Он пытливо оглядел бармена и весело поставил диагноз:
– Конченый человек.
Шофер такси уже прижимался толстым носом к стеклу, и Ута поманил его пальцем, повернувшись спиной к хозяину.
– Как мотор? – спросил он, когда тот вошел.
– Как новый.
– А плечо Джимми?
– Отлично.
– Сменили ему повязку?
– Только что.
– Промокла?
– Ерунда… Немного.
Лицо шофера оставалось совершенно серьезным, и Ута одобрительно подмигнул ему.
– Что будешь пить, Джонни?
– То же, что и вы, шеф.
– Две можжевеловых с ромом?
– Великолепно.
Ута повернулся лицом к стойке.
Не дожидаясь, когда ему повторят, бармен уже составлял смесь.
– Что будем с ним делать? – спросил Ута, кивнув на него.
– Делать? – переспросил новоявленный Джонни.
– Он слышал больше, чем следует, и может разболтать.
– Никогда не поздно устроить ему баню.
– Да, – мечтательно сказал Ута, – никогда не поздно.
Бармен налил смесь в два стаканчика и осторожно подвинул их к краю стойки.
– Ты посмотри, – сказал Ута шоферу, показывая на стаканы, – этот тип, должно быть, принял нас за баб.
Таксист тоже поставил локоть на стойку и несколько секунд пристально глядел на бармена.
– Послушай, крошка, – сказал он, наконец, язвительно. – Мы с шефом не монахини-урсулинки. Когда мы пьем, нам подают в чайных стаканах.
Ута послал человеку за стойкой прекраснейшую из своих улыбок.
– Вы, как видно, не знаете, что случилось с хозяином «Цыганского трактира» всего две недели назад.
– Валяйте, расскажите ему, шеф.
– Он был человек неделикатный и болтливый и любил повторять все, что услышит.
Ута медленно провел левой рукой по губам. Когда он отнял руку, лицо его было совершенно серьезным, словно никогда и не улыбалось.
– Его убили.
Шофер взрывом смеха выразил свою радость.
– Да еще каким манером, шеф.
– Да, – подхватил Ута, – каким манером.
Человек за стойкой налил смесь в два больших стакана, заботливо наполнив их до краев.
– Это другое дело, – одобрительно заявил шофер.
Оба чокнулись, прежде чем выпить. Ута положил на стойку сотенный билет.
– Возьми, парень, – сказал он хозяину, – и постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.
Шофер распахнул двери настежь. Ута вручил ему две бутылки. Как два старых друга, свидевшихся после разлуки, они с песней вышли на улицу, не утруждая себя ответом на неуверенный поклон бармена.
– Знаешь, – сказал Ута, когда они пришли в гараж, где стояла машина, – ты мне нравишься.
* * *
– Какой красивый кораблик, сеньорита Флора, – послышался голос Лолиты. – Чей, вы говорите, это подарок?
– Одного молодого человека по имени Беремундо. Беремундо Саласар Чокано уроженец Ла Риохи, как и мы. В конце войны он пришел в город вместе с националистами[6] и остался у нас в усадьбе.
Рехина со вздохом отложила шитье и чуть качнула кресло-качалку. Из-за двери в противоположном конце салона до нее доносилось бормотание двух женских голосов. Нахмурившись, она спросила себя, неужели у Флоры хватит бесстыдства продолжать этот разговор. До сих пор она пичкала нелепой историей своих отношений с Беремундо только старых друзей дома, но с некоторого времени совсем потеряла голову и начала рассказывать ее даже случайным знакомым. Теперь она намеревалась поведать ее служанке, сопливой девчонке, только что приехавшей из Мурсии. Если так будет продолжаться, в один прекрасный день Рехина, пожалуй, застанет сестру за обсуждением всех подробностей этой истории с электромонтером или мальчишкой-посыльным из лавочки.
– Вы говорите, он сам его сделал, сеньорита Флора? – спросила девочка своим певучим голосом.
– Да, сам, собственными руками. Ах, ты не можешь себе представить, до чего он был способный. В жизни я не встречала такого одаренного человека… Из какого-нибудь полена он за десять минут вырезал фигурку.
…Останься он еще на год, он заполонил бы этими фигурками весь дом. Ссылаясь на их высокую художественную ценность, Флора заставила его деревяшками все уголки. Но однажды в ее отсутствие (она ушла в город за покупками) Рехина побросала фигурки в огонь, превратив их в горсть пепла. Сестра пожелтела от ярости, когда обнаружила это, и полгода с ней не разговаривала.
– Сразу видно, что это ценная работа. Нужно быть настоящим художником, чтобы сделать такой кораблик. – Наступило молчание, и Рехина представила себе обеих погруженными в созерцание восьмого чуда света. – Сколько времени, вы говорите, он прожил у вас, сеньорита?
