Рано утром Еву на "Волге" отвезли в аэропорт, и она улетела в Ленинград, по которому уже успела соскучиться. С Василием они так больше и не увиделись. Когда она уезжала, он спал. Игнатий сказал, что с вечера он подпил в ресторане, рвался снова к ней, но его ребята не пустили.
- Зря, - сказала Ева. - Мы даже не попрощались.
- Передать ему что-нибудь? - провожая ее до трапа, спросил Игнатий. Глаза у него черные с поволокой. И смотрел он на Еву с грустью. Она знала, что ему нравится.
- Я желаю ему создать киношедевр, - улыбнулась Ева.
- Я в этом сомневаюсь, - вздохнул Игнатий. - Ева, где я вас найду в Ленинграде?
- Найдете, - помахала она ему рукой и проскользнула мимо стюардессы в салон.
Вот так закончилась ее киногастроль. Насколько он был внимательным к ней в Ленинграде, настолько стал безразличным в Чимкенте, Конечно, работа у режиссера нервная, но это нисколько не оправдывает его хамского отношения к ней. Василий Иванов в жизни и режиссер Иванов на съемочной площадке - это совсем разные люди. А подлаживаться сразу под двух Ивановых Еве было не под силу. Да она и не умела этого делать.
И потом, ей до чертиков надоела Средняя Азия: жара, пустыня, ишаки... Потянуло домой, в Ленинград.
Одному богу известно, какими путями отцу удалось добиться, чтобы Еву восстановили в университете. Он никогда не делился с близкими своими планами, не рассказывал, у кого бывал, разыскивая Еву по городу. Лишь потом она узнавала от знакомых, что Недреманное Око посетил их и имел разговор...
Для Евы наступили тяжелые дни: отец взял отпуск и вместо того, чтобы поехать в санаторий отдохнуть, каждое утро сажал дочь в машину и отвозил в Публичную библиотеку, где она готовилась по предметам, которые было необходимо сдать, чтобы ее допустили к занятиям. И Ева готовилась, больше ей ничего не оставалось делать. Когда она сдавала зачеты и экзамены, отец ждал на набережной.
Ева все благополучно сдала и была допущена на лекции, правда, с последним строгим предупреждением. Она решила, что нужно все-таки закончить университет, даже не так для отца, как для себя. В киногруппе Ева убедилась, что дипломированные киношники котируются гораздо выше. Будь у нее высшее образование, ее не назначили бы помпомом... Учительницей английского языка она все равно никогда не будет, о чем со всей решительностью и заявила отцу, но ради диплома согласна учиться. Кто знает, может быть, со временем переводчицей в "Интурист" устроится. И еще одно обстоятельство придало Еве решимость закончить университет. В самолете, когда она летела в Ленинград, один иностранец почувствовал себя плохо, он стал по-английски объяснять стюардессе, что ему необходимы какие-нибудь сердечные капли. Симпатичная стюардесса улыбалась, кивала головой в синей пилотке, а потом принесла мятные конфетки и стакан воды... Иностранец, он оказался англичанином, схватился за сердце и закрыл глаза. Ева объяснила девушке, что нужен корвалол или валокордин, у него сердечный приступ. Стюардесса побледнела и помчалась за лекарством в свое отделение.
Англичанину скоро стало легче, он горячо поблагодарил ее, а Ева подумала, что вот, оказывается, иногда и есть реальная польза от знания иностранного языка...
Отец несколько ослабил свое наблюдение, когда она стала исправно ходить на лекции. Первое время он всегда встречал ее у подъезда университета и увозил домой, а потом стал пропускать. Отпуск у него кончился, и он снова стал ездить на работу в Красное Село. И оттуда при всем желании ему никак не успеть к окончанию лекций в университете. Но Ева больше не собиралась никуда исчезать. Она ходила на занятия, не пропускала лекции, а домой ее провожал Альберт Блудов. Он охотно взялся Еве помочь наверстать упущенное, вернее, пропущенное. Честно говоря, если бы не Альберт, Ева не сдала бы так скоро экзамены.
Однажды Альберт сильно удивил ее. Они вместе вышли из университета, и тут прямо к подъезду подкатил на "Жигулях" Том Лядинин. Распахнул дверцу и, улыбаясь, широким жестом пригласил в машину. Ева заколебалась, наверное попрощавшись с Блудовым, она бы села, но тот вдруг подскочил к машине и с силой захлопнул дверцу. Она так треснула, что выходящие из здания девушки оглянулись. Рассерженный Том выбрался из машины и направился к ним. Альберт, оставив Еву, шагнул к нему навстречу.
Ева остановилась и стала заинтересованно смотреть на них. Она любила наблюдать за драками. Особенно если они возникали из-за нее. Блудов был выше Лядинина на целую голову, но Тома слабаком не назовешь, он крепко сбит и в своей кожаной куртке казался здоровяком.
