной миссии к другой под палящим летним калифорнийским солнцем. В дребезжащем автомобиле, жмурясь, когда вырывались на самый солнцепек, Стив думал о том, какой же была в те времена вот эта дорога: священник в черной рясе, погоняя ленивого, сонного мула, трусит на звон далеких колоколов испанской церкви, приветствуя попадающихся ему навстречу седоков и пешеходов. Сегодня никаких колоколов не слышится. Калифорния с тех пор, печально размышлял Стив, нюхая едкий дым от дизеля идущего впереди грузовика, не изменилась в лучшую сторону.
Крейн, сделав резкий поворот, затормозил и остановился. Только тогда Стив понял почему. У поворота шоссе -- большое дерево, вся кора на уровне чуть повыше дороги с одной стороны начисто содрана. В стволе зияет беловатая, вся в осколках свежая рана.
-- Это произошло здесь,-- хрипло прошептал Крейн, выключил мотор и вылез из машины.
Стив -- за ним следом. Крейн, подойдя поближе к стволу дерева, уставился на него близорукими глазами через толстые очки; потом стал поглаживать ствол, словно края разверзшейся раны.
-- Эвкалипт...-- заговорил он.-- По-гречески означает "хорошо покрытый"; его цветок, распускаясь, образует что-то вроде капюшона. Самое гениальное растение северной части эвбейского острова Миртос. Будь я настоящим братом -- приехал бы сюда, вот на это место, в воскресенье утром и спилил бы это дерево. Тогда мой брат остался бы жив.-- И небрежно провел рукой по разорванному, расщепленному стволу.
Вспомнилось вдруг, как сегодня утром этой же рукой касался он черной доски в аудитории, смахивал соринки от мела с окончаний написанных слов--машинально, бесстрастно, без всяких эмоций; задержался на глянцевой поверхности доски над меловой закорючкой в последней букве слова "Адонаису"; сейчас у него под ладонью вязкое, высыхающее дерево.
-- Думаешь, наверно,-- продолжал Крейн,-- если б у тебя был любимый брат, то хватило бы здравого смысла прийти сюда и срубить его, так? Читал я где-то египтяне использовали сок эвкалиптовых листьев для бальзамирования.-Провел еще раз рукой по разодранной коре.-- Ну, я его так и не срубил. Ладно, пошли.-- И быстрыми шагами направился к автомобилю даже не оглянувшись на дерево. Забрался снова в автомобиль и сидел за рулем ссутулившись, глядя через толстые линзы очков на отрезок дороги впереди и ожидая, когда Стив займет место рядом с ним.
-- Какой все же кошмар для моей матери с отцом...-- промолвил Крейн,-когда Стив захлопнул за собой дверцу.
Мимо прополз натужно гудя, поднимая облако пыли, прополз большой грузовик, доверху наполненный апельсинами,-- донеслось благоухание чудесных фруктов, украшающих сотни свадебных столов.-- Знаешь, мы все живем вместе. У моих родителей только двое детей,-- мой брат и я,-- и вот теперь, когда они смотрят на меня не могут скрыть своих чувств: если судьбе угодно забрать одного из сыновей,-- почему того, а не этого? Так думают они. Это заметно по глазам, и они знали, что глаза их выдают. Знал и я, был с ними абсолютно согласен. Конечно они, чувствуют свою вину, но я ничем не могу им помочь. Крейн после целой серии неловких, нервных, неуверенных движений завел наконец мотор, словно новичок, который только учится водить автомобиль, и развернулся. Поехали к Лос-Анжелесу, на юг. Стив, оглянувшись, в последний раз посмотрел на раненый эвкалипт, а Крейн упорно, внимательно глядел вперед, на дорогу.
-- Знаешь, что-то я проголодался,-- заявил он через некоторое время.-А ты? Знаю тут одно местечко, где можно отведать деликатес -- морское ухо. Всего десять миль.
В развалюхе, стойко выносившей на себе пагубное воздействие любой погоды, с окнами, открытыми на океан они поглощали этот деликатес -- морское ухо,-- запивая его пивом. Автоматический проигрыватель крутил "Даунтаун" -слушали эту пластинку уже третий раз. Крейн все бросал десятицентовки в щель аппарата, ставил все время одну и ту же пластинку.
-- Просто с ума схожу по этой мелодии! -- признался он.-- Представляешь -- субботний вечер в Америке... пиво Будвейзер... Чудесная вакханалия!
-- У вас все в порядке? -- поинтересовалась подойдя к их столику маленькая, толстая официантка, крашеная блондинка лет тридцати, мило улыбаясь им сверху вниз.
-- Все просто великолепно! -- успокоил ее Крейн, ясным, звенящим голосом.
