Нурдаль Григ был вспыльчивым и очень ранимым человеком, красноречивым и всегда готовым вступить в схватку. И за этим не скрывалось слабости. У него была открытая душа. Он воплощал образ человека, стоящего в бурю на морском берегу и с наслаждением вдыхающего ветер с моря.
Таков он был, этот студент, испытавший судьбу моряка, "подставивший" свои юношеские, со следами чужих влияний, стихи под стрелы критиков. Говорят, что литературная критика в Норвегии идет навстречу молодым. Нурдаль Григ быстро вошел в литературную среду, хотя и с оговорками: критика есть критика. Но своеобразие поэтического лица Грига было замечено сразу. Как поэт он быстро получил признание. Одновременно с этим он сдал экзамен на право занимать государственную должность. Тогда же он приобщился к журналистике, и его изысканное лирическое перо и здесь, в столице, которую многие считают холодной, одержало победу. Через два года "Национальный театр" поставил его первую пьесу - сентиментальную и до некоторой степени развлекательную драму "Любовь молодого человека" (1927). И она тоже была принята восторженно. Этот ранний успех был очень плодотворен для Грига. Выпали на его долю и удары критики, но он взял такой хороший разгон, был так полон молодого задора, что не удосуживался остановиться и обдумать происходящее - пока.
Но все это было лишь приготовлением к будущему. В то время как все говорило за то, что перед нами молодой, растущий, избалованный вниманием публики поэт, который в свое время и в свой черед займет подобающее место на Парнасе и будет наслаждаться всеобщим благосклонным вниманием, в Нурдале Григе быстро и целеустремленно зрел революционер. Поэт не упивался своей популярностью. Она пришла к нему легко и так мало значила для него.
Пустяковая деталь тех лет: Нурдалю Григу казалось, что когда он сидит в театральном зале и смотрит пьесу, то в этом есть что-то нехорошее. Ты сидишь здесь (ведь у него была контрамарка как у журналиста и человека, причастного к театру) - а те, на сцене, играют, прилагают усилия. А ты не принимаешь в этом участия. Только берешь, а не даешь. Это несправедливо, когда один только дает, а другой только берет. И он нашел практический выход из этого неприятного положения. Он стал покупать себе билет. Конечно же, это мелочь. Но скажите, много ли найдется людей, которые станут покупать билет в театр, когда есть возможность получить его бесплатно? Кому придет в голову в подобной ситуации исследовать соотношение между понятиями "брать" и "давать"? Нурдалю Григу это приходило в голову, и когда проблема была разрешена, ему становилось легче на душе. Наверное, в этом поступке был привкус романтического. А что в этом плохого? Теперь вспоминаешь многое о тогдашней жизни Грига, и особенно об одной важнейшей черте его характера: о его стремлении давать. Популярность пришла к нему без усилий, почти без усилий с его стороны, вот почему он был готов без малейшего колебания поставить ее на карту после своих первых пленительных стихов. События, связанные с его морской службой, возможно, произвели бы более сильное впечатление, если бы он отразил их в громогласных стихах, в которых за рифмами никто бы не заметил подлинного пафоса протеста. Среди многочисленных разнообразных дел он нашел время для создания своего романа "Корабль идет дальше" (1924).
Роман имел очень важное значение для Грига, как в человеческом, так и в творческом плане. Для Нурдаля Грига, человека и художника, роман имел значение в двух взаимосвязанных между собой аспектах: с одной стороны, в нем запечатлелся жизненный материал, который уже начал формировать его как серьезного пламенного борца, с другой стороны - осмысление этого материала составило основу для сознательной борьбы за права угнетенных, что стало делом его жизни. Что же касается его отношений с публикой, то они ухудшились, можно сказать, к счастью. Любимец публики оказался испорченным ребенком, которому неудобно дать пощечину. Надо же, какие ужасные вещи он изобразил. В том числе убогие и неприглядные развлечения моряков во время непродолжительных стоянок кораблей в портах. Он передал их тоску по дому, изобразил так называемую "любовь", которая ждала их в портах - жалкая пародия на настоящую любовь. Но все это было неважно в глазах негодующих моралистов. Напичканные предрассудками читатели обвинили Нурдаля Грига в порнографии, спекуляции на чужих пороках. Они не удосужились понять, что Григ с горечью изобразил взаимоотношения, являющиеся карикатурой на подлинную жизнь, и обвинили его в искажении самой жизни.
А роман вышел тиражом 10 000 экземпляров. Он имел успех и был переведен на многие языки.
