Окуни стали брать без всяких проволочек: сначала клюнуло у Евгении, затем у Кирилла, а потом, только забрось удочку - сразу поклевка. Небольших окуней они отпускали, если они неглубоко проглатывали крючок и его можно было высвободить без вреда для рыбины. Кирилл снимал своего окуня с крючка, когда услышал приглушенный возглас Евгении, он взглянул на ее удочку и не увидел: в руках у женщины был лишь толстый конец, все остальное скрылось под водой. Евгения даже уперлась ногами в днище карбаса. Какая-то неведомая сила тянула удочку в глубину.
- Кирилл, что это? - прошептала она. Глаза расширены, губы плотно сжаты, черная прядь волос выбилась из-под шапочки.
Кирилл подавил в себе желание выхватить у нее из рук удилище и самому подвести к лодке крупную добычу, а в том, что она крупная, у него сомнений не было.
- Подсекла? - спокойно спросил он. - Нет? Резко подсеки! Вот так, а теперь потихоньку тащи на себя... Главное, жилку не ослабляй!
- Оно не идет! - вырвалось у Евгении. - И сильно дергает.
Все-таки она сумела понемногу вытащить удочку из воды, тонкий конец ее изогнулся в дугу, со свистом рассекал воду, но уже показалась вибрирующая от напряжения жилка. С нее роем срывались мелкие капли.
- Кто это? - спросила Евгения, глаза ее не отрывались от жилки. - Тяжелое, как бревно...
В первый раз щука выбросилась из воды метрах в трех от лодки. Они видели, как в лучах солнца бронзово блеснуло ее белое брюхо. Кирилл был уверен, что щука сошла, но удочка ходуном ходила в руках Евгении. Видно, щука глубоко заглотнула окуня, попавшегося на крючок, и теперь не могла его выплюнуть.
- Кирилл, я ее не вытащу, - плачущим голосом сказала Евгения. На ее белом лбу выступили крошечные капельки пота. - Она сейчас жилку порвет!
- А ты попробуй, - посоветовал он. - Не суетись, начинай подводить к лодке. Когда подведешь к борту, я ее подсачком...
Щука еще два раза выбросилась из воды, но с крючка так и не сошла. Удивительно, как она жилку до сих пор не оборвала! Видя, что Евгении трудно подвести к самому борту добычу, Кирилл изловчился и, чуть не свалившись с лодки, ухитрился просунуть под показавшуюся на поверхности рыбину подсачек. Щука изогнулась в нем, яростно забила черным хвостом, но было поздно: торжествующий Кирилл уже перевалил ее в лодку.
И тут он вдруг почувствовал, что руки Евгении обвили его шею, а ее губы прижались к его губам. Поцелуй был очень коротким, она тут же отпрянула, хотя он и попытался ее удержать.
- Первая щука в моей жизни! - торжествующе заявила она. В глазах ее заискрились точечки, она улыбалась, гладила скользкий бок замершей в оцепенении щуки.
- Первый поцелуй... - сказал несколько ошарашенный Кирилл.
- Кирилл, отпустим мою щуку? - сказала она, глядя на него сияющими глазами.
Он потянул за жилку, щука будто только этого и ждала: раскрыла пасть и отрыгнула небольшого окунишку с ободранным ее зубами зеленым боком.
- Давай, - сказал он. - Только не сунь ей палец в пасть!
Евгения высвободила щуку из подсачка, совсем близко поднесла ее заостренный нос к своему лицу, будто хотела поцеловать, и потом, низко перегнувшись через борт, осторожно двумя руками отпустила щуку в воду. Большая серебристо-зеленоватая рыбина мощно ударила хвостом и, оставив расползающийся круг, стремглав ушла в глубину. Несколько крупных, белых, с голубоватым отливом чешуек колыхались на успокоившейся поверхности.
- Она весила пять килограммов, - уверенно заявила Евгения и взглянула на него.
- Ну да... - улыбнулся Кирилл, хотя знал точно, что щука и двух не потянет, пятикилограммовую на такую жилку вовек не вытащишь.
- Я приеду в Ленинград и всем буду рассказывать, что поймала пятикилограммовую щуку! Если мне не будут верить, я призову тебя в свидетели, ладно? Я ведь знаю, рыбакам и охотникам веры нет...
- Можешь на меня рассчитывать, - сказал Кирилл, удивляясь про себя непостижимости женского характера. До сего момента он бы никогда не поверил, что удача на рыбалке может так подействовать на рассудительную во всем другом Евгению.
Когда они снова забросили удочки, Кирилл с улыбкой заметил:
- Молю бога, чтобы он опять послал тебе щуку... Восьмикилограммовую!
Но она вдруг погрустнела и после длительной паузы проговорила:
- Щука распугала всю рыбу...
- Я на нее не в обиде, - заметил Кирилл.
- Ты же знаешь, что она не потянет пять килограммов.
- Разве дело в весе? - пристально посмотрел на нее Кирилл.
- Два-то она килограмма будет? - отвернулась Евгения.
- Два будет, - сказал Кирилл. - Это не так уж мало.