Официантка хихикнула.
-- Как приятно слышать от вас такое!
Крейн внимательно ее изучал.
-- Скажите, вам заранее известно, когда начнется шторм?
-- Что такое? -- не совсем поняла она его и недовольно нахмурилась.
-- Ну, я имею в виду -- когда начинается шторм,-- повторил Крейн.-- Зло задувает ветер, океан волнуется, тяжело вздыхает; молодые матросы гибнут в бездонной пучине...
-- Боже! -- удивилась официантка.-- А я-то думала, вы только пиво пьете!
-- Советую вам завести якоря,-- невозмутимо продолжал Крейн.-- У вас очень опасное место. Стоит как следует подуть ветру и приливу посильнее выплеснуться на берег, как вы все, вместе с этой развалюхой, окажетесь на плаву и поплывете себе в открытое море, мимо скал, до самой Японии.
-- Я обязательно скажу боссу,-- широко улыбнулась официантка,-- что вы советуете ему завести якоря.
-- Не забывайте, дорогая леди,-- вы пребываете в большой опасности,-- с самым серьезным видом стращал ее Крейн.-- Вы конечно, думаете, что это не так,-- никто никогда не говорит искренне. Никто никогда не говорит вам и сотой доли истины -- истины перед Богом.-- И через стол, из кучки монет возле локтя, подвинул официантке десятицентовик.
-- Не будете ли вы столь любезны, не опустите ли эту монетку в щель автомата? -- Крейн делая вид, что это формальная просьба посетителя.
-- Что вам хочется послушать?
-- "Даунтаун".
-- Опять? -- Официантка скорчила кислую гримасу.-- Да она у меня уже в ушах звенит!
-- Это все потому, что вы сердитесь.
Официантка, взяв со стола десятицентовик, опустила его в автомат -снова заиграла пластинка "Даунтаун".
-- Она надолго меня запомнит! -- Крейн поглощал жареную картошку, политую кетчупом.-- Как только задует ветер или начнет вздыматься океан. Нельзя прожить всю жизнь -- и чтобы о тебе так никто и не вспомнил.
-- А ты любопытный гусь! -- Стив, улыбнулся, смягчая вложенную в эти слова иронию,-- вот не думал, что выпалит такое.
-- Да ничуть я не любопытный! -- не согласился Крейн, вытирая кетчуп с подбородка.-- Обычно я так себя не веду. Впервые в жизни, кажется, флиртую с официанткой.
-- Ты считаешь это флиртом? -- засмеялся Стив.
-- А разве нет? -- огорчился Крейн.-- Но что же это такое, черт побери, если не флирт? -- И бросил на Стива оценивающий взгляд.-- Можно мне задать тебе один вопрос? Ты закадрил эту девчонку, с которой я часто вижу тебя в городе?
-- Минутку.-- Стив отодвинул в сторону тарелку.
-- Мне не нравится, как она ходит,-- осторожно произнес Крейн.-- Как... кокетка. Нет, предпочитаю шлюх.
-- Лучше оставим этот разговор,-- предложил Стив.
-- Ради Христа! Я-то думал, ты хочешь стать моим другом. Сегодня утром ты продемонстрировал мне дружеский, прочувствованный до конца жест. В этой калифорнийской пустыне -- Гоби Лос-Анджелеса, Камарге культуры,-- протянул мне руку, предложил сосуд с водой.
-- Я в самом деле хочу стать твоим другом, само собой. Но все же есть определенные границы...
-- У слова "друг" нет никаких границ! -- хрипло возразил Крейн и полил пивом жареную картошку, уже политую кетчупом.-- Знаешь, я изобрел нечто возбуждающе -- для вкуса. Позволь, я кое-что расскажу тебе, Денникот. Дружба -- это безграничное общение. Спроси у меня что-нибудь -- и я отвечу. Чем основательнее дело, тем полнее ответ. Ну, а какое у тебя представление о дружбе? Правда только о пустяках, тривиальных вещах, а об остальном молчок? Лишь лицемерие, и все? Боже, тебе бы воспринять хоть малость от моего брата. Хочешь знать, почему я называю имя Китса и сразу за ним, не переводя дыхания, имя брата? -- В голосе его звучал явный вызов, он еще больше ссутулился над столом.-- Потому что он обладал чувством внутренней чистоты.
Крейн задумчиво скосил глаза на Стива.
-- У тебя это тоже есть. Потому я и сказал себе, что ты единственный из всего нашего курса, кто задал мне вопрос -- зачем я это сделал.-- Он помолчал.-- Да, у тебя тоже. Душевный подъем. Я могу судить -- слышал, как ты смеешься, видел, как спускаешься с крыльца библиотеки, поддерживая под локоток свою девушку.
