Виктория Балашова
Эксперимент
Стоит страшная жара. Он сидит на открытой веранде ресторана, потягивая холодный кофе и разглядывая людей, проходящих мимо. Камера включена и запечатлевает то, что попадает в объектив: ноги, мелькающие сумки, развевающиеся юбки, драные джинсы, лицо маленького ребенка, коляску… Марк снимал все подряд. Крошечная камера всегда лежала в его сумке, а точнее, всегда была у него в руках. В ресторане он просто положил ее на стол, а она снимала себе, что могла.
Марк и камера девушку замечают одновременно. Просматривая отснятые кадры вечером, он с удивлением обнаружит, что на экране видит ее именно так, как видел в ресторане. Она возникает будто из воздуха: очень высокая (метр восемьдесят с лишним, подумал Марк), очень худая (слишком худая, слишком плоская), в длинном светло-бежевом сарафане на тонких бретелях. Но главное в девушке – ее волосы: рыжие, вьющиеся, они как сполохи яркого пламени пляшут в бешеном ритме. Они то взлетают над головой, а то падают вниз к обнаженным плечам.
Она заказывает воду со льдом и устало откидывается на спинку плетеного кресла. «Слишком бледная, – отмечает про себя Марк, – вся «слишком». Тощая, груди нет, не улыбается совсем, – продолжает он перечислять ее недостатки, – не накрашена, волосы не уложены…» За свои тридцать пять лет Марк повидал очень много красивых, эффектных, ухоженных женщин. Девушка никак не соответствует его вкусу, но он смотрит на нее, не в силах оторвать взгляда. «Все дело в волосах», – оправдывается он сам перед собой и направляется к ее столику – знакомиться.
– Привет! Могу я присесть? – спрашивает Марк. Задавая вопрос, он усаживается в кресло напротив. – Меня зовут Марк.
– Ты не англичанин, – констатирует девушка, не выказывая ни малейшего желания продолжать знакомство. Ее тоненькие руки безвольно лежат на столе. На каждой висит по три здоровенных браслета. Сквозь кожу просвечивают голубоватые вены.
– Да, я из Швейцарии. Из французской части, – уточняет Марк.
Она молчит. «Ей лет восемнадцать. Ну, двадцать, не больше», – Марк вглядывается в изможденное лицо, надеясь прочитать на нем хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее эмоции. Пусто.
Камера не сняла Марка и девушку, но разговор записался. На фоне людей, снующих мимо веранды, на фоне шума проезжавших машин, на фоне голосов, которые доносились со стороны других столиков, он слышал свои реплики и ее односложные ответы.
– А ты, должно быть, местная?
– Да, – она скорее кивает, чем произносит это слово.
– Ты такая худенькая. Наверное, модель, – предполагает Марк.
– Да, «вешалка», – девушка кривит губы в подобии улыбки.
– А я ученый, – говорит Марк, хотя его никто и не спрашивает. – Извини, а как тебя зовут?
– Миранда…
– Красивое имя, – Марк на автомате выдает фразу, которую всегда говорит в подобной мизансцене.
На экране проходивших мимо веранды людей стало меньше – закончился обеденный перерыв. Миранда допила воду и собралась уходить. Она бросила на стол несколько монет и, не обращая на Марка ни малейшего внимания, встала.
– Миранда, можно я запишу твой телефон? – Марк достает ноутпад. – Я буду в Лондоне еще пять дней. Тут конференция по борьбе со старением…
Не дождавшись окончания фразы, она начинает диктовать свой номер. Камера записала голос и запечатлела кусок ее сарафана, вздымавшегося от ветра в сторону объектива.
Мелькали кадры из той лондонской поездки: вот они идут, взявшись за руки, по парку. Он – в белой футболке и потертых джинсах, ниже Миранды сантиметров на семь-восемь, тоже худой, но по сравнению с ней – так настоящий толстяк. Когда Марк, чуть приподнявшись на цыпочки, целует Миранду в щеку, его густые темные волосы смешиваются с ее рыжей копной. Она не сопротивляется, ни когда он ее берет за руку, ни когда целует в щеку. Рука безвольно лежит в его руке, ответного поцелуя не предвидится.
Марк рассказывает ей о своей работе. Однажды он увидел в парке альтербиона.
– О, смотри! – показывает он Миранде на существо, ничем практически не отличающееся от обычного человека, – альтербион. Очень дорогая штука. Редко так вот запросто на улице встретишь.
Миранда ничем не показывает своего удивления:
– Я их часто вижу.
– Где? – Марк не понимает, как это человек может часто видеть биоальтеров.
– На работе. У нас несколько моделей их используют. Сами уже старые, пластику делать не хотят. Да сейчас это и немодно. Купили альтиков, а те вместо них снимаются, – Миранда говорит спокойным, ровным голосом.