Но драка не произошла. Альберт, засунув руку в карман, "то-то негромко сказал Тому, и тот, переведя с него на Еву ошарашенный взгляд, вдруг повернулся, сел в машину и укатил.
- Я думала, вы подеретесь, - разочарованно произнесла Ева.
- Мое оружие - интеллект, - скромно заметил Альберт.
- Что ты ему все-таки сказал?
Альберт улыбнулся и взял ее под руку. Раньше он этого не делал.
- Я вызвал его на дуэль.
- И он испугался? - допытывалась Ева.
- Нет, он принял вызов и поехал за пистолетами...
Больше Ева от него ничего не добилась. Гораздо позже Том неохотно рассказал, что этот сумасшедший верзила с безумными глазами (Ева этого бы не сказала) заявил ему, что у него в кармане лимонка и, если Том сейчас же не уберется отсюда, он ее швырнет в "Жигули".
- Подумаешь, лимоном в машину, - усмехнулась Ева.
- Да не лимоном... лимонкой, бомбой, - ответил Том. - И я по глазам понял, что этот бешеный тип не врет.
- Трус ты, - с презрением сказала Ева.
- Ты ошибаешься, дорогая, - усмехнулся он. - Я просто осторожный.
С тех пор без договоренности с ней Лядинин никогда не приезжал к университету.
Ева и Альберт брели пешком по осеннему Ленинграду и разговаривали. Блудов совершенно не походил ни, на кого из ее знакомых. Красавцем его не назовешь у него мрачное лицо аскета, глаза немного косят, а может, ей так кажется, потому что когда они идут рядом, она все время ловит на себе его пристальный, изучающий взгляд сбоку. Высокий, худой, с длинными руками, вылезающими из рукавов простенького прорезиненного плаща, Альберт мало заботился о себе. Шапку он не носил даже зимой. Грива русых волос спускалась на плечи. И длинные волосы он носил не оттого, что это было модно, просто не любил постригаться, и потом, при таких густых и жестких волосах можно вполне без шапки обходиться.
Альберт не спросил ее, почему она перестала ходить в университет, почему вместе со всеми не сдавала экзамены, он просто, когда она его попросила, стал ей помогать. Даже пропустил премьеру нового спектакля, что было большой жертвой с его стороны, потому что он был завзятым театралом. Он вообще не спрашивал ее о жизни, больше сам говорил, причем на самые разные темы. Любимым философом его был Иммануил Кант. Этим летом он не поленился и съездил в Калининград, чтобы поклониться праху великого философа. Его знаменитую работу "Критика чистого разума" считал гениальнейшим произведением, много рассказывал о ней, но Ева так ничего и не поняла. Она не могла даже постигнуть эпиграф к "Критике чистого разума" Френсиса Бэкона, который Альберт помнил наизусть.
Ева честно ему заявила, что философия Канта для нее - темный лес. На это Альберт улыбнулся и успокоил ее, сказав, что многие философы - современники Канта не сразу постигли суть этого величайшего произведения всех времен. Например, Готлиб Фихте...
Свернув с Марсова поля к Зимней канавке, они пошли вдоль Летнего сада. К воде приклеились большие желтые и красные листья. Было тихо, даже не слышно звона трамвая. По пустынным аллеям Летнего сада бродили одинокие фигуры в плащах. Меж темных стволов белели еще не спрятанные в деревянные ящики мраморные фигуры богов и богинь. В своем чугунном кресле, окруженный чугунными зверюшками, сидел дедушка Крылов. И не было возле него молодых мамаш с колясками, из которых выглядывали темные и светлые головки детишек.
Альберт шагал рядом, шлепая громадными спортивными ботинками с белыми шнурками по влажному асфальту. Все говорят, что Блудов - умный парень, первый студент на курсе. Он один в их группе получает повышенную стипендию. Из дома ему не помогают, там и так большая семья. Приходится Альберту подрабатывать на товарной станции. Грузит какие-то контейнеры... Большие крепкие ладони у него в мозолях. Умный, а живет в каком-то непонятном Еве мире. Кант, Гегель, Гете, Шиллер... Вот увлекается немецкой философией и поэзией. Не пьет и не курит. Публичная библиотека для него дом родной. Единственное развлечение - театр. Даже ни с одной девушкой не дружит, а рассуждает о любви, правда, с позиций Иммануила Канта. Сколько людей рядом, и у каждого свой мир... А у нее что? Есть ли у нее какой-нибудь свой мир?..
На этот вопрос Ева не смогла себе ответить. Если и есть, то она его не понимает. Она как этот лист на воде: тихо - и он смирно лежит на поверхности, будто впаянный, прилетит ветерок - и лист вздрогнет, сдвинется с места и поплывет, куда подует...
