на все доски. Белоснежная скатерть сверкает. Графины искрятся. Евгения Андреевна шикарно одета. Глеб Николаевич собирается купить «Ситроен». Мусю посылают на лето в Биарриц. Сами в июле едут в Довилль. А прибывающие гости подходят к ручке сияющей Марии Степановны, и сдерживая зависть, радостно говорят:
– От души поздравляю.
– Дай Бог еще раз удачи.
И даже черствый белградский племянник, два года не писавший ничего из-за недостатка времени, прислал телеграмму: «Мэ фелиситасьон сенсер. Анбрасс. [274] Пьерр».
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 9 июня 1932, № 2564, с. 3.
Из действительной жизни
Можно искренно позавидовать Вишневецким: какой прелестный ребенок их Ирочка!
Прежде всего, учится великолепно. Память отличная, ко всему относится вдумчиво, с добросовестным желанием вникнуть в каждый вопрос по существу.
– Ну, хорошо, батюшка, – спрашивает она законоучителя, преподающего ей Закон Божий. – Бог Отец – это отец. Так. Бог Сын – это сын. Так. Ну, а Дух Святой? Кто Он? Дядя?
Относительно сотворения мира из ничего, хотя и в деликатной форме, но довольно настойчиво Ирочка также спрашивала:
– Ну, а почему, батюшка, папа всегда говорит маме: из ничего ничего не бывает?
По русской истории Ирочке известны не только Рюрик, Всеволод Большое Гнездо, Петр Великий и Екатерина Вторая. Она даже знает реформы Императора Александра Второго. Достаточно ее спросить:
– Ирочка, а что такое всеобщая воинская повинность?
Как она бойко ответит:
– Всеобщая повинность, это вообще то, что все военные должны вообще быть генералами.
Однако, все познания, все успехи и вся детская память Иры ничто в сравнении с огромной выдержкой. Нужно было, например, посмотреть, как героически вела себя она перед минувшей Пасхой во время говения. Дома ее предупредили, что в эти дни нельзя раздражаться, нужно терпеть все, прощать все обиды. Младшие сестры, воспользовавшись этим, отобрали у нее все игрушки, отняли любимую куклу Фифи, великолепный цветной мяч. Приговаривали при этом, не без злорадства:
– Ирочка, тебе нельзя сердиться. Ты говеешь.
И она – ничего. Не только терпела, но даже после причастия, когда руки уже развязаны, не свела счетов с обидчицами.
Впрочем, все это мелочи сравнительно с тем, что произошло с Ирой на днях. Собственно говоря, об этом факте я и хотел сообщить, так, как в данном случае дело касается французов, а французы, как известно, о воспитанности наших детей не особенно высокого мнения.
Знакомый врач, осматривая как-то Иру, пришел к печальному заключению, что девочке необходимо сделать операцию по удалению гланд. Кроме того, следовало бы вырезать и полипы в носу. Некоторое время родители не решались на операцию, жалея ребенка. Однако, призрак возможного дифтерита, при котором могло произойти удушье, заставил, наконец, послушаться доктора.
В первый раз отправились сговариваться с хирургом. Взяли с собой дочь, сказали, что едут покупать ей детскую плиту со всеми кухонными принадлежностями. И плиту, действительно, купили. Но по дороге домой, кроме того, все вместе заехали в госпиталь.
Во второй раз, уже в день операции, опять отправились в магазин купить материю на платье Фифи. Материю купили, но после магазина снова, как бы случайно, зашли в госпиталь.
Сердца родителей обливались кровью, когда наступил роковой момент. Сестра милосердия явилась в приемную, забрала Ирочку; та без сопротивления дала себя увести.
И трудно сказать, где было больше страданий; здесь ли, в приемной, или там, в операционной. Родители шептались, вздыхали, брали в руки журналы, в которых ничего не понимали, думая совсем о другом. Там же, внутри, в это время, без единого слова протеста, без плача, с широко раскрытыми глазами, покорно сидела в кресле Ирина. Вокруг испачканные кровью полотенца, в носу боль. Возле шеи боль. Во рту страшное воспоминание о бесцеремонных пальцах хирурга. О холодном прикосновении металла. Значит, вот какой ценой было куплено платье для Фифи? Значит, вот откуда плита и все блестящие принадлежности к ней?
Прошло четверть часа томительного ожидания в приемной. Родители совсем смолкли. Журналы уже не шуршат. И, вот, наконец, входит сестра, вводит Ирочку. На лице сестры удивление. В глазах – любопытство.
– Ну, что? Как?
Вишневецкие нервно поднялись с мест.
– Все благополучно, мсье. Вот ваша дочь. Скажите только, мадам. Доктор спрашивает… Это вы научили ее сказать то, что она сказала после операции?
– Не знаю, в чем дело, мадемуазель… Я ничему не учила.
– Доктор говорит, что за пятнадцать лет практики, сделав операции многим тысячам французских детей, он никогда не встречал ничего подобного. Обычно все дети у нас кричат, плачут, кусаются даже. А она не только покорно все выдержала, но мало того: когда все уже вырезали и объявили, что операция кончилась, спокойно подошла к хирургу, сделала реверанс и вежливо произнесла:
– Мерси, мсье.
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 24 июня 1932, № 2579, с. 3.
