– Так вот как вы оправдываете доверие, которое мы оказывали вам? – сказал я. – Завтра вы оставите вашу службу.
Он поклонился с видом совершенно уничтоженного человека и, молча, проскользнул мимо меня. Огарок был еще на столе, и при свете его я взглянул на бумагу, которую Брёнтон вынул из бюро. К моему изумлению, это оказалось вовсе не важным документом, а не чем иным, как копией вопросов и ответов, употребляющихся при странном старинном обычае, называющемся «Мёсгрэвским обрядом». Это – вид особой церемонии, составляющей особенность нашего рода в течение многих веков и совершаемой каждым Мёсгрэвом при достижении совершеннолетия. Этот обряд имеет частное значение и может быть интересен разве только для археолога, как наши гербы и девизы. Практической же пользы из него не извлечь.
– Мы лучше после поговорим об этой бумаге, – заметил я.
– Если вы считаете это необходимым, – несколько колеблясь, ответил Мёсгрэв. – Итак, буду продолжать свое показание. Я запер бюро ключем, оставленным Брёнтоном, и только что повернулся, чтоб выйти из комнаты, как с изумлением заметил, что дворецкий вернулся и стоял передо мной.
– Мистер Мёсгрэв, сэр! – вскрикнул он хриплым, взволнованным голосом. – Я не могу перенести бесчестия. Я всегда был горд не по положению, и бесчестие убьет меня. Кровь моя падет на вашу голову, сэр, если вы доведете меня до отчаяния. Если вы не можете оставить меня у себя после того, что случилось, то, ради Бога, дайте мне месяц сроку, как будто я сам отказался и ухожу по своей доброй воле. Это я могу перенести, мистер Мёсгрэв, но мне не перенести, если вы выгоните меня из дома на глазах всех, кого я так хорошо знаю.
– Вы не заслуживаете снисхождения, Брёнтон, – ответил я. – Ваше поведение в высшей степени неблаговидно, но так как вы долго служили в нашей семье, я не хочу порочить вас публично. Однако месяц – это слишком долгий срок. Уезжайте через неделю под каким угодно предлогом.
– Через неделю, сэр! – закричал он в отчаянии. – Хоть две недели… дайте мне, по крайней мере, две недели…
– Неделю! повторил я. – И то это еще слишком снисходительно.
Он медленно вышел из комнаты, опустив голову на грудь, как нравственно убитый человек, а я загасил свечу и вернулся к себе в комнату.
В продолжение двух дней после этого случая Брёнтон исполнял свои обязанности особенно тщательно. Я не намекал на прошедшее и с некоторым любопытством ожидал, как ему удастся скрыть свой позор, Но на третье утро он не пришел ко мне, как обыкновенно, за приказаниями на этот день. Выходя из столовой, я случайно встретил горничную Рочель Хоуэльс. Я говорил вам, что она только что оправилась от болезни и теперь была так страшно бледна и худа, что я побранил ее, зачем она работает.
– Вам следовало бы лежать в постели, – сказал я, – за работу же приметесь, когда выздоровеете.
Она взглянула на меня с таким странным выражением, что у меня в голове мелькнула мысль, не сошла ли она с ума.
– Я уже достаточно окрепла, мистер Мёсгрэв, – сказала она.
– Посмотрим, что скажет доктор, – ответил я. – Теперь же оставьте всякую работу и когда пойдете вниз, скажите Брёнтону, что мне нужно его видеть.
– Дворецкий пропал, – сказала она.
– Пропал! Как пропал?
– Пропал. Никто не видел его. В его комнате его нет. О! он уехал… уехал…
Она прислонилась к стене и разразилась громкими криками и резким хохотом. Испуганный этим внезапным истерическим припадком, я бросился к звонку, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Девушку, продолжавшую рыдать и хохотать, отнесли в ее комнату, а я справился о Брёнтоне. Не оставалось ни малейшего сомнения, что он исчез. Постель его оказалась не тронутой; никто его не видел после того, как он ушел вечером к себе в комнату. Трудно было, однако, догадаться, как он мог выйти из дому, так как все окна и двери утром были найдены запертыми. Платье, часы и даже деньги Брёнтона оказались в комнате; не доставало только черной пары, которую он обыкновенно носил. Не было также туфель, но сапоги оказались налицо. Куда же мог дворецкий Брёнтон уйти ночью и что с ним сталось!
