— Почему? — спрашивал Бодров.
— Вы что, первый день в легкой промышленности? Да ярмарка же — формальность, в министерстве все расписано заранее. Мы могли сюда и не выезжать. Еще с начала года было известно: что, кому и сколько мы должны поставить. Да и не разрешат вам шить из нашей плащевки.
— Почему? — спросил Бодров.
— А потому, что вас за идиотов будут держать. Чтобы из такого материала, да одежду шить! С ума сошли? На спецовки, на упаковку, на обшивку — дело другое. Да и шить из нее трудно, не каждая машина возьмет. Хотя у нас в городе шьют, особенно молодежь, джинсы. Из такого материала их в угол можно ставить, стоят как железные. Говорят, сейчас это модно. Рад бы помочь, но не получится, все расписано по договорам.
— Я понимаю, — сказал Бодров. — Договоры надо выполняв. Но ведь можно, наверное, найти резервы. Ведь что-то вы нам можете продать?
Представитель достал блокнот и записал несколько цифр, пояснил:
— Это за счет увеличения мощностей.
— А за счет соревнования? — спросил Бодров. — Ведь наверняка выпустите сверх запланированного.
Представитель полистал свои записи и написал еще одну цифру.
— Это по данным прошлого года.
Бодров углубился в расчеты, достав из кармана пиджака миниатюрную счетную машинку.
— А опытную партию можете нам дать через месяц? — спросил Бодров. — Совсем немного. — Он показал расчеты представителю комбината.
— Надо связаться с комбинатом.
— Давайте свяжемся.
— Давайте, — без энтузиазма сказал представитель.
— Тогда пошли, — сказал Бодров.
— Куда? — спросил представитель.
— На узел связи.
— Прямо сейчас, что ли?
— Прямо сейчас. — И Бодров, взяв под руку представителя, потянул его к выходу.
Мария Петровна — заместитель начальника главка в министерстве, женщина средних лет в темно-синем платье с белым воротником, напоминающая располневшую школьницу, просматривала бумаги, принесенные Бодровым.
— За габардин хвалю, — сказала она, Габардин опять входит в моду, в накладе не останетесь. Фланель тоже хорошо. — И вдруг насторожилась; А что у вас с джинсовой?
— От того, что заказали дополнительно, мы отказываемся. А от запланированного возьмем половину, И то, если договоримся о ленинградским фурнитурным объединением, — пояснил Бодров.
— Как понимать ваш отказ? спросила Мария Петровна.
— Эта ткань у нас не пользуется опросом.
— Везде, значит, пользуется, а у нас не пользуется?
— Вот и хорошо, — заметил Бодров. — Пусть берут те, у кого пользуется. Кстати, и эту половину мы хотели бы получить с московского комбината, а не с веригинского,
— А кому давать с веригинского?
— Никому, — ответил Бодров. — Она слишком плохого качества. Ее надо немедленно снимать с производства.
— Комбинат закрыть, а рабочих уволить, верно?
— Нет, ответил Бодров. — Рабочих оставить, уволить руководство. Это руководство уже пять лет не может вывести комбинат из прорыва.
— Сергей Васильевич, — иронически улыбнулась Мария Петровна. — Если так подходить, то многих в отрасли можно поувольнять.
— Так за чем же дело? — спросил Бодров. — Начинайте, а мы вас поддержим.
Марии Петровне позвонили по телефону. Она выслушала, посмотрела на часы и сказала:
— Буду через пить минут… Так вот, — повернулась она к Бодрову. — Все понимаю. Но ничем помочь не могу. План закупки дало республиканское министерств. С ним и решайте.
Бодров был в другом кабинете. И перед ним сидела другая женщина, очень напоминающая первую своим перманентом и синим платьем с белым воротничком. Назовем ее Верой Петровной.
— Мы не будем покупать эту ткань, — стоял на своем Бодров.
— Но вы войдите в их положение, — терпеливо объясняла Вера Петровна.
— Дело это новое, — сказал Бодров. — Эту ткань начали выпускать еще в прошлом веке. И вообще я не понимаю, зачем вы оправдываете выпуск плохой ткани, больше того, — заставляете покупать эту плохую ткань, шить из нее плохие костюмы и продавать их советским людям. Все постановления правительства говорят, что этого делать нельзя. Значит, это ваша личная инициатива.
— Вы что, Бодров, того? — Вера Петровна крутанула пальцем у виска, — Какая моя личная инициатива? Нет, вы явно не того. Знаете, у меня есть знакомый психиатр, могу устроить сеанс психотерапии.
— С удовольствием, — сказал Бодров. — Только пусть это будет сеансом групповой психотерапии — вместе с работниками министерства. Извините, Вера Петровна, но я не понимаю: мы хотим шить хорошую, модную одежду, а вы нам не даете. Почему?
