возникновение и лопанье пузырей; я вновь испытал величайший ужас, но после того, как увидел это в третий или в четвертый раз, я успокоился. Затем я вернулся в лагерь и рассказал парням, что неподалеку есть довольно занятный пруд, если их интересуют подобные вещи.
Сначала они не заинтересовались, но, когда я немного приврал про великолепные оттенки воды и большое количество лебедей, они отложили карты, оставили Хромого Дейва присматривать за лошадьми и пошли за мной. Когда мы собирались перейти через последнюю гряду холмов, то услышали впереди грохот, который поразил парней, но я ничего не стал говорить, пока мы не добрались до низенького холмика, с которого было видно озеро. Оно лежало перед нами спокойно, словно мертвый индеец; его тусклые серые воды были пусты и спокойны, без единой птицы.
– Вот! – торжествующе указал я на водоем.
– Что ж, – сказал Билл Бакстер, опершись на ружье и критически осматривая озеро, – а что такого в этом пруду? Я в этой луже ничего не вижу.
– Где твои лебеди? – спросил Гас Джеймисон.
– И где переливающаяся всеми цветами вода? – добавил Коротышка Джек.
– Нет, ну надо же! – грассируя, сказал Француженка Пит. – Какого дьявола ты задумал, ты, чертов грязный обманщик?
Я был несколько уязвлен всеми этими высказываниями, особенно потому, что озеро, похоже, успокоилось до вечера; но я решил, что буду блефовать до конца.
– Погодите! – со значением сказал я.
– Ну да, – насмешливо воскликнул Коротышка, – конечно, парни, вы должны подождать! Нечего торопиться. Давайте ждать, пока не придет какой-нибудь человек с расплавленной радугой и не нанесет на озеро боевую раскраску! А еще один принесет лебединые яйца и сядет на них, и высидит птенцов! А у меня, между прочим, на руках были оба валета и туз! – с сожалением добавил он, подумав о том, что покинул уверенность ради обманчивой надежды.
Тогда я показал им на широкую полосу мокрой дымящейся глины, окружавшую воду со всех сторон, и спросил: разве не стоило прийти и посмотреть на это?
– На это?! – воскликнул Гас. – Я видел такое тысячу миллионов раз! Это обычное дело в Айдахо. Глина впитывает воду, а потом испаряет ее.
Чтобы подтвердить свою теорию, он начал спускаться к берегу. Я беспокоился за Гаса, но не посмел позвать его обратно, так как боялся каким-нибудь образом выдать свой секрет. Кроме того, я знал, что он не пойдет назад; и в любом случае, ему не стоило быть таким скептиком.
Как раз в этот момент два или три пузыря поднялись к поверхности и лопнули. Я мигом бухнулся на колени и воздел руки.
– Пусть небеса ответят на мою молитву, – очень торжественно заговорил я, – и пошлют великого Лютика ослабить цепь похоти, наслав многочисленную водность на головы этого испорченного и сентенциозного поколения, поглотив этих диаметральных насмешников в надменный Константинополь!
Я знал, что длинные слова заставят этих простаков поверить, что я и в самом деле молюсь, и оказался прав: они все стянули шляпы с головы и глядели на меня со смесью почтения, недоверия и удивления – но недолго. Не успел я сказать «аминь», «искренне ваш» или еще что-то подобное, как вся масса воды взлетела на пятьсот футов [62] в воздух, словно гладкая хрустальная колонна, завернулась широкими зелеными струями, рассыпалась в стороны с грохотом, подобным выстрелу тысячи подземных пушек, а потом, крутясь, хлынула обратно в центр пруда, став огромной массой волнообразной снежно-белой пены, от которой шел пар.
Когда я поднялся на ноги и сунул руку в карман, чтобы достать жевательный табак, я самодовольно поглядел на товарищей. Коротышка Джек стоял словно парализованный, закинув голову так далеко, что это внушало тревогу: он задрал ее вверх, чтобы посмотреть на поднимающийся водяной столб, и его шея, словно вывихнутая, так и осталась в этом положении. Все остальные стояли на коленях, побелев от ужаса, и молились с необычайным пылом, и каждый изо всех сил пытался воспроизвести те нелепицы, которые они от меня услышали, но применял их с еще большим отсутствием смысла и соответствия, чем это делал я. Вдалеке, на следующей гряде холмов, ближе к лагерю, виднелось нечто похожее на гигантского паука, карабкавшегося по крутому песчаному склону и сползавшему вниз быстрее, чем ему удавалось взбираться вверх. Это был Хромой Дейв, покинувший свой пост при лошадях, чтобы в последний момент успеть увидеть лебедей. Он увидел достаточно, и теперь как мог торопился вернуться в лагерь.
Через несколько минут я привел голову Коротышки в положение, предназначенное ей природой, вернул его глаза на место и принялся с успокаивающей улыбкой поднимать с колен благочестивых ребят. Никто не сказал ни слова; я пошел вперед, и мы торжественно проследовали в лагерь, подобрав Хромого Дейва у начала подъема; в лагере мы немного поиграли в карты на коня Гаса Джеймисона, потом сели на лошадей и поехали дальше. Через три-четыре дня я осторожно попытался намекнуть на странные озера, но одновременно взведенные курки десяти револьверов убедили меня, что мне не стоит развивать эту тему.
Как заарканить медведя
– Однажды утром я искал свою лошадь в долине Сан-Хоакин, – сказал старый Сэнди Фаулер, рассеянно вороша костер, – когда увидел крупного самца гризли, который лежал на солнце, ковыряя в зубах когтями, и улыбался, словно говоря: «Забудь о лошади, старина, я ее нашел». Я сразу же громко крикнул, надеясь, что меня услышат в лагере, и приготовился заарканить зверя.
– О, я знаю, как это делается, – перебил Умник Меллор, как мы его называли. – Видел много раз! Шестеро-семеро подъезжают к медведю, окружают его, у каждого сукиного сына лассо длиной в целую милю; они его достают, пока он не взбесится, и пока он гонится за одним сукиным сыном, другие мчатся за ним и валят его на землю, набросив лассо ему на задние лапы сзади, а когда он бросается на них, первый парень поворачивается и тоже набрасывает ему на лапы лассо, и…
– Я крепко обмотал лассо вокруг запястья, – спокойно продолжил старый Сэнди, – чтобы зверь не дернулся и не сбежал, когда я его поймаю. Потом я пошел к нему – очень медленно, чтобы не спугнуть. Увидев меня, он приподнялся и сел, чтобы рассмотреть меня. Он был размером примерно с лошадь или с маленький двухэтажный дом с мансардой. Я на мгновение остановился, чтобы еще раз обмотать лассо вокруг запястья.
Я снова двинулся вперед, идя наискосок и стараясь выглядеть так, будто я размышляю о новой водопроводной станции в Сан-Франциско или о следующих президентских выборах – чтобы его не спугнуть. Медведь окончательно выпрямился и сидел, свесив передние лапы, словно собака, клянчащая печенье, и я подумал, какое же большое печенье он выпрашивает! Остановившись на секунду, чтобы проверить, не вопьется ли лассо мне в запястье, я понял,
