- Какие еще два приятеля? - удивленно спросил я.
- Джонни Карстерс и Джеф Харт. Обещали приехать после обеда повидать вас.
Я отвернулся и посмотрел в окно. Неужели Джонни и Джеф скоро будут здесь? Если так, то это первое доброе известие за всю неделю.
Замызганный фургон Джефа прикатил в Каним-Лейк поздним вечером. Оказывается, Джеф встретился в Эдмонтоне с Боем Блейденом, поэтому-то они и решили навестить меня.
- Бой узнал, что отчет был фальшивый, - заявил Джонни Карстерс. Это работа Треведьена. Где он, кстати? *
- На подъемнике, - ответил я и, немного испугавшись решительного вида Карстерса, поспешил добавить: - Тут уж ничего не изменишь, Джонни. Оставь его в покое.
- Не изменишь?! Черт возьми, да я с ума схожу от ярости. Ладно, если ты такой добрый, будь по-твоему.
Маккеллан и Кризи приехали, когда уже кончали ужинать.
- Ну, как дела? - спросил Мак сына.
- Порядок, - ответил Джеймс. - Движок работает, тросы в норме.
Он сел за стол, взял вилку и повернулся к Джонни.
- А вы чего ради сюда прикатили?
- Да вот, решили с Джефом навестить Брюса. Как я понял, ты отказался сегодня подбросить его до подъемника, верно?
- Весь здешний транспорт принадлежит Питеру Треведьену, - сердито ответил Джеймс.
- Так же, как и ты. И вся эта вонючая дыра. Где сейчас Треведьен?
- В бараке, - ответил за Джеймса Бен Кризи.
- Отлично! - Джонни рванулся к двери. Мы с Джефом встали и хотели было двинуться за ним, но он жестом остановил нас.
- Ждите здесь, ребята. И закажите мне пива: после Треведьена я наверняка захочу промочить горло.
Внезапно он осекся. В дверях, озираясь по сторонам, стоял Питер Треведьен. Джонни подскочил к нему. Видно было, что он кипит от ярости.
- Я специально приехал, - начал Джонни, глядя прямо в глаза Питеру, - чтобы спросить, как ты смел сыграть такую злую шутку со стариком, который не сделал тебе ничего плохого?
- Не пойму, о чем речь.
- Все понимаешь! Знаешь, что ты сделал? Ты убил Стюарта Кэмпбела!
- Не мели чепухи. Я и пальцем старика не трогал, и тебе об этом отлично известно. - Треведьен обшарил взглядом притихшую комнату. Пойдем-ка лучше ко мне в кабинет, там нам не помешают.
- А у меня ни от кого секретов нет, - отчеканил Джонни, стиснув пальцами свой кожаный ремень. - И бояться мне нечего в отличие от тебя. Это ты готов был наложить в штаны при мысли о том, что старик расскажет газетчикам про твою дамбу.
- Что ты хочешь этим сказать?! - взвился Треведьен.
- Кэмпбел был не дурак. Как ты думаешь, почему он не потребовал компенсации, когда начали строить эту плотину? Просто старик знал, что дамба не выдержит давления воды.
- Как ты смеешь?
- Не прикидывайся, Треведьен. Я говорю о цементе, который привезли по реке на пароходе "Мери Белл". Как-то один судовладелец из Ванкувера ходил со мной в "Королевство" и все нам рассказал, мне и Стюарту.
- Моя фирма лишь подвозила материалы, - отвечал Треведьен Остальное было в руках правительства, и оно еще в то время посылало сюда своих инспекторов.
- Естественно, посылало. Только откуда этим инспекторам было знать, что ты возишь цемент, который целый год пролежал под открытым небом на острове Королевы Шарлотты?
- Врешь! - заорал Треведьен. - Весь цемент был из Штатов, из Сиэтла!
- Ну конечно, на строительство военной базы на Аляске ты поставлял материалы высшего качества. И все же один из пароходов был нагружен...
- Ну хватит! Ты хочешь обвинить меня в убийстве Кэмпбела на том основании, что он знал о бракованном цементе для плотины? - Треведьен расхохотался и хлопнул ладонью по ляжке. - Да ты клоун, Джонни! Вопервых, я Кэмпбела не убивал, и об этом известно любому из сидящих здесь. Во-вторых, в дамбе, как видишь, нет ни единой трещины, несмотря на то, что цемент, как ты утверждаешь, был подпорчен. Нечего без толку языком трепать и бросать честным людям обвинения, которые способен выдумать только псих, понятно?
Треведьен резко повернулся и, продолжая хохотать, вышел на улицу. Джонни вернулся к столу и допил свое пиво.
- Что это ты ему наплел про плотину? - спросил Джеф.
Внезапно Джонни перестал злиться и, улыбнувшись, проговорил:
- Я вот что думаю, раз Стюарт не противился строительству дамбы, значит, и нам нет смысла поднимать шум. Сейчас я снова пойду к Джин и поговорю с ней, а вы тем временем постарайтесь не очень скучать.
