Ознакомительная версия.
…Вот, скажем
Линор Горалик
© Линор Горалик, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Тексты, вошедшие в эту книжку, писались последние семь лет. У меня в голове они существуют с общим названием «Пять историй про…», потому что в 2007 году я вела колоночку «ровно с таким названием в разных изданиях, готовых терпеть прозу среди журналистики и публицистики. Ноги у этой колоночки растут вот откуда: в 1996, кажется, году я стала делать небольшие записи о своих друзьях и знакомых. Мне всегда невероятно везло с друзьями и знакомыми, и меня мучило ощущение, что огромное количество их остроумных фраз, их трогательных или значительных поступков, всего того, что составляет основную ткань жизни (и служит постоянной пищей для нежности и любви, которыми эти слова и поступки отзывались во мне), утекает сквозь пальцы: живет день, два, пересказывается неделю, забывается – и больше не живет. Тогдашние мои записи (я выкладывала их раз в некоторое время на давно покойном хостинге) Geocities.com и были, собственно, рассчитаны на десять – двенадцать человек. С годами это занятие становилось для меня все важнее – так появились изданные в ОГИ книжки «Недетская еда» и «Недетская еда: без сладкого» (за что ОГИ и Дмитрию Ицковичу большое спасибо – как и за многое другое). Так вот, в 2007 году Владимир Яковлев, который тогда занимался проектом «Сноб», предложил мне вести колоночку, составленную из таких записей. Я сказала, что мне хотелось бы составлять ее из очень конкретного типа записей, условно говоря, каждая запись была бы историей, историей про людей. Иногда большой, иногда маленькой, иногда про очень знакомых людей, иногда про не очень, но, главное, я пыталась бы делать колоночку про цайтгайст, отраженный в крошечных осколках частных поступков и переживаний (надо сказать, что, по большому счету, никакая другая задача меня, по-видимому, не интересует так сильно, как работа с этими осколками – вне зависимости от того, к какому жанру принадлежит текст или объект, который я пытаюсь создать). Истории эти – сразу предупредила я – будут в чистом виде прозой, но в качестве исходного толчка я буду опираться на что-нибудь рассказанное мне, услышанное мной, увиденное при тех или иных обстоятельствах – что-нибудь реальное и живое. Володя сказал, что его это очень устраивает, но нам нужно договориться про объем: например, три очень коротких истории (иногда вся история – это несколько слов) – нечестно по отношению к читателю, десять очень длинных – неправильно с точки зрения издания. И мы договорились, что это будет примерно пять историй, каких придется.
Так колоночка с неофициальным названием «Пять историй про…» начала жить. Дальше в силу самых разных обстоятельств она путешествовала по дружественным мне изданиям: после «Сноба» жила в «Букнике», потом на Lenta.Ru («на старой Ленте», как сейчас положено уточнять), а теперь, после распада «Ленты», живет на Colta. Я твердо знаю, что если бы не коллеги, предоставлявшие «Пяти историям» жилье, у меня не хватало бы ни силы, ни самодисциплины для продолжения этих записей. И тогда я действительно бесконечно жалела бы, что все в высшей степени значительное и важное (может быть, единственно важное), что отражается в нашей, скажем, манере выбирать корм для котов, или говорить о новой кухонной мебели, или жаловаться на отсутствие работы, или объяснять детям, почему быть козлом лучше, чем принцессой, – бесконечно утекает у меня сквозь пальцы. Оно, конечно, и так бесконечно утекает у меня сквозь пальцы, и это очень больно. Но вот – хоть что-то. Поэтому огромное спасибо Владимиру Яковлеву, Сергею Кузнецову, Ивану Колпакову, Галине Тимченко, Марии Степановой и Глебу Мореву за возможность сотрудничать с вверенными им изданиями. А некоторым из этих людей огромное спасибо еще и за то, что они оказывались персонажами приведенных здесь историй, – как и несчетному множеству других людей, про которых, собственно, эта книжка. Среди ее персонажей мои ближайшие друзья и те, чьих имен я даже не знаю, потому что истории о них доходили до меня через третьи и четвертые руки. Я очень благодарна им всем, но друзьям – особенно: за то, что они годами позволяют мне записывать, а потом переделывать, перевирать, переиначивать и переигрывать сюжеты из их жизни, иногда почти до неузнаваемости. Это огромная щедрость с их стороны, и я в высшей степени ценю ее. Отдельно надо сказать о моем ближайшем друге Александре Гаврилове, который много лет назад разрешил мне врать про него, что придется, и даже называть персонажа «Гаврилов», если другое имя не придумается. На каком-то вечере незнакомая девушка сказала мне: «Гаврилов – ваш лучший персонаж!», в ответ на что присутствовавший тут же Гаврилов немедленно показал ей язык. Взрослый человек, прилично одетый, до этого сумевший съесть три бутерброда, ни разу не уронив ни куска себе на штаны, прилюдно показал язык скромной воспитанной девушке, тем самым ввергнув ее в ступор. «Кто этот псих?» – тихо спросила меня девушка. «Уж точно не Гаврилов», – сказала я и посмотрела на Гаврилова нехорошим взглядом, которого Гаврилов не заметил: он как раз показывал козу очень напуганному ребенку. Так замкнулся некий логический цикл; однако весь пассаж, заключенный в эти скобки, призван напоминать, что многие написанные мной истории про Гаврилова не следует принимать на веру. Впрочем, будучи одним из издателей этой книги, Гаврилов знает на что идет. И тут мне хотелось бы поблагодарить второго издателя, Сашиного партнера по Ridero и моего близкого друга Дмитрия Сумина: без его напоминаний и подталкиваний Гаврилов, взявший на себя роль редактора, никогда бы не привел эту книгу в порядок, а я, взявшая на себя роль автора, не испортила бы ее после этого обратно.