— Все хотят хорошего. Вы — хорошую ткань, текстильщики — хороший хлопок и хорошие красители. Где только добыть это хорошее?
— Очень просто, — ответил Бодров. — Не надо брать плохого. Текстильщики не берут плохой хлопок и плохие красители, мы не берем плохую ткань, торговля — плохую одежду. А вы планируете выпуск хорошей ткани из хорошего хлопка с хорошими красителями, И мы шьем хорошую, модную одежду.
— Ладно, — устало сказала Вера Петровна. — Я не буду возражать, если это санкционирует Зинаида Петровна.
Теперь Бодров был в кабинете Зинаиды Петровны, полной женщины с перманентом, в темно-синем платье с белым воротничком. От двух предыдущих начальниц ее отличал не шелковый, а кружевной воротничок.
— И что же вы собираетесь шить из этой так называемой ткани? — спрашивала Зинаида Петровна.
— Одежду для молодежи. Костюмы, брюки, жакеты, юбки, сарафаны, платья.
— Ну если вы сумасшедший, то я пока в здравом уме. Нет, нет и нет. Мы не позволим пускать на ветер государственные деньги. Вы думаете, кто-нибудь согласится покупать эту брезентуху?
— А почему не согласится? Натуральный хлопок, чрезвычайно прочный…
— Зинаида Петровна, подпишите. — В кабинет вошла миловидная девушка лет семнадцати, из тех выпускниц, которые, провалившись в институт, зарабатывают рабочий стаж должностью курьера или лаборанта.
— Здравствуйте, — улыбнулся ей Бодров и представился: — Меня зовут Сергеем Васильевичем.
— А меня Таней, — несколько удивленно промолвила девушка,
— Таня, — сказал Бодров. — У нас с Зинаидой Петровной принципиальный спор. Помогите разрешить его. Сколько стоят ваши джинсы?
— Смотря где, — сказала Таня. — Вообще — рублей сто пятьдесят.
— И вы купили за сто пятьдесят?
— Ну что вы! — засмеялась Таня. — Таких денег я еще не зарабатываю, Папа привез из Америки, он там в командировке был,
— А кем работает ваш папа? — спросил Бодров.
— Начальником главка. Зинаида Петровна его знает. А что?
— Спасибо, Таня, — сказала Зинаида Петровна. — Я подпишу чуть позже. Идите… Ну и что? — спросила она Бодрова, когда Таня вышла.
Бодров достал образец ткани.
— Вы думаете, это очень отличается от материала на Таниных джинсах? Окраской только, Видите ли, Зинаида Петровна, Танин отец имеет возможность ездить в командировку в Америку, а у миллионов мальчишек и девчонок отцы в такие командировки не ездят. Да и не надо ездить за штанами так далеко. Их можно шить у нас, и будут они не дороже пятнадцати рублей за пару. Однако ведь не шьем. Вы никогда не задумывались: кто в этом виноват?
— Кто? — спросила Зинаида Петровна.
— Мы с вами.
— Вот что, Бодров, — зло проговорила Зинаида Петровна. — Вы на меня ярлыков не навешивайте. Я лично ни в чем не виновата, Я работаю честно…
Вечером по главной улице города шли Бодров, директор Дома моделей Анна Петровна и Викторов.
В этот час город был заполнен молодежью. Девушки в ярких блузках, брюках, длинных юбках, парни в цветных рубашках, джинсах. А рядом шло среднее поколение в привычных костюмах и привычных платьях.
У кафе и ресторанов тянулись очереди.
— Сколько себя помню, — сказал Викторов, — всегда были очереди. Всегда, везде, во всем.
— Не преувеличивай, — сказала Анна Павловна. — Ты, например, уже никогда не видел очередей за хлебом, а я в них простояла не один год. И наверняка ты не помнишь, какие очереди выстраивались за телевизорами.
— Действительно, не помню, — признался Викторов.
— А сколько выстаивали за одеждой! Сережа мечтая бы, чтобы за одеждой его фабрики толпилась очередь. Так ведь не толпятся. Приходи, покупай! А покупать не хотят. Даже среднего не хотят, только хорошее.
Они сели за столик на открытой веранде. Бодров принес бутылку вика и мороженое. Се был мрачен и молчалив.
— Сережа! — сказала Анна Павловна. — Ну улыбнись же, все не так уж плохо. Мы вас обеспечим прекрасными моделями, а вы по ним сошьете прекрасные одежды.
— Если меня в ближайшее время не выпрут с фабрики, — усмехнулся Бодров.
— Выпереть тебя нельзя, — заметил Викторов. — Тебя можно не избрать.
