душу, и странствующих сказителей. Далее – лазы врождённые мореходы и рыболовы, трудолюбивые и отважные, и кинутый ими берег надолго заглохнет. Наконец, движение их на юг осложняет национальные вопросы. В переселениях, напервое, виновата Порта. Ст. Джону, секретарю английского посольства в Константинополе, исмидские поселенцы признавались, что привлечены из России заманчивыми обещаниями турецкого правительства. То же сообщали в Конии. Черкесы Эрзерумского и Ванского вилайетов нередко сожалеют о выходе, и в нынешнюю войну мы видели увод аджарцев.
Удержать лазов едва ли можно. Но надо обеспечить им возврат на родину после войны. В будущий русско-турецкий договор пусть войдёт статья, обязывающая Турцию способствовать обратному движению мухаджиров. Мы же обязаны поступать так, чтобы лазы могли и захотели вернуться.
Лазы и переселенческий вопрос [314]
Когда два месяца назад я поместил в петроградской «Речи» письмо об уходящих вглубь Турции лазах, предлагал «сберечь немногочисленный народ», обязать Порту в будущем русско-турецком договоре «способствовать обратному движению мухаджиров» и «поступать так, чтобы лазы могли и захотели вернуться» (№ 67) [315], «Новое время» не упустило случая заявить: «Уже появляются печальники враждебных нам народностей», и замечая, что не нынче своевременно печаловаться за них «азиатских, диких», спрашивало: «Не вернуть ли нам и черкесов, заселявших черноморскую губернию?»
Политическая бестактность «Нового времени» бесспорна и не заслуживала бы внимания, если бы дело не шло о вопросе государственной важности.
Кавказ и соседние страны с каждым годом всё более делаются осью русской внешней политики, почему местные вопросы зачастую и являются русскими государственными вопросами и лишь печально незнакомство с последними общества и столичной печати. «Новому времени» непонятно, как нынче можно заниматься какими-то лазами. Между тем вопрос о лазах-мухаджирах, об опустении приморского бассейна и предстоящем их заселении – вопрос нашего политического поведения на Востоке, от решения которого зависит слишком многое.
Взгляд «Нового времени» наследует поведению властей со времени турецкой войны [18]28–29 гг., выселявших из занимаемых местностей коренных мусульман. Так был обезлюден Ахалцихский пашалык [316], так в [18]78–82 годах из Карсской области вышло 83 тысячи мухаджиров, немало тысяч – из Батумской, и покинули восточное побережье черкесы. До кн. Голицына пустыри заселялись смешанным христианским населением – русскими, греками, айсорами, главным же образом армянами, но в конце прошлого века пришлось все свободные места оставить за русскими.
Дело рассматривается в плоскости интересов имперских, я о последних говорю непосредственно, чтобы тем самым доказать своевременность разговоров о судьбах Лазистана.
Вопрос формулирую так: поскольку выгодно или вредно всякое движение вглубь Турции новой народности из занимаемых нами областей, в частности, движение лазов, и поскольку желательно или нет заселение пустырей христианским населением, в частности, русскими?
Будем, напервое, дальновидны: положение дел в землях к югу от Кавказа должно нас озабочивать не менее внутренних дел, что, кажется, понято нашим дипломатически ведомством: в «Оранжевых книгах» [317] постоянно видна указанная мысль, как в лозунгах – «Россия – покровительница армян», «Россия заинтересована в поддержании порядка в северной Персии» или «в восточных вилайетах». Поэтому вопрос о выселении из оккупируемых земель и их заселении должен рассматриваться в связи с переменами, ими вызываемыми во внутренних турецких делах.
Последствия нашей политики определены ещё Палгревом [318], писавшим по поводу мухаджиров: «Следствием русских нашествий было превращение Армении в Туркестан». А так как армянский вопрос есть, в сущности, вопрос земельный, наплыв нового населения лишь осложнил, обострил и запутал его, в чём особенно постарались черкесы. Следовательно, не допускать переселение в восточные вилайеты решительно необходимо и именно необходимо нам, а не Турции, всячески поощрявшей и привлекавшей мухаджиров. И действительно, XIX глава, например, русского предварительного проекта реформ в Армении, обсуждавшегося в июне 1912 года в епикейской комиссии [319], гласит: «На территории области (6 вилайетов) запрещается селить мухаджиров»; принятия этого пункта в окончательную ноту Сазонов [320] настойчиво добивался и ввиду неуспеха решил внести его в инструкцию Порты генеральным инспекторам: и было бы наивно полагать, что дело шло об интересе не русских, а той или иной народности восточных вилайетов.
Но прилив и усложнение земельного вопроса в Турции повели к отливу, к переселениям на Кавказ, что бесспорно нежелательно ввиду национальных недоразумений. Не будь переселенческой политики, которой мы на Кавказе придерживаемся с XVIII столетия, не было бы и того гордиева узла, который завязали здесь: Карсская область особенно занятна составом населения: из её 11 участков только в 7 есть превышающие половину населения одной народности, и таких народностей четыре. Сказанное о недопустимости этнических перемещений вглубь Турции приложимо и к лазам, к аджарцам и туркам.
Но это одна сторона вопроса. Иная касается непосредственно лазов. Именно: спрашивать о черкесах и поздно, и праздно, но ведь не все черкесы ушли, а оставшиеся показали, что могут быть лояльными, и разве черном[орская] губерния не запустела от черкесского выселения, одичавшие фруктовые рощи не свидетельствуют о том, что культура была? Но если можно говорить о выселении народов, подобных черкесам, то к лазам и это не относится. Лазы впереди всех народностей чорохского бассейна и вообще народ, которым можно гордиться. Мореход и рыболов, лаз – помор юга. Упорный и трудолюбивый, он отличный ремесленник и земледелец. Если лазы уйдут из Лазистана и не вернутся на родину, мы потеряем культурн[ую], стойкую силу, которой у нас так мало и которая нам так необходима. А что ждёт мухаджиров на новых местах, видно из «Синих» книг: из 1 400 батумских грузин, высадившихся в Исмиде, близ Константинополя, в августе 1880 года, за два с половиной месяца умерло 211 человек от голода и лихорадки; у большинства беженцев не было иного убежища, как тени деревьев, иной пищи, кроме плодов, главным образом, айвы, собираемой по дороге.
Остаётся последний вопрос: быть может, уход лазов желателен, имея в виду направление на окраины русск[их] переселенцев? Однако, несмотря на аграрные затруднения внутри России, мы высказываемся против него. Во-первых, колонизация русскими Закавказья не уменьшает затруднений, а лишь оттягивает их полное разрешение; во-вторых, растворение русских в массе окружающих народностей нежелательно, а между тем, ассимилируются поселенцы быстро, никого не ассимилируя; в-третьих – заселение русскими именно черноморского побережья отдаёт их во власть малярии: стоит посетить больницы Батума и Сочи, чтобы узнать, как широко распространена она среди них и как велико на этой почве их вымирание. Для разрешения переселенческого вопроса нужны иные меры и места.
Ил. Зданевич
