Леди (открывает шкатулку и в испуге отшатывается). Послушай, сколько же герцог заплатил за эти камни?
Камердинер (мрачно). Они не стоили ему ни гроша!
Леди. Что? Ты с ума сошел! Ничего не стоили?.. Что же ты (отступая на шаг), что же ты смотришь таким взглядом, будто хочешь меня пронзить? Эти безумно дорогие камни ничего не стоят?
Камердинер. Вчера семь тысяч сынов нашей родины отправлены в Америку, вот они-то и платят за все.
Леди (резким движением отодвигает шкатулку и быстрым шагом приближается к камердинеру; после небольшого молчания). Послушай, что с тобой? Ты, кажется, плачешь?
Камердинер (утирает слезы; весь дрожа, душераздирающим голосом). Сами-то они дороже всех брильянтов на свете... Там было и двое моих сыновей.
Леди (содрогнувшись, отворачивается и схватывает его 8а руку). Но ведь не насильно же их?
Камердинер (с горьким смехом). Какое там насильно! Нет, все сплошь добровольцы! Правда, когда их выстроили во фронт, нашлись ребята посмелее, вышли из рядов и спросили у полковника, сколько герцог берет за пару таких, как они. Но всемилостивейший наш государь отдал приказ всем полкам выстроиться на плацу и расстрелять крикунов. Мы слышали залп, видели, как брызнул на мостовую мозг, а затем все войско крикнуло: "Ура! В Америку!"
Леди (в ужасе падает на софу). Боже мой! Боже мой! И я ничего об этом не слышала! Ничего не знала!
Камердинер. Да, ваша милость... Вольно же вам было уехать с государем на медвежью охоту как раз тогда, когда был подан сигнал к выступлению! Вам непременно надо было остаться ради этого величественного зрелища. А дело было так: заслышали мы грохот барабанов и сейчас догадались, что их отправляют, и сироты с воем кинулись за отцом, обезумевшая мать бежит и бросает на штыки грудного младенца, там жениха при помощи сабель разлучают с невестой, а мы, седовласые старцы, стояли тут же и под конец все, как один, побросали с отчаяния свои костыли вслед нашим ребятам, прямо в Новый Свет... А дабы всеведущий не услышал наших молений, все время неумолчно трещали барабаны...
Леди (глубоко взволнованная, встает). Прочь эти брильянты! Они бросают в мое сердце отблеск адского пламени. (Камердинеру, мягко.) Не горюй, бедный старик! Они вернутся. Они снова увидят свою родину.
Камердинер (горячо и проникновенно). Бог все знает!.. Они ее увидят!.. Уже у городских ворот они обернулись и крикнули: "Храни вас господь, жены и дети! Да здравствует наш государь-отец! Мы свидимся на Страшном суде!.."
Леди (быстро ходит по комнате). Возмутительно! Чудовищно!.. А меня еще убеждали, что я осушила все слезы отечества. Глаза у меня открылись, и я в ужасе, в ужасе смотрю... Ступай... скажи своему господину... Нет, я поблагодарю его лично!
Камердинер хочет идти; леди бросает ему в шляпу свой кошелек.
Это тебе за то, что ты рассказал мне правду.
Камердинер (с презрением бросает кошелек на стол). Присоедините и это к вашим богатствам. (Уходит.)
Леди (с изумлением смотрит ему вслед). Софи, догони его, спроси, как его зовут! Надо вернуть его сыновей!
Софи убегает. Леди в задумчивости ходит взад и вперед.
Молчание.
(Обращаясь к вернувшейся Софи.) Правда ли, я слышала, что сгорел целый пограничный город и около четырехсот семей пошли по миру? (Звонит.)
Софи. Как это вы вспомнили? В самом деле, так оно и было, и теперь большинство несчастных погорельцев пошли в кабалу к своим кредиторам или же мрут в герцогских серебряных рудниках.
Слуга (входит). Что прикажете, миледи?
Леди (отдает ему брильянты). Немедленно отнеси это в банк! Я приказываю сию же минуту обратить эти ценности в деньги и полученную сумму разделить между четырьмястами жителей, пострадавших от пожара.
Софи. Миледи! Что вы делаете? Ведь это может навлечь на вас самое суровую опалу.
Леди (гордо). Что же, я должна носить в волосах проклятие его страны? (Делает знак слуге, тот уходит.) Или ты хочешь, чтоб я пала под тяжестью слез, из которых сделан этот ужасный убор? Опомнись, Софи! Пусть лучше в волосах у меня будут фальшивые брильянты, а в душе - сознание, что я поступила по совести.
Софи. Но ведь какие же брильянты! У вас есть похуже, отдали бы те! Нет, право, миледи, это с вашей стороны непростительно.
Леди. Глупая девчонка! Зато настанет миг, когда на мою долю выпадет столько брильянтов и жемчужин, сколько их не наберется в диадемах у десяти королей, и они будут прекраснее...
