пор, как мне исполнилось девять или десять лет. Так говорила мама. Он просто исчез. Он ведь мог умереть, я так думаю.
Я подняла глаза к небу, но не увидела ничего, кроме облачка пара от моего дыхания.
— Ты все время так складно врешь.
— Сейчас я говорил правду.
— Откуда мне знать?
Я обогнула часовню, подошла к памятнику жертвам войны и села на холодные каменные ступени. Кому тут верить? Если бы у меня было ружье, клянусь, я бы пристрелила его, как только он пришел, прицелилась бы из-за угла и проделала большую дырку в его дурацкой шинели. Он бы умирал, а я стояла бы рядом и смеялась.
— Сколько раз я должен повторять?! — крикнул он. — Извини меня!
Только попробуй подойти и сесть рядом, подумала я, но он застыл в нерешительности, прислонившись к стене часовни в нескольких футах от меня и разглядывая свои ботинки.
— Она потом вышла замуж, твоя мама?
— Нет, я думаю, наш отец слишком избаловал ее, чтобы она смотрела на других мужчин.
Наши матери. Твоя и моя.
— Ты вообще-то совсем на него не похож. Ты это знаешь?
— Ты тоже не очень на него похожа.
— Это был подлый трюк, с фото! Зачем было врать, что это Элизабет? Это было так низко!
Кэллум развел руками:
— Ты ведь сказала, что это единственное ее фото, которое у тебя есть. Я не мог его взять у тебя. Не мог разрушить твои иллюзии.
— Господи! — Я изо всех сил стукнула кулаком по каменной колонне. — У тебя на все есть ответ. Почему все думают, что меня постоянно надо оберегать?
Он молчал. Кожа на моей ладони покраснела и покрылась капельками крови. Внизу, под нами, простирался Харроп, за которым начиналась вересковая пустошь, которая у горизонта сливалась с небом. Скоро все это будет позади, подумала я. Осталось два дня.
— Послушай, — сказал он, подходя ближе. Его голос стал мягким. — Есть другая причина, по которой я вернулся, чтобы повидаться с тобой и рассказать правду.
— Какая?
— Помнишь, в клубе, когда мы… когда я…
— Нет, ради бога, не начинай это опять. Ты или лжец или извращенец, одно из двух! Я не хочу иметь с этим ничего общего!
— Я тогда не врал насчет поцелуя. Ты должна это знать. Ты просто красавица, ты похожа на Бланш Ингрэм.
— Бланш Ингрэм? — Я чуть не расхохоталась. — Кажется, это такая толстая стерва, не так ли?
— Нет, не совсем. — На его губах показалась странная улыбка, которая разозлила и смягчила меня одновременно. — Она загадочная. Высокая, сильная, гибкая. Ты светишься.
— Пошел ты!
— Правда. Ну, хорошо, забудь о моих словах. Я не собираюсь надоедать тебе, у меня новая девушка, кстати. Так что тебе ничто не угрожает. Но мне не нравится, что ты считаешь себя некрасивой, когда это совсем не так. Если бы я не был твоим братом…
— Которым ты являешься.
— Я знаю. Но разве ты не чувствуешь, что мы понимаем друг друга с полуслова? Что нас друг к другу тянет?
— Нет. — Я встала. — У тебя заготовлены еще какие-нибудь откровения на сегодня или это все?
— Кэт. — Он взял меня за руку. — Господи, у тебя пальцы как лед. Послушай, я не собирался говорить ничего особенного, но ты моя сестра, и я не хочу, чтобы мы забыли об этом. Теперь, когда я тебя нашел.
— Люди каждый день теряют родных, — сказала я, вырвав свою руку и спрятав ее за спину.
— Да, но от этого они не перестают быть родными. Ты ведь не можешь, закрыв глаза, считать, что стала невидимкой.
— Я ничего не знаю. Мне нужно время, чтобы подумать.
— Кэт. — Он придвинулся, собираясь обнять меня.
— Отойди! Я сказала, мне нужно время. Мне нужно время, чтобы перестать тебя ненавидеть.
При этих словах его лицо сделалось несчастным.
Господи, подумала я. Бьюсь об заклад, ты был уверен, что сможешь убедить меня, подключив свои обаяние и лесть. Ты немного ошибся.
— У меня есть твой номер, — сказала я. — Я буду занята следующие восемь или девять недель, но позвоню тебе перед Рождеством.
— Так нескоро?
— Так нескоро. Но я позвоню. Обещаю.
Он довел меня до ворот и опять попытался обнять, но я отпрянула.
— Мне сейчас направо, — сказала я, — а тебе налево, к станции.
— Хорошо, — ответил он, — согласен. Еще пара слов. Ты меня ненавидишь, но я все же скажу. Моя мама считала, что твоя мама психически больна. То есть совершенно невменяема. Так что, если ты когда-нибудь найдешь ее, если она выберется из психушки, будь осторожна. Возможно, за ней тебе придется присматривать не меньше, чем за бабушкой.
Я смотрела, как удаляется его высокая серая фигура, пока она не скрылась из виду.
* * *
На этот раз я собиралась сделать все как надо.
Оказалось, что политика малодушия и бездействия довольно эффективна. В Оксфорде очень здорово, потому что все здесь немного с причудами, и я не выделяюсь на общем фоне. Во всяком случае, все, как один, зовут меня Кэт.
Я нахожусь здесь уже шесть недель, учусь в колледже, но большую часть времени провожу неподалеку, в Саммертауне, где мама сняла для меня квартиру. Она приехала две недели назад, отработав в библиотеке положенный срок после подачи заявления об уходе. Когда она найдет работу, то выставит на торги свой дом в Болтоне и купит здесь квартиру. И я смогу переехать к ней. Обо всем этом мы договорились.
Жить с ней легко. У каждого есть собственный кухонный шкаф, и я приняла тот факт, что она практически не ест, а она не возражает против того, что иногда после еды я запираюсь в ванной и включаю радио на всю катушку. Но это происходит не так часто, как раньше. Да и еда в ее доме совсем другая.
Как-то я взглянула на ее силуэт, когда она стояла у окна. Я вдруг увидела, какая она худенькая, и у меня перехватило дыхание.
— Почему я не такая, как ты? — не удержалась я.
Она рассмеялась.
— Это заблуждение, что дети всегда похожи на родителей. Ведь дети не клоны, они похожи на самих себя, они совершенно новые личности. Тебе скоро не захочется быть, как я, обещаю тебе.
Я узнаю о ней все новые факты. Однажды, распаковывая вещи, она показала мне шкатулку, в которой лежал засушенный конский каштан, похожий на маленький коричневый мозг.
— Его дал мне твой отец, — сказала она.
Да, этот подарок не потребовал от него больших затрат,
