Грир в отчаянии наставил на него свою кость. – Айк сидел с этим сукиным сыном в тюрьме, а я только с его женой…
Головы повернулись – лица горят и дергаются. Первый признак послескутного похмелья. Даже женские. Айк сразу вспомнил, почему перестал ходить на эти полные веселья ежемесячные собрания.
– Что скажешь, Саллас? – грозно спросила миссис Херб Том.
– Не надо на меня смотреть. Никакая славянская цаца не притаскивала серебряных карточек с моим именем.
– И с моим тоже, – закричал Грир. – Нет у меня этой вонючей карточки.
Псов это не умиротворило. Одни продолжали таращиться на Айзека, другие – на Грира. Ропот все усиливался. В третий раз за два дня Айк пожалел, что оставил Тедди дома; в тот же миг, словно сама эта мысль спустила курок, в зале раздался громкий выстрел. Норман Вон размахивал над головой револьвером системы «кольт» сорок четвертого калибра, из четырнадцатидюймового ствола поднимался дымок. Это был антиквариат времен Гражданской войны, собственность Ордена. Кольт вручался начальнику службы безопасности на инаугурации и должен был передаваться из рук в руки. И пост, и антиквариат принадлежали Норману со дня основания клуба. К счастью, этот самый хладнокровный из всех Вонов брат прибегал к нему, только если этого требовала процедура.
– Порядок в логове, – заговорил Норман, когда все ошеломленно притихли. Это был приказ. Хлопушки или там «узи» – одно дело, а большой сорок четвертый калибр – исторический авторитет. – Это официальное собрание. Следите за собой и ведите себя соответственно!
Толпа с ворчанием расселась по деревянным стульям, повернувшись обратно к трибуне. Грир показал зубы и попытался выгнуть дугой брови, изображая ямайскую невозмутимость.
– Через два дня вернется Кальмар, о Братья, – заверил он всех. – Уж он-то о нас позаботится.
Утихший было ропот поднялся вновь.
– У Кальмара Билли нет друзей на этом корыте, мистер вице-президент, – отметила миссис Херб. – У тебя есть.
– Гав-гав-вх.
Айк слушал поднимающийся ропот: вопросы, требования, обвинения. Он опять вспомнил звук, слышанный от полевых рабочих и во многих других местах: в бараках Эль-Торо, в камерах шерифского лагеря, полных бессонных мужчин. Рожденный болью звук обычен настолько, что произвести его может любая низкоранговая группа, на дне любой социальной лестницы. То был не мелодичный вой блюзового хора Битых Псов; то была темная и опасная жалоба злой избитой собаки – брошенной, обманутой, зубастой и голодной. Универсальный ропот парней, у которых есть журнальный разворот с девушкой, но нет просто девушки; домохозяек, купившихся на пузыри мыльных опер и не заметивших, как их жизнь стала еще грязнее, – звук обманутых надежд и неудовлетворенных желез. Что будет делать толпа, если этот ропот дорастет до не отмеченного на графике финала, можно только догадываться.
Запертый в передней части зала Грир, запинаясь, все сыпал остротами и заверениями, но ропот нарастал. К пронзительной назойливости миссис Херб добавились голоса сестер Босуэлл. Начальник безопасности Вон помахал большим пистолетом, снова призывая к порядку, но это уже не действовало. Все новые члены клуба, выпучив глаза, вскакивали со стульев. Норман Вон грозил пистолетом; Грир стучал костяным молотком; ропот уже переходил в грозовые перекаты. Как вдруг на пике смятения лампочки в зале вспыхнули и резко погасли – словно по сигналу, – а оглушительный грохот настоящего метеорологического грома заглушил песье рычание.
Должно быть, та маленькая тучка, разобравшись с солнцем, доползла наконец до города посмотреть, что происходит. Несколько минут она размышляла над суматохой у Битых Псов, но потом ее внимание привлекла расположенная в двух кварталах городская электростанция. Ах эти провода, изоляторы и дизельные генераторы! Свою единственную стрелу она швырнула в месиво машинерии с такой страстью, что вздрогнула земля, а ручная тележка приварилась к металлическому штабелю. Удовлетворившись содеянным и освобождаясь на ходу от небольшого дождевого груза, тучка повернула назад к морю.
Разумеется, члены клуба немедленно успокоились, и наступила полная почтительная тишина. Урок, который выучивают все, живущие внизу: почитай манифестации, что приходят сверху, от того, кто над лестницей, – например, от погоды. Высокоранговые могут позволить себе игнорировать такие неприятности, низкоранговые – никогда. Они зависят от милости этих тайн.
И были они тихи и неподвижны, пока барабанил дождь, да выли под крыльцом настоящие псы, проникаясь моментом мистики. Затем включился резервный генератор, и укрощенное электричество вернулось в лампочки. Пауза длилась не больше минуты, но воздействие ее на собрание Битых Псов было огромным. Напряжение в зале мгновенно изменилось, словно кто-то переключил тумблер с минуса на плюс. Никто ни о чем не спрашивал. Все повскакали на ноги, стали смеяться, толкаться, хватать друг друга за плечи и хлопать лапами. Айк чувствовал, как его вместе со всеми подхватывает волна облегчения.
Грир бросил молоток на трибуну, спрыгнул со сцены и направился к дверям. По мнению председательствующего преза, собрание закончилось. Он застыл на полушаге за миг до того, как его ладонь коснулась дверной ручки. С той стороны шершавого стекла кто-то был. Грир стоял так неподвижно, с таким встревоженным, приниженно-удивленным и испуганным лицом, что члены клуба заметили, и веселье стало стихать. Когда все умолкли окончательно, из-за стекла раздалось дружеское мурлыканье:
– Привет, ребята. Можно чужаку в священное логово?
В другое время ответом на такой вопрос стал бы Предупреждающий Рык Битых Псов, но сейчас члены клуба слишком устали – они только и могли таращиться на силуэт за стеклом. Наконец Грир встряхнулся, выводя себя из транса.
– Конечно, почему нет? Собрание закончено, мон. Заходи. – Он щелкнул засовом и распахнул дверь. – Братья во Псах, это Николас Левертов.
Николас шагнул вперед под взгляды удивленных глаз. Он был одет в кремовые брюки и рубашку, с плеч, словно мантия, свисал бледно-персиковый плащ. Специальные очки закрывали глаза, на шее – тонкая цепь с золотым распятием. Он оделся, чтобы подходить под стереотип итальянского киномагната, догадался Айк, вплоть до фетровой шляпы Феллини.
– Джентльмены, надеюсь, вы простите мне столь неуместное вторжение – привет, Айзек, как я тебе? – но я не мог придумать другого способа застать вас всех вместе.
– Ну, застал, – сказал Норман Вон. – Дальше что?
Норману не понравилось, что Грир так быстро отодвинул засов: решать, когда логово открыто для публики, – обязанность начальника службы безопасности.
– Ну, я просто скинуть, Большой Друг, – белые пальцы щелкнули, и в них появилась черная карта, – вот это. – Он сунул ее Норману в кобуру к сорок четвертому калибру. – И вот это. – Веер других карт раскрылся в каждой руке. – Будьте так добры.
Карты выглядели одинаково, все с надписью «Благородный Битый Пес», но тем не менее это были официальные приглашения, и притом для всех. Последняя карта в веере была широким жестом вручена Айку Салласу. Когда тот запротестовал – мол, разлюбил сборища, – гость наклонился и что-то коротко сказал Айку в ухо, после чего вихрем вылетел