Напоследок надо упомянуть несколько технических вещей. Во-первых, мы отказались от идеи сохранять разбиение текстов на озаглавленные блоки по пять историй: этот прием в рамках книги выглядел слишком нарочито. Во-вторых, довольно много историй пришлось убрать: они были не очень удачными или слишком завязанными на конкретные новости, давно потерявшие значение. Книге такое прореживание, кажется, пошло очень на пользу. В-третьих, тексты расположены не в хронологическом порядке, а так, как автору показалось сообразным по плохо вербализируемым причинам. А в-четвертых – всё утекает сквозь пальцы, всё.
* * *
…Вот, скажем, немецкий предприниматель Т., решив проверить правдивость мифа о том, что в Москве никто не читает договоров, попросил своих немецких юристов включить в стандартный текст рабочего контракта для сотрудников российского офиса особый пункт. Так в п. 8.3.1, касающемся обстоятельств непреодолимой силы («…техногенные и природные катастрофы, военные действия, террористические акты…»), появились слова: «…завоевание Земли негуманоидными межгалактическими захватчиками». Договор молча подписали все сотрудники российского офиса – включая тамошнего юриста. Последний факт привел немецкого предпринимателя Т. в тоскливый ужас, и он вызвал этого самого юриста к себе в кабинет. «Вы вообще читали этот договор?» – «Естественно». – «Нет, не читали, не читали! Как насчет пункта 8.3.1?!» – «Нормальный пункт». – «Про негуманоидных захватчиков?!..» И тогда юрист российского офиса наклонился к немецкому предпринимателю Т. и тихо, ласково сказал: «Вы вокруг-то посмотрите».
* * *
…Вот, скажем, водитель такси, везя из аэропорта американского писателя Ц., немножко говорящего на русском (и восторженно вступающего в беседу про mestnost с etot prostoy chelovek), интересуется, чем зарабатывает свой хлеб пассажир. Узнав, что тот pisatel, таксист радуется и говорит, что читает много, наверное, и пассажира своего читал. «Какой псевдоним у вас, какой?» – «Нет у меня псевдонима». «Хороший вы, наверное, писатель, – говорит водитель с уважением. – В России все под псевдонимом пишут. И то понятно, я тут нашу книжку иногда возьму с лотка, открою – я бы такое, извините, тоже под псевдонимом писал».
* * *
…Вот, скажем, тибетского гуру Т.-Ч., проводящего семинар в Петербурге, кто-то из публики спрашивает, нет ли у него кармической теории, объясняющей Судьбу России. Тибетский гуру Т.-Ч. признается, что такая теория у него есть, но делиться ей он не будет – опасается кармических последствий.
* * *
…Вот, скажем, у заслуженного поэта Ф. в семье живет престарелая няня. Няня пережила с семьей голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку, вырастила дедушку поэта, отца поэта, дядьев поэта, самого поэта, сестер поэта, детей поэта и внуков поэта, а теперь ласково покрикивает из своего почетного кресла на маленьких правнуков поэта. Эта святая женщина всегда отличалась исключительным вниманием к чужой жизни и готова была выслушивать любые истории – про голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку и все такое. И при этом в конце любой истории задавала один и тот же вопрос: «…Ну он убёг?» Гостей заслуженного поэта Ф. это восхищало. «Вот вам вся история русского народа в одном вопросе!» – говорил художник К. «Ну почему русского? – возражал хореограф Ж. – Это вся история еврейского народа в одном вопросе!» «Ну ладно! – отвечал художник К. – Вся история еврейского народа – в вопросе: «…Ну кто-нибудь убёг?» Пережившая голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой и перестройку няня сидела в уголке и помалкивала.
Ознакомительная версия.
