– М-р Джозия Браун, если не ошибаюсь? – спросил Холмсъ.
– Да, сэр, а вы, без сомнения, м-р Шерлок Холмс? Я получил записку, посланную вами с нарочным, и сделал в точности то, что вы мне велели. Мы заперли все двери изнутри, после чего стали дожидаться вора. Ну, я очень рад поимке негодяя! Надеюсь, джентльмены, что вы зайдете ко мне закусить и подкрепиться.
Однако, Лестрад торопился доставить преступника в безопасное место, потому несколько минуть спустя был вызван наш кэб, и мы вчетвером покатили обратно в Лондон. Наш узник не проронил дорогой ни слова, он только свирепо смотрел на нас из под нависших на лоб всклокоченных волос, да однажды, когда моя рука очутилась вблизи него, он впился в нее зубами, как голодный волк. Мы пробыли достаточно долго в полицейском участке, чтоб узнать, что при обыске платья у арестанта не найдено ничего, кроме нескольких шиллингов и длинного кинжала в ножнах, рукоятка которого носила многочисленные следы свежей крови.
– Скоро все откроется, – сказал, прощаясь с нами, Лестрад. – Гиллю хорошо известен весь этот честной народец, и он сейчас назовет имя нашего молодца. Вот вы увидите, что моя догадка насчет маффии подтвердится. Тем не менее я весьма обязан вам, м-р Холмс, за искусную поимку злодея. Очень уж ловко подстроили вы это, хотя, собственно, я не вполне понимаю, что навело вас на такую счастливую мысль.
– Боюсь, что теперь слишком поздний час для разъяснений, – отвечал Шерлокъ. – Кроме того, здесь не определились еще кое-какие подробности, а это одно из дел, которые стоит разобрать до конца. Если вы пожелаете зайти ко мне опять завтра вечером около шести часов, то, пожалуй, я буду в состояние показать вам, что даже и теперь вы не проникли вполне в самую суть происшествие, представляющего некоторые черты, которые ставят его совершенно особняком от прочих в истории преступлений. Если когда-нибудь я разрешу вам, любезный Ватсон, занести в вашу летопись еще кое-какие из моих маленьких проблем, то предвижу заранее, что вы оживите страницы своих записок рассказом об удивительном приключение с Наполеоновскими бюстами.
Когда мы сошлись втроем в назначенное время на другой день, Лестрад был более осведомлен о нашем арестанте. Зовут его, кажется, Беппо, фамилия неизвестна. Среди итальянской колонии он слыл неисправимым бездельником. В былое время этому человеку везло счастье; он был искусным скульптором и содержал себя честным трудом, но потом свернул на другую дорогу и уже два раза сидел в тюрьме: однажды за мелкую кражу, а второй раз, как мы уже слышали, за вооруженное нападение на своего земляка. По-английски он объяснялся совершенно правильно. Причины, заставлявшая его истреблять бюсты французского императора, оставались пока невыясненными, и преступник отказывался отвечать на все вопросы по этому предмету; но полиция дозналась, что эти гипсовые снимки могли быть сделаны его собственными руками, так как он занимался ремеслом лепщика в скульпторной мастерской Гельдера и Ко. Ко всем этим сообщениям, большая часть которых не представляла для нас новизны, Холмс прислушивался с вежливым вниманием, но мне, знавшему его так хорошо, было ясно, что его мысли витали далеко, и я угадывал смесь беспокойства и нетерпеливого ожидания под обычной маской хладнокровной сдержанности, которую он носил. Наконец Шерлок выпрямился в кресле; его глаза просияли. Внизу раздался звонок. Минуту спустя мы услыхали на лестнице приближающиеся шаги, и в комнату вошел пожилой краснолицый мужчина с седеющими бакенбардами. В правой руке у него был старомодный ковровый саквояж, который он поставил на стол.
– Дома ли м-р Шерлок Холмс? – спросил вошедший. Мой друг поклонился с улыбкой, говоря:
– М-р Сэндфорд из Ридинга, я полагаю?
– Да, сэр; боюсь, что я немного опоздал, но тому виною неаккуратность поездов. Вы писали мне насчет бюста, находящегося в моем владении.
– Совершенно верно.
– Ваше письмо у меня с собой. Вы пишете: «Я желаю приобрести копию с Девиновского Наполеона и готов заплатить десять фунтов за ту, которая находится в вашем владении». Так ли это?
– Конечно.
– Я был весьма удивлен вашим письмом, потому что не мог представить себе, каким образом узнали вы, что у меня есть такая вещь.
– Конечно, вы должны были удивиться, но объяснение очень просто. М-р Гардинг из магазина Братьев Гардинг сообщил мне, что их фирма продала свою последнюю копию вам, и дал мне ваш адрес.
– Так вот что! Неужели? А он сказал вам, сколько я заплатил за нее?
– Нет, не сказал.
– Послушайте, я честный человек, хоть и небогатый. За бюст заплачено мною всего пятнадцать шиллингов; по-моему, вы должны это знать прежде, чем я возьму от вас те десять фунтов.
– Позвольте вам сказать, что такая добросовестность делает вам честь, м-р Сэндфорд. Но я назначил цену и намерен ее держаться.
