Возвращаясь в Англию из-за границы, куда мне сообщили о полученном мною богатом наследстве, - возвращаясь в страну, с которой меня связывали только самые тяжелые чувства, я боялся отцовских денег, боялся воспоминаний об отце, не доверял навязанной мне в жены корыстной девушке, не доверял намерению отца принудить меня к такому браку, не доверял самому себе, замечая, что алчность уже начинает овладевать мною, что во мне угасает признательность к тем благородным, честным друзьям, любовь которых была для нас с сестрой единственным светлым лучом в детстве. Я возвращался растерянный, в полном смятении, опасаясь и себя и всех, с кем мне пришлось бы здесь встретиться, помня только то, что богатства моего отца приносили людям одно лишь несчастье. Теперь подожди, Джон Гармон, и продумай все как следует. Так ли это было на самом деле? Да, именно так.
На корабле третьим помощником капитана служил некто Джордж Рэдфут. Я услышал его имя впервые, примерно за неделю до нашего отплытия, когда один из клерков пароходного агентства назвал меня "мистер Рэдфут". Дело было так: я поднялся в тот день на пароход посмотреть свою каюту. На палубе клерк подошел ко мне сзади, тронул меня за плечо и со словами: "Мистер Рэдфут, взгляните-ка", показал мне какие-то бумаги. А дня через два после этого, когда наш пароход стоял еще в порту, узнал мое имя и Рэдфут, но от другого клерка, который тоже подошел к нему сзади, тронул его за плечо и сказал: "Простите, мистер Гармон..." Видимо, мы с ним были одного роста и сложения, но на том наше сходство и заканчивалось, потому что когда нас видели вместе, разница между нами сразу становилась очевидной.
Как бы то ни было, обмен репликами по поводу этой путаницы легко послужил предлогом для знакомства, к тому же погода тогда стояла жаркая, а Джордж Рэдфут устроил меня в прохладную каюту, рядом со своей собственной; потом оказалось, что Джордж Рэдфут получил образование в Брюсселе, так же, как и я, и, так же, как и я, научился говорить по-французски, потом Джордж Рэдфут поведал мне свою историю - сколько в ней было правды и сколько вымысла, один бог ведает! - историю, похожую чем-то на мою. Я и сам служил когда-то во флоте. Таким образом, мы с ним стали беседовать откровенно, а этому способствовало еще то обстоятельство, что и он и все до единого на пароходе уже успели прознать, зачем я еду в Англию. Мало-помалу ему стали известны мои тревоги и зревшее у меня в мыслях намерение посмотреть на свою суженую и составить хоть какое-то представление о ней, прежде чем она узнает во мне Джона Гармона (а заодно, и испытать миссис Боффин, подготовив ей радостный сюрприз). И вот мы составили следующий план: переодеться простыми матросами (Рэдфут брался сопровождать меня в Лондоне), подыскать жилье где-нибудь по соседству с Бэллой Уилфер, попасться ей на глаза, использовать встречу, как только представится случай, и посмотреть, что из этого выйдет. Если ничего не выйдет, я ничего не проиграю, и все ограничится только отсрочкой моего визита к Лайтвуду. Точно ли это изложено? Да, совершенно точно.
Для Рэдфута выгода тут заключалась в том, что я должен был на некоторое время исчезнуть (исчезнуть на день, на два), сразу же после высадки на берег, чтобы никто меня не узнал, не опередил и не испортил всего дела. Поэтому я сошел с парохода с маленьким чемоданом (как показали потом стюард Поттерсон и пассажир Джейкоб Киббл) и стал ждать Рэдфута в темноте у той самой церкви в гавани Лаймхауз, что сейчас у меня за спиной. Так как в прежние годы я всегда старался обходить лондонский порт стороной и совсем не знал его, Рэдфут еще с парохода показал мне шпиль этой церкви. Теперь, в случае нужды, я, может быть, и вспомнил бы улицы, по которым шел к ней один от Темзы, а вот как мы вдвоем с Рэдфутом добрались от церкви до лавки Райдергуда, этого я себе не представляю - не представляю, куда мы поворачивали, как петляли. Он, очевидно, всячески старался сбить меня с толку.
Но оставим эти домыслы, не надо примешивать их к фактам. Вел ли он меня прямым путем или окольным - какое это имеет теперь значение? Возьми себя в руки, Джон Гармон.
Когда мы зашли к Райдергуду и Рэдфут заговорил с этим мерзавцем якобы только о том, где нам поселиться, разве у меня были какие-нибудь подозрения на его счет? Нет! Ни малейших подозрений не было до тех самых пор, пока к этому не представилось повода. По-моему, он взял у Райдергуда какой-то пакетик с порошком, с каким-то снадобьем, которым впоследствии и одурманил меня, но все же я в этом далеко не уверен. Сегодня я мог приписать ему только давнее сообщничество с Райдергудом - приписать наверняка, без всякого риска ошибиться, так как они были явно на короткой ноге, да и слава у Райдергуда дурная, как мне теперь известно. Но одурманили меня или нет, это так и остается невыясненным. Подозрения мои основываются всего лишь на двух фактах. Первый: когда мы вышли из лавки, Рэдфут переложил из одного кармана в другой какой-то пакетик. Второй: теперь мне известно, что Райдергуд уже был однажды арестован за участие в ограблении какого-то горемыки матроса, которого предварительно чем-то одурманили.