- Теперь я понимаю, почему рыбаки преувеличивают.
Клевать перестало, впрочем, в ведре уже было достаточно окуней, но Кириллу не хотелось трогаться с места. Легкий прохладный ветер не давал комарам подобраться к ним, а там, на острове, их тучи. Пока пристанешь к берегу, потом рыбу почистишь, житья не дадут. Лишь костер, который они иногда разжигают на берегу, отпугнет их, и то надо туда побольше сырых веток с листьями набросать, чтобы густой дым клубился.
На холме стоит полуразвалившийся монашеский скит. От деревянной часовенки остался лишь сруб. Скит был маленький, тут жили монахи-отшельники, умерщвляющие свою плоть. Некоторые жили в землянках, от них остались заросшие бурьяном и чертополохом щели. Сразу за скитом виднеются несколько полусгнивших крестов - могилы монахов. С архитектурной точки зрения скит не представлял никакой ценности. Обычное деревянное строение без всяких украшений и выдумки. Кирилл на всякий случай сделал несколько снимков. А Евгении скит понравился, она уходила туда одна и писала этюды. Кирилл посоветовал ей написать картину: обнаженный монах со скорбным лицом стоит на столбе, а вокруг него вьется рой комаров и всякого гнуса. Были в старину такие монахи, их называли столпниками.
- Я согласна, если ты мне будешь позировать, - рассмеялась Евгения.
- Разве я похож на монаха? - отшутился Кирилл. - Правда, пожив здесь с тобой на острове, немудрено и превратиться в схимника...
Когда разговор принимал такой оборот, Евгения умолкала и делала вид, что увлечена делом, будь то приготовление обеда или зарисовка в альбоме. Вот и сейчас она принялась сматывать жилку на удочку.
- Как там моя Олька, - вздохнула она. - Можно здесь откуда-нибудь позвонить в Ленинград?
- С острова? - пошутил Кирилл.
Евгения укоризненно взглянула на него:
- Сразу видно, что у тебя не было детей...
- Еще будут, - оптимистически заметил он.
- Один ребенок - это мало, - задумчиво произнесла она.
- Конечно, - поддакнул Кирилл. - Нам с тобой нужно еще двоих завести, не меньше!
- Нам? - бросила она на него беспокойный взгляд: разговор опять принимал нежелательное для нее направление.
- И не надо откладывать в долгий ящик, - убежденно продолжал Кирилл, делая вид, что не замечает ее смятения.
- Вроде погода портится? - взглянув на горизонт, сказала она. - А если начнется шторм? Как мы отсюда выберемся? - В ее голосе зазвучали беспокойные нотки.
Карбас закачало на небольшой волне. Небо в том месте, где только что было солнце, потемнело, заклубились синими барашками облака. Большая птица куда-то исчезла. Бескрайняя водная гладь, казалось, дала трещину, и из этой темно-свинцовой трещины во все стороны побежали торопливые беспокойные волны. Пока они были маленькими, неопасными, но из маленьких волн нарождаются более крупные, а потом из конца в конец покатятся большие волны с широкими белыми гребнями, и яростный холодный ветер будет срывать с них ноздреватые клочья пены и швырять в лицо. Присмиревшие у берегов плавучие бревна зашевелятся, протяжно заскрипят, ударяясь друг о дружку, и скользкими торпедами помчатся вдаль по волнам. И тогда не попадайся на их пути лодка, карбас, даже катер - осклизлое, пропитанное водой тяжелое бревно способно в мгновение ока пробить борт или днище...
Они сложили удочки, Кирилл размотал веревку, привязанную к толстому серому суку, и сел на весла. Карбас был тяжел и неповоротлив, но стоило ли заводить мотор, если до берега рукой подать?
Когда они причалили напротив избушки, озеро уже разгулялось, волны с нарастающим шумом накатывались на берег, ветер положил на воду невысокий камыш, свистел в деревьях, громко хлопал дверью сторожки. Тягуче застонали на острове старые деревья, затрещал бурелом, прибрежные кусты захлестали ветвями по воде. В лицо ударили тяжелые капли. И не поймешь, дождь это или ветер срывает шапки с волн и швыряет их на остров. Где-то далеко громыхнуло, но пока молний не видно. Небо все ниже опускается на озеро, остров, будто собирается проглотить. Вдвоем подальше на берег вытащили карбас, мало того, Кирилл догадался якорной веревкой привязать его к ближайшей сосне, о чем потом не пришлось пожалеть...
Удивительно, как быстро накатился на них шторм. Уже все небо заклубилось рваными облаками с дымчатой подпалиной по краям, трудно определить, в какой стороне солнце, волны с пушечным гулом ударяли в содрогающуюся корму карбаса, выталкивая его еще дальше на берег. Золотистым дождем осыпались береговые сосны и ели, а лиственные деревья подернулись матовой изнанкой, умолкли птицы, между низким, ощетинившимся небом и вздымающейся темной, с клочками белоснежной пены водой промелькнули чайки и исчезли, возвестив печальным криком начало шторма.