Слуга (возвращается). Майор фон Вальтер.
Софи (бросается к леди). Ах, боже мой! Вы побледнели...
Леди. В первый раз, Софи... я испытываю страх перед мужчиной... Эдуард! Скажи, что мне нездоровится... Постой!.. Он в духе? Смеется? Что он говорит? Софи, ведь правда, я сегодня ужасно выгляжу?
Софи. Ничуть не бывало, леди...
Слуга. Прикажете отказать?
Леди (запинаясь). Нет, милости прошу.
Слуга уходит.
Софи! Что мне ему сказать? Как мне его встретить? У меня язык не повернется... Он будет смеяться над моей слабостью... Он... У меня дурное предчувствие... Ты уходишь, Софи?.. Останься!.. Нет, лучше уходи!.. Да останься же!
Через вестибюль проходит майор.
Софи. Успокойтесь, миледи! Вон он идет!
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Те же и Фердинанд фон Вальтер.
Фердинанд (с легким поклоном). Я вам не помешал, милостивая государыня?..
Леди (не в силах побороть волнение). Я ничем более важным не занята, господин майор.
Фердинанд. Я явился по приказанию моего отца...
Лед и. Я ему очень признательна.
Фердинанд. ...чтобы поставить вас в известность, что я на вас женюсь. Такова воля моего отца.
Леди (бледнеет и дрожит). Но не вашего сердца?
Фердинанд. Министры и сводники не имеют обыкновения об этом спрашивать.
Леди (запинаясь от волнения). А вы сами ничего не хотите к этому прибавить?
Фердинанд (показывая глазами на Софи). Очень много, миледи!
Леди (делает знак Софи, та удаляется). Не угодно ли вам присесть на софу?
Фердинанд. Я буду краток, миледи.
Леди. Итак?
Фердинанд. Я человек чести...
Леди. Я умею это ценить.
Фердинанд. Дворянин...
Леди. Первый в герцогстве.
Фердинанд. И офицер...
Леди (заискивающе). Это все такие преимущества, которые есть и у других. Почему же вы умалчиваете о более важных, которыми обладаете только вы?
Фердинанд (холодно). Здесь они мне не нужны.
Леди (с возрастающим беспокойством). Как я должна понять это" предисловие?
Фердинанд (медленно, отчеканивая каждое слово). Как мятеж чести - в том случае, если вам будет угодно женить меня на себе.
Леди (вспыхнув). Что это значит, господин майор?
Фердинанд (спокойно). Это голос моего сердца, моего герба и вот этой шпаги.
Леди. Эту шпагу вам дал герцог.
Фердинанд. Мне ее дало государство через посредство герцога, сердце у меня от бога, моему гербу лет около пятисот.
Леди. Имя герцога...
Фердинанд (запальчиво). Но разве герцог властен нарушать человеческие законы и, как монеты, чеканить поступки? Над честью даже и он не способен возвыситься, он может только заткнуть ей рот золотом. Он может прикрыть свой позор горностаевой мантией. Прошу вас, миледи, об этом больше ни слова... Сейчас речь идет не об отвергнутых замыслах и не о предках, не об этом темляке, не о мнении света. Я готов через все это переступить, но только докажите мне, что награда не будет еще тяжелев жертвы.
Леди (расстроенная, отходит от него). Я этого не заслужила, господин майор.
Фердинанд (берет ее за руку). Простите! Мы с вами говорим без свидетелей. То обстоятельство, которое нас свело сегодня, - и никогда уже больше не сведет, - дает мне право, более того: принуждает меня не скрывать от вас моих тайных чувств. Я, миледи, отказываюсь вас понимать: вы красивы, умны, вас мог бы полюбить кто угодно, и вы решились отдаться герцогу, который видит в вас только женщину. И вам не стыдно самой предлагать себя в жены?
Леди (смотрит на него широко раскрытыми глазами), Говорите все!
Фердинанд. Вы называете себя британкой. Простите, я не могу поверить, что вы британка. Свободная дочь самого свободного народа во всем подлунном мире, народа, который до того горд, что не курит фимиама даже добродетели чужестранцев, ни за что не станет ублажать их порок... Нет, вы, наверное, не британка... Или уж сердце у этой британки настолько же мелко, насколько благородна и отважна та кровь, что течет в жилах истинных дочерей Британии.
Леди. Вы кончили?
Фердинанд. Мне могут возразить, что это - женское тщеславие, страсть, темперамент, жажда наслаждений... Мы знаем примеры, когда добродетель оказывалась сильнее чести, мы знаем случаи, когда те, что выступали на этой позорной арене, в конце концов благородными поступками вновь возвышали себя во мнении общества и облагораживали свое презренное ремесло тем, что ставили перед собой прекрасную цель. Но откуда же этот невыносимый гнет у нас в стране, какого никогда не было прежде?.. У вас была одна цель; владеть герцогством. Я кончил.
