Толстой А. К.
Илья Муромец
Под бронёй с простым набором,
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Дедушка Илья;
Едет бором, только слышно,
Как бряцает бронь,
Топчет папоротник пышный
Богатырский конь.
И ворчит Илья сердито:
«Ну, Владимир, что ж?
Посмотрю я, без Ильи-то
Как ты проживёшь?
Двор мне, княже, твой не диво,
Не пиров держусь,
Я мужик неприхотливый,
Был бы хлеба кус!
Но обнёс меня ты чарой
В очередь мою –
Так шагай же, мой чубарый,
Уноси Илью!
Без меня других довольно:
Сядут – полон стол;
Только лакомы уж больно,
Любят женский пол.
Все твои богатыри-то,
Значит, молодёжь –
Вот без старого Ильи-то
Как ты проживёшь!
Тем-то я их боле стою,
Что забыл уж баб,
А как тресну булавою,
Так ещё не слаб!
Правду молвить, для княжого
Не гожусь двора,
Погулять по свету снова
Без того пора.
Не терплю богатых сеней,
Мраморных тех плит;
От царьградских от курений
Голова болит;
Душно в Киеве, что в скрине, –
Только киснет кровь,
Государыне-пустыне
Поклонюся вновь!
Вновь изведаю я, старый,
Волюшку мою –
Ну же, ну, шагай, чубарый,
Уноси Илью!»
И старик лицом суровым
Просветлел опять,
По нутру ему здоровым
Воздухом дышать;
Снова веет воли дикой
На него простор,
И смолой и земляникой
Пахнет тёмный бор.
В степи, на равнине открытой,
Курган одинокий стоит;
Под ним богатырь знаменитый
В минувшие веки зарыт.
В честь витязя тризну свершали,
Дружина дралася три дня,
Жрецы ему разом заклали
Всех жён и любимца коня.
Когда же его схоронили
И шум на могиле затих,
Певцы ему славу сулили,
На гуслях гремя золотых.
«О витязь, делами твоими
Гордится великий народ!
Твое громоносное имя
Столетия все перейдёт!
И если курган твой высокий
Сровнялся бы с полем пустым,
То слава, разлившись далёко,
Была бы курганом твоим!»
И вот миновалися годы,
Столетия вслед протекли,
Народы сменили народы,
Лицо изменилось земли;
Курган же с высокой главою,
Где витязь могучий зарыт,
Ещё не сровнялся с землёю,
По-прежнему гордо стоит;
А витязя славное имя
До наших времён не дошло.
Кто был он? Венцами какими
Своё он украсил чело?
Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жёг города?
И смертью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
Безмолвен курган одинокий,
Наездник державный забыт,
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит.
Лишь мимо кургана мелькает
Сайгак, через поле скача,
Иль вдруг на него налетает,
Крилами треща, саранча;
Порой журавлиная стая,
Окончив подоблачный путь,
К кургану шумит подлетая,
Садится на нём отдохнуть;
Тушканчик порою проскачет
По нём при мерцании дня,
Иль всадник высоко маячит
На нём удалого коня;
А слёзы прольют разве тучи,
Над степью плывя в небесах,
Да ветер лишь свеет летучий
С кургана забытого прах.
Когда же на западе дальний,
Бледнея, скрывается день,
Сидит на кургане печально
Забытого витязя тень,
Сидит и вздыхает глубоко:
«Где слава, где слава моя?
Минувшие веки далёко,
Отторгнут от прошлого я!
О жизни своей вспомяну ли?
Всё было иначе тогда!
Певцы, вы меня обманули,
Венцов моих нет и следа!
И если бы знал я, как скоро,
Как скоро увянут они,
Далёко от брани и спора
Я прожил бы мирные дни!»
Так думает витязь, вздыхая,
На тёмном кургане сидит,
Доколе заря золотая
Пустынную степь озарит;
Тогда он обратно уходит,
В подземный уходит он дом,
А ветер по-прежнему бродит,
И грустно и пусто кругом.
Вставать, дети, вставать!.. пора. Мать уже в зале (нем.).
Ну, ну, лентяй! (нем.).
Ах, оставьте (нем.).
Скоро ли вы будете готовы? (нем.).
Милый (нем.).
Татарами в те времена называли горцев Северного Кавказа, которые подчинялись законам мусульманской веры (религии).
«Рольней» или «черпальной» на бумажных фабриках называется то строение, где в чанах вычерпывают бумагу. Оно находится у самой плотины, под колесом.
«Лисовщики» гладят, скоблят бумагу.
«Дворцом» называется у нас место, по которому вода бежит на колесо.
Сетка, которой бумагу черпают.
По-орловскому: змеи.
Так мужики называют у нас солнечное затмение.
В поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе.
Сугибель – крутой поворот в овраге.
Бучило – глубокая яма с весенней водой, оставшейся после половодья, которая не пересыхает даже летом.
Крестовый брат – Добрыня и Алёша обменялись нательными крестами и стали «крестовыми братьями».
Да ходит по гридне окоракою – ходит по комнате на четвереньках.
Колпак да земли греческой – головной убор странника по святым местам (здесь превращён в метательное оружие).
Пуд – старинная русская мера веса, чуть более 16 кг.
Былиц кликал. Былица – знахарка, гадающая по травам.
