Елена Фёдорова
Венские кружева
Елена Ивановна Фёдорова – поэт, писатель, член Союза писателей России, член Интернационального Союза писателей, драматургов и журналистов, Почетный работник Культуры города Лобня, автор более 200 песен для детей и взрослых, автор 25 книг (4 детских) на русском, и 3-х на английском языках.
Финалист премии «Писатель года – 2014», включена в список 100 лучших писателей. Номинирована на Национальные литературные премии «Поэт и Писатель года», «Наследие», заняла второе место в конкурсе стихов о Великой Отечественной Войне.
Проект песен для детей «Золотая страна» в соавторстве с композитором Вячеславом Гридуновым стал победителем конкурса Губернатора Московской области «Наше Подмосковье» в номинации «Забота о детях».
Работала стюардессой международных линий Аэрофлота, тележурналистом ТРК «Лобня».
Награждена Знаком отличия и медалью «За вклад в развитие города Лобня».
Авторский сайт: http://efedorova.ru
Email: elenа@efedorova.ru
Нас вечность упорно толкает в объятья друг к другу.
Мы медлим…
И смотрят с укором на нас старинные лики в соборе.
Орган разливает над нами елей музыкальный.
И в звоне подвесок хрустальных рождается эхо
И вдаль улетает единственным словом
Люблю…
Он сидел на высоком стуле, не мигая глядя перед собой. В руках он сжимал белый кружевной платочек. Точно такие же кружева были на ее платье. Но он не решался повернуть голову и посмотреть на нее. Он окаменел, онемел, перестал чувствовать так же, как она. Огромный мир, сияющий красками счастья, превратился в тончайшую струйку, которая потерялась в черной бездне по имени Смерть…
Пусто… Холодно… Темно… Он не видит, не слышит, не дышит, как и она, лежащая неподвижно в кружевном платье, словно невеста. Ей снова восемнадцать или чуть меньше… чуть…
Он знает каждую морщинку на ее лице… Он любит их до самозабвения. Он не желает мириться с тем, что теперь это все ему не принадлежит, что у него ничего больше нет, кроме венского кружевного платочка, который он у нее украл… А теперь у него украли ее… Отняли безжалостно, жестоко, внезапно…
От неожиданности и безысходности он потерял голос, лишился способности быть человеком, превратился в соляной столп, в каменный постамент на ее могиле…
Ему ничего не нужно, кроме возможности быть с ней.
Быть с ней всегда, всегда, всегда…
Но он даже не может поцеловать ее.
Он не верит в реальность произошедшего.
Он силится проснуться, но… у него нет сил.
Он находится между небом и землей, там, где, наверное, находится сейчас ее душа.
Она не может уйти. Она страдает от того, что ее главная часть осталась на земле кружевным платочком в его окаменевших руках…
Кто-то кладет ему руку на плечо и говорит:
– Плачьте, не удерживайте слез… Вам станет легче… Вот увидите…
Он больше ничего не слышит. В его сознание вихрем врываются воспоминания. Она распахивает дверь, и музыка Штрауса заставляет мир преобразиться…
– Госпожа Луиза, к вам пришли, – говорит слуга, который минуту назад выталкивал его за дверь.
Госпожа Луиза улыбается так, словно ждала его прихода. Это его обескураживает. Он смотрит на нее и не решается заговорить. Она протягивает ему белую тонкую руку. Он подносит ее к своим губам. Рука холодная и почти невесомая, словно бескостная. Но он-то знает, что кости там есть. Если надавить сильнее, они хрустнут. Он легко может сломать эту тонкую руку. Именно за этим он и пришел. Его сюда привела ненависть. Он поклялся отомстить господину Ферстелю за поруганную честь сестры. А для своей мести он выбрал жену Ферстеля. Но, увидев Луизу, усомнился в правильности своего решения.
– Как хорошо, что вы пришли! – пропела Луиза.
Голос у нее мелодичный, нежный, искренний. Говорила она негромко, но ее голос проникал в каждую клеточку его тела, ласкал его слух, его сердце.
– Проходите же, проходите. Здесь в доме прохладно. Пойдемте в гостиную, там вы мне расскажите о цели своего визита.
Они поднялись на второй этаж по деревянной поскрипывающей лестнице. Комната, которую Луиза назвала гостиной, была просторной и достаточно большой. Окнами она выходила на две стороны. Хозяева могли видеть все, что происходит на их плантации. Для гостей вдоль стен стояло несколько удобных миниатюрных диванов. В центре круглый стол, на нем – ваза с цветами. Напротив – в резной деревянной оправе громадное от пола до потолка зеркало. Его разделяет пополам узкая столешница. В углу черный ящик, из которого доносятся звуки.