– Это очень мило с вашей стороны, м-р Холмс. Я привез с собою бюст, как вы просили. Вот он!
Посетитель открыл саквояж, и наконец мы увидали на столе цельный экземпляр бюста, виденного нами уже не раз в обломках.
Холмс вынул из кармана бумагу и положил на столь билет в десять фунтов.
– Вы потрудитесь подписать составленный мною документ, м-р Сэндфорд, в присутствие этих свидетелей. В нем сказано просто, что вы передаете мне все права, которые когда-либо имели на этот бюст. Я человек методический, как видите, а вы не можете знать, какой поворот могут принять впоследствии события. Благодарю вас, м-р Сэндфорд; вот ваши деньги и позвольте пожелать вам доброго вечера!
Когда наш гость скрылся за дверью, действие Шерлока Холмса возбудили в нас сильнейшее любопытство. Он начал с того, что вынул из комода чистую белую скатерть и постлал ее на стол. Потом он поставил только-что купленный бюст посредине этой скатерти. В заключение мой приятель взял молоток и с размаху ударил Наполеона в самое темя. Гипсовая голова разлетелась вдребезги, а Холмс поспешно наклонился над рассыпавшимися осколками. В ту же минуту мы услыхали громкие возглас торжества, и он показал нам один из черепков, в котором сидел какой-то круглый темный предмет, точно чернослив в пудинге.
– Джентльмэны, – воскликнул мой товарищ, – позвольте представить вам знаменитую черную жемчужину Борджиа.
Лестрад и я с минуту сидели молча, ошеломленные такой неожиданностью, а потом разразились дружными аплодисментами в порыве неподдельного восхищения. Яркая краска ударила в бледное лицо Холмса; он раскланялся нам, как драматург, принимающей чествования публики. В такие моменты он переставал быть рассуждающей машиной, обнаруживая свою человеческую любовь к поклоненью и похвалам. Эта необычайно гордая и скрытная натура, которая презрительно отворачивалась от общественной известности, была способна глубоко умилиться непритворным восторгом и одобрением друга.
– Да, джентльмэны, – сказал Шерлок, – это самая знаменитая жемчужина, существующая теперь на свете, и мне посчастливилось с помощью связной цепи индуктивного рассуждение выследить ее от спальни князя Колонна в отеле Дакр, где она потерялась, до внутренности этого последнего из шести бюстов Наполеона, изготовленных Гельдером и Ко в Стэпнее. Вспомните, Лестрад, переполох, вызванный пропажей этой крупной драгоценности, и напрасный усилие лондонской полиции отыскать се. Со мной самим советовались по этому делу, но я не мог пролить на него никакого света. Подозрение пало на горничную княгини, итальянку родом, и было доказано, что у нее есть в Лондоне брать, но нам так и не удалось открыть каких бы то ни было сношение между ними. Горничную звали Лукреция Венуччи, и теперь для меня несомненно, что этот Пьетро, зарезанный прошлой ночью, был ее брать. Я справился по старым газетам о числах и нашел, что пропажа жемчужины произошла как раз за два дня до ареста Беппо, схваченного полицией за какое-то насилие, – событие, случившееся в мастерской Гельдер и Ко в то самое время, когда в ней изготовлялись те бюсты. Теперь вы ясно видите последовательность событие, хотя видите их, конечно, в порядке, противоположном тому, в котором они представлялись мне. Беппо имел жемчужину у себя в руках. Он мог украсть ее у Пьетро, мог быть сообщником Пьетро или посредником между Пьетро и его сестрой. Для нас не важно знать, которое из этих предположение верно. Важно то, что Беппо обладал жемчужиной, и в тот момент, когда она была при нем, его разыскивала полиция. Он кинулся в мастерскую, где работал, и знал, что у него в распоряжении только несколько минут, которые надо употребить на то, чтобы спрятать эту вещь громадной ценности, иначе ее нашли бы при нем во время обыска. Шесть гипсовых бюстов Наполеона просушивались в корридоре. Один из них был еще мягок. В одну минуту Беппо, искусный мастер, сделал маленькое отверстие в сыром гипсе, опустил в него жемчужину и ловко заделал отверстие снаружи, сгладив поверхность. Это было превосходное хранилище. Едва ли кто мог бы открыть его. Между тем Беппо приговорили к году тюремного заключения, а тем временем шесть бюстов рассеялись по всему Лондону. Он не мог сказать, в каком именно из них заключалось его сокровище; только разбив их, можно было убедиться в этом. Даже встряхивание не сказало бы ему ничего, потому что при сырости гипса было вероятно, что жемчужина пристанет к нему, как на самом деле и вышло. Беппо не отчаивался; он направил свои поиски с значительной изобретательностью и настойчивостью. Через двоюродного брата, который работает у Гельдера, ему удалось узнать фамилии розничных торговцев, купивших бюсты. Он устроил так, чтобы найти занятие у Морза Гудсона, и этим путем выследил три из них. Жемчужины в них не оказалось. Тогда с помощью одного итальянца, служащего в этом торговом доме, Беппо успел дознаться, куда попали три остальные бюста. Первый был у Гаркера. Тут его выследил сообщник, обвинявшие Беппо в потере жемчужины, и Беппо зарезал его в последовавшей драке.