В это время молодой Нурдаль Григ не создал еще такого художественного произведения, в котором бы полностью выразил свою творческую индивидуальность. Он только пустил ростки своим первым небольшим поэтическим сборником; очень многообещающим явился и его следующий сборник "Камни в потоке" (1925), но в нем он также поделился своими сомнениями в том, какую силу таит в себе слово, с какой осторожностью следует с ним обращаться, что стало выразительным вступлением к его произведению "Корабль идет дальше". Оно явилось его подлинным дебютом в литературе. Теперь он был уже в пути. Даже полный профан в литературе не мог бы не понять, что наступил новый этап, но какой? Стал ли Григ писателем, взрастившим негодование на почве случайных впечатлений? Поэтом, афиширующим свою чувствительность и свою жажду борьбы только потому, что одержим желанием излить свой юношеский задор и вызвать на себя огонь? Это уже было сказано. Он был в пути во многих отношениях. Он бросил вызов морякам, морскому сословию страны.
На это следует взглянуть более пристально.
Разве его целью не было помочь морякам? Разве он заставил читателей переварить эти грубые картины портовой жизни не для того, чтобы они поняли, какое неприглядное существование должны вести моряки в свободное от службы время, являясь легкой добычей для всевозможных жуликов и аферистов? Разве он, испытывающий одновременно восхищение и сочувствие к этой важной и многочисленной профессиональной группе, не стремился, чтобы для этих людей во время их короткого отдыха в портах делали больше, нежели просто пичкали бессмысленными проповедями или никому не нужными пустыми разговорами за чашкой кофе в Доме моряка или миссии? Разве он не пытался в своем романе дать правдивую картину жизни моряков? Чувство оторванности от родных корней, вневременное существование, безграничную тоску? Это нашло отражение в самом названии...
Вне всякого сомнения.
Но морякам, оказывается, это было не нужно. Они не желали смотреть правде в глаза. Правда ошеломила их. Вечная коллизия: узнать правду о той лжи, которой наполнена жизнь. Они хотели жить и, собственно говоря, жили представлением, что сущность их жизни иная. Если бы Нурдаль Григ лучше осознал эту особенность морской души, тогда бы он по-другому подошел к этим проблемам, как он сам говорил позднее. Но тогда он знал только то, что знал, и из картин, что теснились в его сознании, складывался роман; он не хотел сдерживать формирование замысла, не хотел сглаживать остроту конфликтов, он осудил бы себя за трусость, если бы сделал это. Книга вызвала не одно лишь только негодование, она вызвала и восторг среди многих молодых. Хотя моряков среди них было мало - этого нельзя отрицать.
Сами моряки были воспитаны на литературе совсем другого рода. Они читали массовые журналы, а также трогательные истории религиозного содержания, отпечатанные на листках, которые всегда есть возможность получить в том или ином порту от преисполненных добрыми намерениями спасителей душ. Моряки считали по простоте душевной, что литература - это нечто красивое, например описание встречи сына с матерью, как водится на рождество, в родном доме - этой самой надежной гавани.
Эта книга восстановила моряков против него. Группами и поодиночке посылали они ему письменные протесты. Они не желали, чтобы к ним на корабль являлись бы всякие там сухопутные крысы, совершающие, к примеру, разные там поездки с научной целью, совали бы нос в их дела, а потом бы выносили сор из избы. В письмах говорилось, что из-за его книги у них стали портиться отношения с родственниками. Все они единодушно объявили изображенное Григом исключением, а его персонажей - развратниками.
Нет, норвежские моряки не такие, какими их представил Григ. Это здоровые, отважные парни, которые стоят на баке поздно вечером и тоскуют по своей маме. Все об этом читали, значит, это должно быть правдой. Как ни горько это было осознавать Нурдалю Григу. Он был так молод и полон энтузиазма, он был уверен, что правда - это что-то однозначное, с чего только нужно снять покровы, после чего она засияет ярко и убедительно перед глазами благодарных людей... Прямым следствием разыгравшейся вокруг книги бури негодования явилась огромная работа, проделанная в портах всего мира Международным Красным Крестом. И все же моряки продолжали смотреть косо на Нурдаля Грига. Не все, конечно. Были среди них те, кто понял и оценил замысел поэта. Но он продолжал получать письма, наполненные колкостями и ядом. Это могло любого повергнуть в уныние, однако не сломило Нурдаля Грига, не ожесточило, но ранило. Эта рана осталась у него на всю жизнь.