– Что это за приспособление? – спросил он, указав на ящик.
– Это – патефон, – ответила она с улыбкой. – Я привезла его с собой из Вены. Когда я паковала вещи, мне говорили: Луиза, ты едешь в Луизиану. Зачем тебе патефон? Не собираешься же ты устраивать балы на болотах? Я в ответ смеялась, не подозревая, что попаду в совершенно другой мир…
– Что это за музыка? – спросил он, вслушиваясь в звуки.
– Это – Штраус, мой любимый композитор, – ответила она. – Патефон – прекрасная вещь. Я могу слушать любимую музыку столько, сколько захочу и тогда, когда захочу. Да, вы присаживайтесь. Хотите воды?
– Да, – ответил он, усевшись на диван.
Она налила воды, протянула ему со словами:
– Я научила слуг делать лед. Теперь у нас всегда холодная вода, попробуйте.
– Так вот почему у вас такие холодные руки, – сказал он, сделав глоток.
– Вот почему, – подтвердила она. – Нравится?
– Да, – он улыбнулся, вспомнив наставления сестры: ты должен держаться спокойно и уверенно, как настоящий господин. Следуй всем моим советам, чтобы тебя не выгнали с позором в первую же минуту.
Глядя на Луизу, он понимал, что ее не интересуют все условности и правила, которые принято соблюдать в богатых домах Луизианы.
Луиза другая, он это сразу понял.
Сегодня Луиза – главная в доме. Она искренне радуется приходу гостя и возможности поговорить с ним. Ей наскучили старые плантаторы, друзья ее мужа, которых интересует только сахарный тростник и прибыль от продаж. Ей надоело слушать разговоры о неповиновении слуг, которых они все еще считают своими рабами, несмотря на то, что рабство давно отменено. Заступаться за слуг Луизе запретили в такой грубой форме, что она проплакала несколько дней кряду. Хотела от обиды сбежать, уехать обратно в Вену, но передумала, вспомнив все тяготы своего путешествия. Решила повременить. Знала, Господь пошлет ей избавление непременно. И вот…
Гость, сидящий на диване, по всей видимости, креол. Кожа у него с медным отливом, карие глаза, темные волосы, мягкий овал лица, но эта мягкость обманчива, взгляд такой пронзительный, что по спине пробегает холодок. Ее предупреждали, что креолы – опасные люди. Они быстры, как дикие звери, и хитры, как змеи. Никому неведомо, что они сделают в следующую минуту. С креолом наедине лучше не оставаться.
Но Луизе не страшно. Она чувствует симпатию к этому человеку. Странная его угловатость добавляет Луизе уверенности в том, что он пришел сюда не случайно. Что с его приходом ее жизнь изменится, и она, наконец-то, сможет сбежать из этого дома от жестокого господина Ферстеля, за которого ее выдали замуж.
– Да, вы пейте, пейте, – сказала Луиза, усевшись напротив.
Он сделал несколько глотков. Обжигающая прохлада разлилась по телу.
– Нравится? – спросила Луиза, глядя на него во все глаза.
Их взгляды встретились. Он впервые так смотрел на постороннюю женщину. Он ее изучал, словно собирался написать ее портрет.
Она очень-очень красивая. Рыжие волосы с причудливыми завитками – огонь, внутри которого – белое лицо, слишком белое для Луизианы. В серо-зеленых глазах – живой интерес, таинственный азарт и желание познать непознанное. Алые губы вытягиваются в смешное «О» – удивление, чтобы потом вернуться обратно в мир радости – полуулыбка, уголки вверх: ах, вот оно, что! Вот…
– Нравится? – еще раз спросила Луиза.
– Да, – сказал он, продолжая смотреть на нее.
Ему показалось, что какая-то невидимая сила толкает их друг к другу, связывает общей тайной, о которой они не смеют пока говорить вслух.
– Ах! – спохватилась она. – Я же не узнала ваше имя. А еще я сижу так, что вы можете увидеть в зеркале мои щиколотки. Это непростительно для госпожи, – рассмеялась, встала. – Итак, дорогой мой гость, назовите ваше имя.
– Матиас, – он поднялся, чуть склонил голову. – Матиас Анджалеоне.
– Вы – итальянец! – обрадовалась она.
– Нет, – он мотнул головой. – Сестра сказала, что для художника – это самое подходящее имя.
– Так вы – художник! О, какое счастье! – Луиза зажмурилась, но тут же распахнув глаза, выпалила: да, мы хотим, чтобы вы расписали потолок одной из комнат. Вы ведь сможете это сделать, Матиас?