Когда мы остались вдвоем, Джеф сказал:
- Знаешь, Брюс, мне что-то пришла охота взглянуть на эту дамбу. Надо же знать, из-за, чего весь сыр-бор, правда? Ты сам-то ее видел?
- Еще нет.
- Ну и чего мы ждем? Сегодня чудесная лунная ночь. Поехали? Тем более завтра мы уезжаем.
Колея оказалась куда хуже, чем рассчитывал Джеф, но он ни разу не заикнулся о возвращении. Скоро поросшие лесом склоны остались позади, и свет фар уперся в огромные скалы, над которыми нависла тяжелая черная тень утесов и заснеженных вершин. Мы миновали перевал, спустились на несколько сотен футов и остановились у кубического бетонного строения. Прямо перед нами была бревенчатая платформа, на которой покоилась тяжелая деревянная гондола, подвешенная к тросу толщиной в руку. Джеф осветил его мощным фонарем и повел луч дальше, вдоль склона оползня, до того места, где трос образовал петлю и подходил вплотную к двум страховочным канатам.
Это подвесное сооружение было связующим звеном между мной и "Королевством". Если б только ухитриться им воспользоваться... Я почувствовал странное волнение и рывком распахнул дверцу кабины:
Мы вошли в бетонную будку. Здесь, несмотря на безветрие, стоял собачий холод. Возле одной из стен торчало громадное колесо, приводившее в движение трос и связанное валом с двигателем, накрытым брезентовым чехлом. Щит управления был приклеен к бетонной стене, а на деревянной полке рядом стоял старый армейский полевой телефон. Банки с соляркой хранились в нише за дизелем.
- Сегодня они запускали мотор, - сказал я Джефу. Он выпрямился и посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей.
- Что ты замыслил? - Джеф шагнул вперед и схватил меня за руку. Не валяй дурака, Брюс. Одному тебе туда нельзя. Вдруг мотор сломается, что тогда?
- Постарайся запустить движок, - настойчиво сказал я,
Я вышел из будки и вскарабкался на деревянную платформу гондолы.
В тот же миг дизель взревел, гондола слегка качнулась и оторвалась от своей подставки. Колеса завертелись с едва слышным скрежетом, и люлька стала покачиваться в разные стороны.
Прямо передо мной выросла залитая молочно-белым сиянием дамба. В самой середине ее бетонной стены зияла брешь, через которую вниз устремились сверкающие воды ручья. Гондола поднялась над дамбой вдоль северного склона расщелины и мягко встала на деревянный пьедестал, вплотную примыкавший к такой же бетонной будке, что и внизу.
Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась безмолвная страна, лишенная признаков жизни.
Я вошел в бетонную будку. Здесь помещалось только большое стальное колесо, по которому шел ведущий трос, да валялось несколько жестянок со смазкой. На деревянной подставке примостился телефонный аппарат. Подняв трубку, я покрутил рукоятку и услышал голос Джефа:
- Все в порядке, - Брюс?
- Да, все хорошо. Хижины отсюда не видать. Возможно, она на северной стороне, а там скала закрывает обзор. Я тебе позвоню, когда соберусь спускаться.
- Ладно, только не задерживайся.
Я полез вверх по усеянному валунами склону одной из скал. С вершины открывался вид на все пространство "Королевства". Пейзаж; мог бы показаться неземным, если б не маленькие, наполовину вросшие в снег строения, видневшиеся слева, у подножий низких утесов, окружавших долину с севера.
Я с трудом добрался до этих домишек, укрылся под бревенчатой стеной и ощупью отыскал дверь. Она сразу же подалась, и я ввалился внутрь хижины.
Холод здесь стоял могильный. В слабом свете зажигалки глазам моим предстала призрачная комната, которая, казалось, кишит тенями. Стены были сложены из бревен, а потолок и пол обиты сосновыми досками. На столе стояла лампада. В ней плескалось масло, и я запалил фитилек, чтобы более основательно осмотреть внутреннее убранство комнаты.
Большую часть жилого пространства занимала кирпичная печь, похожая на камин, в которой валялись обгорелые сосновые головешки и груды золы. Почти вся мебель была самодельной. Дверь рядом вела в кухню, а в дальнем конце комнаты помещался вход в спальню. Тут и там в беспорядке валялись одежда и обувь - тяжелые лыжные ботинки, старые джинсы, фуфайка и рваная шапка.
Возле печи лежала груда сосновых поленьев, перенесенных сюда Джонни Карстерсом и его товарищами по последней экспедиции. Я разжег огонь, сбросил промокшую одежду и, зайдя в спальню, облачился в рубаху, джинсы и меховую безрукавку деда. Закурив, я вернулся к столу. То, что я искал, оказалось в нижнем ящике - скатанные в трубочку карты, схемы и тетрадь в кожаной обложке. В сейсмограммах я ничего не смыслил, а посему просто сунул их обратно в стол и раскрыл тетрадку.