- Мама!
- ...Считают, что, когда вышли на пенсию, могут сидеть развалясь и не делать ничего по дому. Так, посмотри вот это, Мэри.
- Мне больше нравится коралловый, - обиженно откликнулась Мэри.
- Да, точно, - проговорила я сквозь аквамариновую завесу. - Ты жертвуешь работой, а потом тебе приходится мотаться по магазинам, - что поделаешь, они-то не желают!
- Ну не знаю! У вас у всех какая-то глупая идея - заполучить в дом Индиану Джонса, который будет загружать посуду в мойку. Их надо приучать! Когда я только вышла замуж, папа каждый вечер ходил в "Бридж-клаб" - каждый вечер! Да ещё курил!
"Бедный папа", - думала я, пока Мэри прикидывала в зеркале, к лицу ли мне бледно-розовое, а мама совала ей в руки нечто пурпурное.
- Мужчины не желают, чтобы их поучали! - заявила я. - Им надо, чтобы женщина была недоступна, и чтобы они могли её преследовать, и чтобы...
Мама глубоко вздохнула.
- Какой смысл, что мы с папой неделями водили тебя в воскресную школу, если ты сама не знаешь, что тебе во благо. Просто реши, что, по-твоему, для тебя правильно, возвращайся к Марку и...
- Не получится, Пэм. Она Зима.
- Она Весна, или я - ведро с грушами, говорю тебе! Так вот, возвращайся в дом Марка...
- Но это ужасно. Мы ведём себя друг с другом вежливо, формально, и я что-то вроде половой тряпки...
- Что ж, как раз сейчас мы это улаживаем, дорогая, - выбираем тебе цвета. Но вообще-то, совершенно неважно, вроде ты там чего-то, да, Мэри? Просто надо быть настоящей.
- Вот это правильно! - просияла Мэри - она была размером с огромный куст.
- "Настоящей"? - удивилась я.
- О, знаешь, дорогая, - как Вельветовый Кролик! Помнишь - твоя любимая книга, Юна тебе читала, когда у нас с папой была проблема с браком. Ну вот, посмотри!
- Знаешь, а ведь ты права, Пэм! - Мэри отступила в сторону с изумлённым видом. - Она Весна.
- Ну я же говорила!
- Говорила, Пэм, а я настаивала на Зиме. Тем более ты права!
* * *
9 сентября, вторник
2.00. В постели, одна, всё ещё в доме Марка Дарси. Мне кажется, теперь вся жизнь моя пройдёт в абсолютно белых комнатах. По дороге из "Дебенхемс" я потерялась. Получилось глупо; я сказала полицейскому, что меня с детства учили: если потеряешься, спроси у полицейского. Но он почему-то не оценил юмор. Когда наконец я вернулась, снова провалилась в сонный обморок; проснулась в полночь и обнаружила, что в доме темно, а дверь в спальню Марка Дарси закрыта.
Пойти вниз, приготовить чай и посмотреть на кухне телевизор? А если Марка нет, он с кем-то гуляет и приведёт её домой, а тут я - пью чай, как сумасшедшая тётка мистера Рочестера?
Всё вспоминаю мамины слова - надо быть настоящей - и книжку про Вельветового Кролика (хотя, по правде сказать, именно в этом доме у меня уже достаточно проблем с кроликами). Мама утверждает, что это была моя любимая книжка (сама я не помню): о том, что у маленьких детей есть одна игрушка, которую они любят больше всех других; пусть мех стирается и обвисает, ручки-ножки отрываются, - всё равно она самая красивая в мире и немыслимо с ней расстаться.
- Вот так же и когда люди истинно любят друг друга, - шептала мне мама в лифте в "Дебенхемс", будто раскрывая ужасающий, постыдный секрет. - Но дело всё в том, дорогая, что этого не происходит, если игрушка с острыми углами урони, и разобьётся - или сделана из этой глупой, недолговечной синтетики. Надо быть смелой и не скрывать от другого, кто ты есть и что ты чувствуешь.
Лифт остановился возле отдела с принадлежностями для ванн.
- Уфф! Ну что ж, это было забавно, правда?! - прощебетала мама, резко сменив тон: в лифт втиснулись три дамы, в ярких блузках, с девяносто двумя пакетами, и встали вокруг нас. - Видишь, я знала, что ты Весна.
Ей хорошо говорить. А расскажи я мужчине, что на самом деле чувствую, убежит за милю. Просто для примера - вот что я чувствую в данный конкретный момент:
1 ) Одиночество, усталость, страх, печаль, смущение и крайнюю сексуальную непригодность.
2) Ощущение собственного безобразия - волосы торчат разнообразными рожками и фигурками, а лицо опухло от усталости.
3) Растерянность и грусть, так как не имею понятия, нравлюсь ли я всё ещё Марку или нет, и боюсь спросить.
4) Огромную любовь к Марку.
5) Усталость от сна в одиночестве и попыток решать все проблемы самостоятельно.
6) Тревогу от ужасающей мысли, что у меня не было секса вот уже пятнадцать миллионов сто двадцать тысяч секунд.