Мы прошли от лавки не больше мили, в этом я твердо уверен, а потом помню стену, темный дверной проем, лестницу и комнату. Лил дождь, ночь была темная, хоть глаз выколи. Вспоминая все это, я и сейчас слышу, как дождевые струи хлещут по булыжной мостовой тупика. Комната выходила окнами то ли на Темзу, то ли на какой-то канал, то ли на доки; был отлив. Еще не потеряв ощущения времени, я знал, что в тот час вода в Темзе должна стоять на самом низком уровне, и в ожидании кофе подошел к окну, отдернул занавеску (темно-коричневую занавеску) и увидел, как свет фонарей отражается внизу, в оставшейся после отлива тине.
У Рэдфута была холщовая сумка с одеждой. А я ничего с собой не захватил, так как собирался купить матросское платье. "Мистер Гармон, вы же насквозь промокли! А меня спас брезентовый плащ, - как сейчас слышу эти слова! - Возьмите мою одежду, переоденьтесь. Может, она вам и завтра пригодится и не надо будет покупать новую. А пока вы переодеваетесь, я потороплю, чтобы скорее подавали горячий кофе". Я стал переодеваться, и вскоре он вернулся в сопровождении какого-то смуглого, почти черного человека в белой полотняной куртке, который поставил поднос с дымящимся кофе на стол и даже ни разу не взглянул на меня. Так ли это было, ничего не упущено? Нет, все точно, все так и было.
Теперь перейду к впечатлениям болезненным, бредовым. Эти впечатления так сильны, что им можно верить, хотя они перемежаются провалами, которые не оставили никакого следа в моей памяти и не поддаются временным измерениям.
Едва я успел выпить кофе, как Рэдфут начал расти, пухнуть, и вдруг меня точно толкнуло к нему. Мы схватились около двери. Он высвободился из моих рук, потому что я бил наугад, ничего перед собой не видя, кроме ходившей ходуном комнаты и вспыхивавших между нами языков пламени. Я замертво рухнул на пол. Меня перевернули ногой, оттащили за шиворот в угол. Я слышал чьи-то голоса. Опять меня кто-то перевернул. Я увидел человека - своего двойника, лежавшего на кровати в моей одежде. И вдруг тишины, длившейся не знаю сколько - дни, недели, месяцы, годы? - этой тишины как не бывало: в комнате началась отчаянная драка. У моего двойника отнимали мой чемодан. В свалке меня топтали ногами, через меня падали. Я слышал звуки ударов, и мне казалось, что это рубят дерево в лесу. Я не мог бы тогда назвать свое имя, не мог бы даже вспомнить, как меня зовут. Я слышал звуки ударов, и мне чудилось, будто я лежу в лесу, а рядом со мной дровосек рубит дерево топором.
Нет ли тут ошибки в чем-нибудь? Нет, все точно, если не считать того, что мне трудно избежать слово "я". Это был не я. Меня тогда не существовало.
А потом вниз, по какому-то желобу... оглушительный шум, сноп искр перед глазами, в ушах потрескивание разгорающегося огня, и только тогда в мозгу у меня пронеслась мысль: "Джон Гармон тонет! Джон Гармон, не сдавайся! Джон Гармон, призови бога на помощь и спасай свою жизнь!" Кажется, я кричал это во весь голос, вне себя от ужаса, и вдруг то непонятное, что давило, сковывало меня, исчезло, и я - не кто иной, как я! - забился в воде!
Река быстро несла меня, бессильного, изнемогающего от дурноты и непреодолимой сонливости. Поверх черной воды я видел огни на обоих берегах, проносившиеся так быстро, будто они спешили убежать и оставить меня в темноте на верную смерть. Отлив все еще продолжался, но где мне было понять это в те минуты! И когда я, одолев с помощью божией мощный напор воды, ухватился за одну из лодок, стоявших у причала, меня втянуло под нес и чуть живого выбросило по другую сторону.
Долго ли я пробыл в воде? Не знаю. Во всяком случае, простыть до мозга костей я успел. Но холод оказался благодетельным для меня, потому что студеный ночной воздух и дождь помогли мне прийти в чувство на каменных плитах причала. Когда я дополз до ближайшей харчевни, меня там приняли, разумеется, за пьяного, свалившегося в реку, так как я не имел понятия, где нахожусь, не мог выговорить ни слова - отрава подействовала и на язык - и принимал сегодняшнюю ночь за вчерашнюю, благо было так же темно и так же хлестал дождь. А на самом деле с тех пор прошли целые сутки.
