рассудка?
Перед венцом, вот уже перед самым венцом, подымались уже по порожкам на паперть, Сашоня (колыхалась она грузной уткой рядом с молодыми) тесней сжала Поле локоть. Дочка поворотила к ней лицо.
— Помнишь?
Спросила Сашоня так тихо, что Поля не расслышала, но что вопрос был именно таков, она догадалась по губам матери.
Поля посмотрела на неё вполглаза, едва заметно кивнула.
Пуще всего Поля боялась перепутать материнские наставины. Она хорошо помнила, что под венцом невеста крестится покрытой рукой, жилось чтоб богато. Она так и делала, крестилась покрытой рукой и всё покуда шло благополучно. Но бедняжка запамятовала, как держать свечу. То ли вровень со свечой Никиты, то ли ниже, то ли выше. Ее сломало холодом испуга, она машинально-угарно повела свечу из стороны в сторону. Дрожащая свеча сыпала слепые, тут же в треске гаснущие, огоньки, дёргалась в полутьме церкви, как блуждающая звезда в ночи.
Поля упрела плутать, остановила руку: её свеча оказалась ниже жениховой. Первой за спиной у молодых стояла Сашоня, вскипело буркнула:
— Вы-ыша-а! Иля ты повредилась?
Поля послушно подкинула руку — свеча окаянно выпрыгнула выше Никитиной на всю ладонь.
— Ни-ижа-а!
Материна толстая туфлина с разворота бухнула её тупым лаковым носком в щиколотку, так что Поля, жалостно охнув, вздрогнула. Вместе с ней вздрогнула свеча и дернулась книзу. И ещё несколько мгновений белая девичья рука со свечой то коротко и резко опускалась в церковном сумраке, то поднималась. Всё вокруг зашушукало, строя чёрные догадки о нраве невесты, суля молодым нерадостные дни.
Но все это было ничто, мыльный пузырь против того, что приключилось в самый конец. Венчание кончилось. Молодым следовало разом задуть венчальные свечи. Никита показал глазами Поле на её свечу — не забывай, вместе! — и дунул на свою. Его свеча потухла. Поля же растерялась, забыла, как дуть. Она не знала, что делать, а потому ничего и не делала, всё стояла со своей свечой, и тут она почувствовала плечом, как кто-то огрузло, зло привалился к ней сзади, и струя воздуха с шипом пронеслась к свече, свеча погасла. Это дула Сашоня.
Вихрь над ухом вернул Поле память. Она всё разом, в единый миг вспомнила, что твердила мать, вспомнила до слова, до голоса, каким было сказано:
«Кто под венцом свечу выша дёржить, за тем большина. Дёржи чуток повыша Никиткиной. Ну, на палец. Колы на секунд спустишь до ровни не беда. Но довго не дёржи вровне. Всё ж таки треба подать сигналик, что верху твоему в доме быть. Хоть и небольшому, на большой ты и не разбегайсь, а все ж твоему. Нехай это всяк видит загодя, ещё под венцом. А уж кто як примет его… Пускай обижается, пускай не обижается. Нам оттого ни холодно ни парко. Венчальные свечечки задувать разом. Шобы жить вместе и помирать вместе. Тут никакой убежки в сторону от моих слов. Запомни. Не острамись сама, не острами ж и нас».
Не осрами…
Что же теперь?..
Поля стояла как вкопанная, не смела повернуть головы. А поворачивать уже время. Свет от распахнутых дверей ударил в спины. Послышалась возня выходивших. Да и не стоять же здесь веки вечные. Но как выходить? Что я скажу матери?
Поля боялась повернуться. Повернуться значило заговорить. На ней было в косах рублей на пять дорогих лент одних да дорогие жемчужные подвески, побрякушки всяких мастей и голосов на груди, в ушах да опять же в тех косах, так что только чуть повороти голову, сделай какой шаг, всё на тебе вздрогнет, проснётся, зазвенит, запоёт, заплачет, захохочет. Боже праведный! Ты уже вся на виду, вся уже на голосах, хоть и молчишь! Только шелохнись, они враз загалдят, проболтают всё про тебя. И то, что ты, горькая невеста, не скончалась под венцом, а цела, и то, что ещё хватает у тебя совести наглой ехать отсюда к свадебному столу. С какими глазами выходить к людям?
И привиделось ей, падает она в обморок, и подвески, дребезжа как-то набатно, возвестили своим взбрязгом о страшной беде. Венец слетел у неё с головы и солнечным, звончатым колесиком покатился к дверям под ноги выходившим. Кто-то в нечаянности наступил на него. Венец жалостно хрястнул под слоновьей ногой, малая толика позолоты пылью ссыпалась на пол.
Много ль раз роскошная
В год весна является?
Много ль раз долинушку
Убирают зеленью,
Муравою бархатной,
Парчой раззолоченной?
Не одно ль мгновение
И весне и юности?
История с венчальной свечой приняла неожиданный ход. Старики жениха припечалились. А может, суженая с бусырью? Ну куда нам такой товарко прибирать к своим к рукам? Пускай уж сами её батько-матирь радуются ей одной всю жизнь. И похоже, запросились на попятный дво-рок, к разженитьбе.
— Вам-то что за разор?! — вскинулся Никита. — Я-то вроде её беру!
— Ты-то у нас партизанишко смелай, что хошь возьмёшь. А моргать за неё всем семейством? — подкрикнул отец. — Уволь! У меня моргалки не заёмные, не покупные. Скажут же, не мог Никишок в лесе палки найтить!
— Не всё то в строку, что молвится, — возразил Никита.
Никишу поддержал тесть:
— Правильно! На весь мир не будешь мил! За ветром в поле не угоняешься. За глаза и про царей знаешь яку хохлому несли? А Романовы слухали да триста лет верхом на России ехали!
Борис Андреевич удивлённо уставился на Владимира:
— Ты-то, грамотейка, откуда такой выщелкнулся? Ты-то откуда знаешь?
— Ехали! — ерепенисто подкрикнул Володьша.
— Ну и доездились!
Головок нахмурился и долго дёргал, как бык, носом, но молчал.
— Может, — заговорил наконец, — пока со всей дури не наломали дива, неча сухую грязь к стене лепить? Всё ж одно не прилепится. Можь, всё по-вашему? Молва, как волна: расходится шумно, а утишится, нет ничего. Ладно, Никишка, твой воз, ты и командирь! Вези, да не пыхкай. Будешь и гужи рвать, меня в подсобники не жди. Тащи, тащи дурёну в дом! Двум неумытым дуракам легче прожить вместе, чем одному.
— Пускай и под вывеской дураков, да союзом! Спасибо, батечка, на уступке.
— Оно, дорогый нам Борис Андреёвич, — залисил Володьша, — проданному товару золотой верх. Другого верха не може буты. Уже и повенчал молодых батюшка, слил венцом. Куда ж нам разрушать содеянное самим Богом? Грех великой будэ! Не по-христиански всё тое. А мы с тобой христианины. Раз дело за венец перевалилось, тут уж, сватушка дорогэнький, е одна женитьба, а