Конечно, мы обыскали весь дом с чердака до подвала, но нигде не нашли Брёнтона. Дом, как я уже говорил, представляет собою целый лабиринт, особенно первоначальная постройка, в которой, собственно, теперь никто не живет; однако мы обыскали каждую комнату, каждую каморку и не нашли и следа пропавшего. Мне казалось невероятным, чтобы он мог уйти, оставив все свое имущество, а, между тем, где же он мог быть? Я призвал местную полицию, но из этого ничего не вышло. Накануне ночью шел дождь, мы осмотрели лужайку и аллеи вокруг дома, но понапрасну. Таково было положение дела, когда новое обстоятельство совершенно отвлекло наше внимание от первоначальной тайны.
Два дня Рочель Хоуэльс была так больна, что пришлось на ночь приставить к ней сиделку. Она то лежала в забытьи, то впадала в истерику. На третью ночь после исчезновения Брёнтона сиделка, видя, что больная заснула спокойно, сама задремала в кресле. Когда она проснулась рано утром, то увидела, что кровать пуста, окно открыто, а больной и следа нет. Меня тотчас же разбудили. Я взял с собой двух лакеев и отправился искать пропавшую девушку. Не трудно было определить направление, по которому она пошла. Под окном ясно были видны следы, которые шли через лужайку к пруду, где они исчезали у песчаной дорожки, ведущей из имения. Пруд в этом месте имеет 8 футов глубины, и вы можете себе представить, что мы почувствовали, когда увидели, что след несчастной девушки вел прямо к краю пруда.
Мы сейчас же вооружились баграми и принялись за поиски тела, но ничего не нашли. Но зато мы вытащили совершенно уж неожиданный предмет. Холщевый мешок с массой заржавленного, потерявшего цвет металла и тусклыми кусочками кремня или стекла. Эта странная находка была все, что нам удалось выловить из озера, и, несмотря на все поиски и расспросы, мы так ничего и не знаем о судьбе Рочели Хоуэльс и Ричарда Брёнтона. Местная полиция просто и приложить ума не может, и я пришел к вам, как к последнему убежищу.
Можете себе представить, Ватсон, с каким интересом я выслушал это необычайное стечение обстоятельств, как я пытался сопоставить их и найти общую связь между ними.
Исчез дворецкий. Исчезла горничная. Девушка любила дворецкого, но потом имела причину возненавидеть его. Она уроженка Уэльса – страстная, необузданная. Известно, что немедленно после исчезновения Брёнтона она была в страшно возбужденном состоянии. Она бросила в пруд мешок с какими-то странными предметами. Все это факторы, которые следовало принять во внимание, но они не объясняли сути дела. Где исходная точка этой цепи событий? Только конец запутанной цепи лежал передо много.
– Мне нужно взглянуть на бумаги, которые так заинтересовали вашего дворецкого, что он рискнул потерять место, – сказал я.
– В сущности, этот наш обряд – довольно большая нелепость, – ответил Мёсгрэв, – извинительная только благодаря своему старинному происхождению. Копия ответов и вопросов у меня с собой, так что можете взглянуть на нее, если желаете.
Он подал мне бумагу, которую я держу в руках в настоящую минуту. Вот тот ряд странных вопросов, на которые должен был давать такие же странные ответы каждый из Мёсгрэвов при достижении совершеннолетия. Я прочту вам ответы и вопросы:
«– Чье оно было?
– Того, кого нет.
– Чье оно будет?
– Того, кто будет позже.
– В каком это было месяце?
– В шестом, считая с первого.
– Где было солнце?
– Над дубом.
– Где лежала тень?
– Под вязом.
– Сколько сделано шагов?
– К северу десять и десять; к западу пять и пять; к югу два и два; к востоку один и один и потом вниз.
– Что мы должны отдать за это?
– Все, что наше.
– Почему мы должны отдать это?
– Из-за доверия».
– На оригинале нет числа, но, судя по орфографии, он относится к половине семнадцатого столетия, – заметил Мёсгрэв. – Боюсь, что этот документ мало поможет вам в раскрытии тайны.
– Зато он представляет собою другую тайну, и еще более интересную, чем первая, – сказал я. – Может быть, раскрытие одной из них повлечет за собой раскрытие другой. Извините меня, Мёсгрэв, но должен сказать, что ваш дворецкий кажется мне очень умным человеком и более проницательным, чем десять поколений его господ.
– Я не понимаю вас, – ответил Мёсгрэв. – Бумага, по моему мнению, не имеет никакого практического значения.
– А по-моему, она имеет огромное значение, и мне кажется, что Брёнтон разделял мой взгляд. Вероятно, он видел ее раньше той ночи, когда вы поймали его.
– Очень возможно. Мы не скрывали этого.
– Насколько я понимаю, в ту ночь, когда вы застали его, он просто хотел освежить документ в своей памяти. Вы говорили, что у него в руках была карта или план, который он сличал с рукописью и который спрятал в карман при вашем появлении.