– Ровно два года и восемь месяцев… Ах, пока он жил у нас, усадьба, в которой мы проводим лето, казалась совсем другой!.. Он был очень веселый парень, Беремундо! Он любил смеяться, шутить, рассказывать анекдоты… Но человек он был серьезный, положительный. Мы стали близкими друзьями.
…Каждый вечер Флора спускалась на кухню и допоздна не давала ему спать. Она сделала открытие, что у молодого человека вкусы схожи с ее собственными, и настойчиво пыталась внушить ему, что это факт чрезвычайной важности. Беремундо слушал ее, скрестив руки, отвечал сухо и односложно. Однажды Рехина услышала, как Флора произнесла: «Такой молодой и предприимчивый человек, как вы, должен подыскать себе пару». Напрягая слух, она разобрала еще: «Вы коренной риохец, как и я. Ни вас, ни меня не интересуют люди из других мест».
– А почему он уехал из вашего дома, сеньорита Флора?
– Однажды в середине лета он получил телеграмму из дому, в которой сообщалось, что его мать при смерти. Он уехал к себе всего на несколько дней, но добрая женщина выздоровела и, так как она одна на свете, не захотела, чтобы он возвращался в Каталонию… Это был жестокий удар для нас обоих. Но, что поделаешь, жизнь есть жизнь…
…Хотя эта история давно набила ей оскомину, Рехина не могла сдержать улыбку… В то лето Флора замкнула кольцо осады вокруг Беремундо, и приказчик не нашел иного выхода, кроме бегства. Разумеется, в телеграмме не было ни слова правды, он сам попросил отправить ее. Быть может, в родных краях у него была невеста или он просто хотел избавиться от Флоры. Одно несомненно: он улетел далеко, этот Беремундо. И хотя Флора терпеливо ждала долгие годы, он так и не дал больше о себе знать, словно сквозь землю провалился.
– Странно, что вы о нем больше не слыхали, – говорила девушка. – Кто знает, а вдруг с ним что-то случилось!
– В этом не было бы ничего удивительного, говорю тебе. В наше время никто ни в чем не может быть уверен… Беремундо был настоящим рыцарем, не то что нынешние мужчины – они рыцари только на словах… Достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться в этом. Никогда прежде на меня не смотрели с таким бесстыдством…
Рехина снова отложила вышивку и машинально расправила складки на юбке. С некоторых пор у ее сестры появилась навязчивая идея, будто мужчины преследуют ее на улице и ночью пытаются влезть к ней в окно.
– Кажется, трудно поверить, но они действительно нигде не оставляют тебя в покое. Вчера под вечер на Пасео…
Флора закончила свое признание шепотом. Наступило непродолжительное молчание, затем Лолита спросила:
– Что же вы тогда сделали, сеньорита?
– Что, по-твоему, я могла сделать? Уже стемнело, кругом ни души… Я ничего не ответила и бросилась бежать к проспекту Марии. Что мне было еще делать? К счастью, я встретила там старого друга нашей семьи, он был так любезен, что проводил меня домой…
Рехина захлопнула корзинку с рукоделием и, сдерживая дыхание, направилась в комнату сестры.
Она хорошо знала, что, когда имеешь дело с людьми, подобными Флоре, надо запастись терпением. Но известно, что терпение тоже имеет свои пределы.
– Не будешь ли ты добра замолчать? – сказала она ей. – Мне надоело слушать одну и ту же пластинку.
– Если тебе надоело, – ответила Флора, не отрываясь от работы, – уйди куда-нибудь.
Стоя под притолокой голубой с золотом двери, Рехина почувствовала,»что щеки ее запылали. Итак, она хочет войны? Что ж, она ее получит!..
– Нет, я не уйду, – сказала она. – Я работаю у себя в спальне и не понимаю, почему я должна сносить твои фантазии…
– Никто тебя не просит их сносить, – неприязненно возразила Флора. – Тебе достаточно закрыть двери в салон. Нет ничего проще.
– Постыдилась бы в твои годы рассказывать такие истории девчонке.
Неловкая фраза вырвалась у нее помимо воли, и Рехина поспешила прибавить:
– Послушай-ка, Флора: я тебе уже сказала однажды, что некоторые вещи терпеть не намерена.
– Хотела бы я знать, что ты называешь «некоторыми вещами»? Если ты имеешь в виду мою дружбу с Беремундо…
– Твою дружбу с Беремундо… и все остальное…
– Выражайся яснее, чтобы я могла понять.
– По-моему, я не по-турецки изъясняюсь.
– В таком случае признаюсь, что я тупа, как ослица.
– Полно, не к чему делать такое лицо! Ты отлично понимаешь, о чем я говорю.