Итак, если суммировать, что я есть на самом деле, получится одинокое, безобразное, грустное существо, мечтающее о сексе. Ммм, - привлекательно, интригующе. Ох, чёрт возьми, не знаю, что делать. Выпить, что ли, стакан вина. Пожалуй, спущусь вниз. Ну не вина, так чаю. Разве что есть открытая бутылка просто это поможет мне заснуть.
8.00. Поковыляла по лестнице на кухню. Свет включить не удалось - попробуй найди эти выключатели особого дизайна. Проходила мимо двери Марка со слабой надеждой - вот он проснётся; не проснулся. Снова стала спускаться на ощупь - и вдруг застыла на месте: передо мной выросла громадная человеческая тень, она приближалась ко мне. Поняла, что это мужчина - огромный мужчина, - и завизжала. Тут же сообразила - это Марк, неодетый, и тоже кричит, причём гораздо громче меня, в полном, безграничном ужасе... Так кричат в полусне, когда чудится - вы наткнулись на что-то самое кошмарное в своей жизни.
Прекрасно, так вот что получается, когда он видит меня с всклокоченными волосами, без макияжа...
- Это я, - сообщила я, - Бриджит.
На секунду мне показалось - сейчас Марк закричит ещё громче, но он опустился на ступеньку, не в состоянии унять дрожь.
- Ох!.. - Он пытался глубоко вздохнуть. - Ох, ох...
Марк сидел на лестнице с таким беззащитным, потерянным видом, что я не удержалась, села радом, обняла его и притянула к себе.
- О боже! - прошептал он, зарываясь лицом в мою пижаму. - Какой же я идиот...
Мне вдруг стало смешно, то есть ведь это действительно смешно - испугаться до смерти собственной бывшей подруги.
Марк тоже смеялся.
- Господи, не очень-то по-мужски пугаться по ночам. Подумал - это убийца.
Погладила его по голове, поцеловала в маленькую лысинку, где стёрлась шёрстка. А потом рассказала ему всё, что чувствовала, - что на самом деле чувствовала. И произошло чудо: когда я закончила, он признался, что чувствует абсолютно то же самое.
Взявшись за руки, как дети, мы спустились в кухню и с огромными трудностями разыскали за неприступными стальными стенками сок и молоко.
- Понимаешь, как получилось, - объяснял Марк, пока мы жались у духовки, грея руки о чашки, - когда ты не ответила на мою записку, я и подумал, значит, вот так, и не хотел, чтобы ты решила, будто я как-то навязываюсь. Я...
- Постой, постой! - перебила я. - Какую записку?
- Которую я передал тебе на поэтических чтениях, перед тем как уйти.
- Но это просто стихотворение Киплинга.
Невероятно! Оказывается, когда Марк опрокинул голубого дельфина, он писал не завещание, а записку для меня.
- Мама мне сказала, единственный выход - честно признаться в своих чувствах, - объяснил Марк.
Старейшины племени, ура! В записке говорилось, что он всё ещё меня любит, с Ребеккой не встречается и, если я чувствую то же самое, он ждёт моего звонка вечером; в противном случае он больше не будет меня беспокоить и останется моим другом.
- Так почему тогда ты ушёл от меня к ней? - спросила я.
- Я не уходил! Это ты от меня ушла! А я, чёрт возьми, даже не представлял себе, что, оказывается, встречаюсь с Ребеккой, пока не приехал на загородную вечеринку и не попал с ней в одну комнату.
- Но... ты когда-нибудь спал с ней?
Я испытала неимоверное облегчение - так Марк не настолько бессердечен, чтобы надеть мой подарок, трусы "Ньюкасл юнайтед", перед запланированным заранее сексом с Ребеккой.
- Ну, - он опустил глаза и усмехнулся, - в ту ночь.
- Что-о?! - взорвалась я.
- Ведь все мы люди. Я был гостем. Это... вопрос вежливости.
Сделала попытку побить его по голове.
- Как говорит Шеззер, эти желания обуревают мужчин постоянно. - Он увёртывался от ударов. - Она всё время приглашала меня - то на обеды, то на детские праздники с зоопарками, то куда-нибудь в отпуск...
- Ну да, а тебе она совсем не нравилась!
- Ну, она очень привлекательная девушка, странно, если бы... - Марк уже не смеялся; он взял меня за руки и привлёк к себе. - Каждый раз, - отчётливо прошептал он, - каждый раз я надеялся, что ты там будешь. И в ту ночь в Глостершире знал - ты всего в пятидесяти футах.
- В двухстах ярдах, в пристройке для слуг.
- В точности где тебе место - там я и намерен держать тебя до конца твоих дней.
По счастью, Марк всё ещё крепко меня обнимал и я больше не могла его побить. Потом сказал, что дом без меня слишком большой, и холодный, и пустой. Ему и правда гораздо больше нравилось у меня - так уютно. И он любит меня, точно не знает почему, но без меня ему ничто не доставляет радости. А потом... боже, каменный пол такой холодный...