«Ну да. Она же вращается в кругах, где «альтики» такое же нормальное явление, как домашнее животное, – Марк кивает и провожает альтербиона задумчивым взглядом. – Обычно их себе заказывают актеры, политики и другие публичные личности. У этого лицо незнакомое. Судя по всему, «альтики» пошли в народ»…
А вот Миранда улыбнулась! Это случилось на третий день. Неожиданно посмотрела на него сверху вниз и улыбнулась! Тогда он впервые поцеловал ее в губы. Реакции – ноль. Но вместо того, чтобы обидеться, он тут же сделал ей предложение.
– Я женюсь, – объявил он в тот вечер Тони по телефону.
Тони, знавший Марка со времен их учебы в университете, не поверил своим ушам. Он сам, как и его друг, был закоренелым холостяком. «Закоренелым» даже не в смысле возраста, а в смысле прочности и непоколебимости убеждений. Через пару минут он дослушал историю знакомства Марка с будущей женой, и его прорвало:
– Англичанка! Модель! Да еще и скорее всего анорексичка! – кричал Тони из Швейцарских Альп. – Длинная плоская дылда! Они там тебе что-то подсыпали на этой чертовой конференции по борьбе со старением?! Лет-то ей сколько?
– Двадцать три. Но выглядит на восемнадцать, – тихо ответил Марк, как будто признавался в чем-то нехорошем.
– Ага! – радостно воскликнул друг. – У тебя кризис среднего возраста, твою мать!
– В наше время у меня возраст не средний, а гораздо ниже среднего, – автоматически поправил Марк.
– Что же будет в среднем? В детский сад пойдешь? – не унимался Тони.
– Я ее люблю, – сказал Марк и повесил трубку.
Миранда идет по набережной босиком. Камера сняла босые ноги, пальчики с накрашенными черным лаком ногтями, руку, державшую балетки. Потом на экране появилось озеро, белоснежные яхты, качавшиеся на воде, чайки, лебеди, утки. Марк шел за женой. Камера крутилась и снимала то, что окружало ее хозяина – слева, справа, спереди, сзади, сверху, снизу.
– Дорогая, пора где-нибудь сесть поужинать, – кричит Марк вслед Миранде.
– Я не хочу есть, – отвечает она, не оборачиваясь.
– Мы же договорились, – бормочет он себе под нос. Но она услышала:
– Хорошо. Конечно. Только совсем чуть– чуть.
– Чуть-чуть, – радостно соглашается Марк, – а тебе сразу много и не надо. Сейчас закажем вкусненького. Твоего самого любимого.
Проблема была в том, что самого любимого у нее не было. Как не было и просто любимого. Или на худой конец нравящегося. Но врач сказал кормить ее вкусным и любимым. Как определить, что давать Миранде, Марк решил простым способом. Он стал ей заказывать то, что любил сам. Предварительно, правда, он убил неделю на то, чтобы выведать эту информацию у самой Миранды, но не добился ответа.
На экране появилось блюдо с лягушачьими лапками. Выглядело страшно аппетитно. Даже сидя на диване перед телевизором, Марк отчетливо вспомнил вкус потрясающего соуса. Можно было даже лапки не есть, а только слизывать с них соус. Рядом в корзинке лежали хрустящие ломти белого хлеба. На тарелочке – масло. Он намазал масло на теплый хлеб и передал Миранде. Камера сняла его руку и ее ладонь, на которую он положил намазанный маслом ломтик.
Она поела и ушла в туалет. Каждый раз он надеялся, что еда останется у нее в желудке. Каждый раз она возвращалась с виноватым видом и говорила, что уж в следующий-то раз точно постарается все переварить.
Миранда пьет воду. Обручальное колечко на левой руке чуть не сваливается с пальца – ее точного размера найти не удалось…
На экране она даже более живая, чем была на самом деле. Или она все-таки старалась ради него? Марк снова поставил диск на начало. Лондон. Светит солнце. И Миранда заходит в кафе. Нет, пожалуй, в Швейцарии она выглядела лучше. Чуть более загорелой. Не такая бледная. Правильно он настоял на том, чтобы она бросила модельный бизнес.
Худеть, правда, при этом не прекратила. Но она переехала к нему в Швейцарию, дышала свежим альпийским воздухом, много гуляла…
Мало ела…
Марк раз за разом мысленно возвращался к тем счастливым дням, что они успели провести вместе. Точнее, месяцам. Еще точнее – чуть меньше года. Одиннадцать месяцев и два дня. В нижнем углу экрана на последних кадрах стоит дата…
После лягушек им приносят десерт. Клубника с огромной шапкой сливок, только что взбитых из свежайшего молока. Миранда ест сливки, медленно зачерпывая ложкой белую массу и также медленно отправляя ее в рот. Камера снимает Марка, который берет себе одну ягодку клубники.
