Он поднял с пола письмо. – Тут написано, что вы не придете?
– Да. – Она прислонилась к стене.
– Но почему? – спросил едва слышно. Тревога вдруг отпустила его. – Снимите плащ.
Она сняла плащ и повесила на крючок. Она по-прежнему стояла у стены. Он приблизился и подхватил ее на руки. Она была совсем легонькая. Он понес ее в гостиную, затворил дверь ногой и осторожно положил на диван. Потом задернул занавески и зажег одну из ламп.
– Можно прочесть письмо? – спросил он.
– Да. – Она не глядела на него.
Мор открыл конверт и прочел:
«Простите. Мне не надо было приглашать вас на обед и отвечать положительно на ваше предложение. Больше ничего не надо говорить. Сожалею о своем легкомыслии».
Он сунул письмо в конверт. Задумчиво вытащил из кармана сигареты, предложил одну ей, другую взял себе. Неизвестно почему, но сейчас он чувствовал себя удивительно свободно. Да, кашу он заварил ужаснейшую. Да, ошибся и потянул за собой другого человека. Да, предстоит искать выход. Но сейчас, в эту минуту, вокруг возник оазис покоя. Он догнал ее, привел назад, она лежит перед ним, не торопится уходить, да он и не отпустил бы ее. Глубоко внутри он ощутил такую же радость, какую испытал в тот первый день, когда погладил живое теплое дерево станционной калитки. Он любил ее.
Он повернулся и взглянул на Рейн. Она глядела на него. Он знал, что сейчас на его лице отражается торжество. И не хотел прятать от нее это торжество. Она покачала головой:
– Мор, это ошибка.
– Ты хотела прийти?
– Конечно, я хотела прийти. Очень, очень хотела прийти. Но не надо было приходить. Если бы я не хотела, если бы я раньше поняла, чем все обернется, я бы не рискнула принести письмо… я бы попросту не пришла. Но меня мучила мысль, что ты ждешь и ждешь.
– Так ты хотела прийти! – Он не мог в это поверить. – Белого или лучше бренди, что будешь пить? – В эту минуту ему хотелось только одного – чуть-чуть беспечности.
– Бренди. – Она села и рукой нервно взъерошила свои черные волосы. Дождь теперь лил вовсю. Капли все громче, все тревожней стучали по крыше. Блеснула молния, и следом оглушительно прогремел гром. Они не пошевельнулись, лишь глядели друг на друга.
– Я, пожалуй, тоже выпью бренди, – сказал Мор. – Это все как-то так неожиданно. – В комнате становилось все холоднее. Дождь барабанил все громче. Мор включил электрокамин.
Подошел к дивану и встал на колени.
– Милая, дорогая. – Он смотрел на нее так изумленно, словно не верил, что это действительно она. – До сих пор не могу поверить, что тебе захотелось прийти. Удивительно. Ты захотела видеть меня. – Он коснулся ее волос.
Рейн забрала бокал из его руки и поставила на пол. Обняла за шею и начала притягивать к себе, пока его голова не легла к ней на грудь. Она прижимала его, гладила по волосам. Мор лежал неподвижно. Глубокий покой и радость были с ним. Он мог бы сейчас умереть. Долгое время они лежали так. То и дело прокатывался гром, дождь не ослабевал.
Наконец Мор поднял голову и начал целовать ее. Она возвращала ему поцелуи с той же страстью, обвивая его шею, притягивая его голову к себе. Насытившись поцелуями, они легли рядом, лицом друг к другу.
– Когда ты это почувствовал? – спросила Рейн. Мор задумался.
– Мне кажется, с самого начала, как только ты взяла меня за руку, там, на ступеньках сада. Помнишь? В тот первый вечер, когда мы встретились. Меня невероятно тронуло, что ты взяла меня за руку. Но я не осознавал своего чувства вплоть до того дня, когда отыскал тебя в лесу. О, Рейн. Как же я тебя искал в тот день!
Она погладила его лицо, в ее глазах сияла нежность.
– В тот день случилось чудо. Ты пришел и освободил меня от заклятья.
– А когда ты впервые… – он не мог найти слова, – …обратила на меня внимание?
– Мор, дорогой – засмеялась Рейн. – Наверное, это произошло, когда я рисовала тебя в доме Демойта, вот тогда, наверное, мне пришло в голову, что, возможно, я… влюбилась в тебя.
Потрясенный этими словами, Мор неотрывно глядел на нее.
– Непостижимо!
– Вот почему я тогда так рано ушла спать. – Рейн снова рассмеялась, но в ее глубоком счастливом смехе слышался отзвук слез. – И вот почему я не показала тебе набросок. Подумала, ты лишь взглянешь и тут же догадаешься, что я влюбилась.
– Подаришь мне этот рисунок?
– Мне хочется его сохранить для себя, но я тебе покажу.
– Рейн, это такая мука была, эти последние несколько дней. Мне до смерти хотелось тебя видеть.
«И только потому не умер, что все же надеялся увидеть», – мысленно досказал он.
– Я знаю… я тоже… думала только о тебе. Понимала, что не должна идти на стадион. И сдерживала себя все утро и весь день. Но потом не выдержала. Я не могла не пойти.
«Это судьба, – думал Мор, – это какая-то высшая воля. Мы оба сопротивлялись, но оказались побеждены. – И тут же возразил самому себе: – Нет, это наша воля. И сознание этого должно придавать нам бодрость и силы». И он торжествующе обнял ее.
– Мор, – прошептала она ему на ухо. – Мор, мы не должны этого делать, мы ведем себя как сумасшедшие.
Мор слушал, и ее слова проникали в его мозг, становясь его собственными мыслями. Это были болезненные мысли. Он продолжал прижимать ее к себе. Такую боль невозможно вынести. А если нельзя вынести, значит, надо искать способ избавиться от этой боли.
– У нас нет будущего, – прошептала Рейн.
Он почувствовал ее слезы на своих щеках. «Она храбрая девочка, – подумал он. – Сказала это так легко. Но для меня время еще не пришло». Он держал ее в объятиях и в то же время напряженно думал.
– Мор, пожалуйста, не молчи.
– Дорогая моя, – сказал он и снова присел на корточки. Недопитый бокал бренди стоял рядом. Он отпил немного. Рейн тоже чуть отхлебнула. «Мы плывем вместе, как рыбы, – подумал он. – Нас окружает мир, где одиночество неизбежно. Но, по крайней мере, сейчас мы вместе». Бренди придало ему храбрости. Невозможно, немыслимо отпустить ее. Но что же делать?
– Я не знаю, что делать, но мне хочется и дальше видеть тебя. – Произнеся это вслух, он как будто сбросил с себя часть тяжелой поклажи.
Рейн молчала.
– Я знаю, – наконец произнесла она, – мне надо сказать «нет», но я не могу. Если тебе хочется видеть меня, значит, так тому и быть. Но
