Ознакомительная версия.
– Это его квартира?! – удивленно воскликнула Васса.
– Да, мне удалось ее снять. Так я нашла его внука, который, кстати, очень похож на Анри, – с этими словами она достала выцветшую фотографию и показала ее Вассе.
– Этого не может быть! Просто мистика какая-то! – воскликнула Васса, взглянув на фото.
– Да, жизнь иногда смеется над нами. Когда я его сегодня увидела там, на веранде, в белом костюме, мне показалось, что я попала в прошлое, и на секунду я потеряла равновесие.
Васса вернула снимок и спросила:
– А что было потом?
– О! Потом был бурный роман в течение двух месяцев. Тогда я не придала значения многим его особенностям до того, как вышла за него замуж.
– Чему именно?
– Анри ничего по большому счету не интересовало и не радовало, он находился в постоянном состоянии уныния, и мне приходилось расталкивать его с большим трудом, чтобы вывести куда-то за пределы квартиры. У него были резкие перепады настроения. То он сидел дома целый день, был вялым и ленивым, то уходил на три-четыре часа, приходил домой веселым и возбужденным, казалось, что он пьяный, но спиртным от него не пахло. Такое настроение длилось часа два, а потом он опять впадал в свое обычное состояние. Правда вскрылась после первой годовщины нашей свадьбы. Мы переехали жить в Монако и как-то поехали в путешествие по Средиземноморью, и там, на корабле, я наконец-то узнала, что он был наркоманом.
– О боже! – воскликнула Васса.
– Самое страшное было в том, что, узнав об этом, я не бросила его, а прожила с ним еще пять долгих мучительных лет, думая, что ради меня и нашей любви он когда-нибудь бросит свою пагубную привычку. И он пытался, периодически бросал, но потом проходило какое-то время, и он начинал снова. Видимо, без этих ощущений ему становилось совсем скучно, хотя наш образ жизни нельзя было назвать спокойной семейной жизнью. Мы постоянно путешествовали, а когда были в Париже, не сидели по вечерам дома, как многие наши знакомые семейные пары. Он постоянно просил у меня прощения, говорил, что завтра все изменится и он станет другим человеком, а на следующий день все начиналось сначала. Весь его день был посвящен одному распорядку: проснуться к вечеру, достать деньги, купить и принять наркотик, а затем вернуться домой к утру. Когда он приходил, я была готова его отхлестать по лицу, но стоило ему нежно посмотреть мне в глаза или дотронуться до моих волос, как внутри меня моментально закипал вулкан, и я не могла уже противостоять его ласкам. Так многие годы он балансировал на грани дурмана и трезвой жизни, пока на пятом году нашего брака не наступил настоящий ад. Его сбережения закончились, родители отказали ему в финансовой поддержке, пока он не примет их условия – лечиться. Друзья перестали одалживать, и он начал занимать деньги у всех, кого когда-то знал, придумывая разные невероятные истории. Позже люди, заподозрив неладное, стали приходить ко мне и к его родителям и требовать назад свои деньги. Поначалу мы расплачивались, но суммы все росли, и терпение наше иссякло, мы стали закрывать перед ними дверь, а Анри нередко приходил домой избитым. Один раз мне позвонили из больницы и сказали, что его привезли без сознания с проломленным черепом. Я просидела у его кровати почти месяц. Придя в себя, он поклялся завязать с прошлой жизнью навсегда и взяться за ум. Он сказал, что судьба дала ему второй шанс, и он его ни за что не упустит.
– Поэтому вы так холодно отреагировали на его слова о втором шансе на кассете!? – воскликнула Васса.
Агнес кивнула головой и продолжила:
– Мы переехали в Париж, и жизнь вроде наладилась, каждый день мы проводили вместе. От дурной наклонности не осталось и следа. Вскоре я забеременела и объявила об этом на семейном обеде. Он и наши родители были очень счастливы. Все знали, через что мне пришлось пройти с ним, и думали, что с рождением ребенка мы перевернем эту страницу и заживем новой жизнью. Но уже через три месяца он снова заскучал, и снова ничто его не радовало. Работать он категорически отказывался. Вступать в семейный бизнес он тоже не хотел. Каждый день он без дела слонялся по дому, постоянно заламывал руки и стонал, пока в один день я, вернувшись от врача, не обнаружила, что украдены все мои фамильные драгоценности, предметы искусства, которые дарили нам друзья и родственники. Он отрицал свою вину, говорил, что нас ограбили. Но сомнений у меня больше не было, он взялся за старое. В тот же день я ушла к родителям.
– А что потом? Ребенок родился? – спросила Васса.
– Нет, – с грустью ответила Агнес. – Родители запретили нам видеться и старались оградить меня от стрессов. Но он как-то пробрался в квартиру, когда дома никого кроме меня не было, и стал умолять вернуться к нему, уверял, что бросил, и больше срываться не будет. Сказал, что покончит жизнь самоубийством, если я к нему не вернусь. До сих пор помню его глаза, полные слез, казалось, он говорил так искренне. Вопреки родительским советам я вернулась к нему на следующий день. Опять были два идеальных месяца, любовь, страсть, обещания новой жизни ради нашего ребенка. Но по окончании этого срока он не пришел домой ночевать. А на следующий день, заходя в подъезд, я увидела его на лестнице всего окровавленного. Я кричала, билась в истерике, пыталась дотащить его до двери нашей квартиры, чтобы оказать первую помощь.
Агнес замолчала, но потом, глубоко вздохнув, продолжила:
– Помню, как пыталась его затащить в квартиру и для этого открыла дверь гостиной. Повернулась спиной, и в следующий же миг кто-то сильно толкнул меня в спину и я неудачно упала, задев угол комода животом. Когда приехала машина «скорой помощи», увозили в больницу нас обоих, его спасли, а нашего ребенка нет. Оказывается, он задолжал какому-то негодяю, и тот послал своих ребят «уладить» это дело. После потери ребенка я поняла, в какой опасности находилась все это время, и попросила своих родителей увезти меня из страны и оформить развод. Больше мы не виделись.
– А почему вы думаете, что запись на кассете – это ложь? – спросила Васса, вытаскивая кассету из магнитофона.
– Это не ложь, это чей-то неумелый подлог. Я не могу себе даже представить, чтобы у Анри был свой кабинет. Он всегда решал свои дела на ходу, на диване, по телефону или в букмекерской конторе. Но вот что странно, нигде нет о нем никакой информации. Ни регистрации брака, ни рождения детей. Также нет информации о его смерти.
С этими словами Агнес встала и ушла в свою спальню, но через десять минут она вышла и загадочно произнесла:
– Его внук сказал мне, что они похоронили деда месяц назад. А на кассете отмечена дата – 1998 год, и Анри говорит, что умирает от старой болезни. Он намекает на наркотики, это точно. Но если это наркотики, то наркоманы так долго не живут. И для чего понадобилось вешать мой портрет? Это как-то странно. И вообще эта квартира выглядит как нежилая. Служанка странная. Бормотала себе под нос какую-то чушь. Сказала, что его не было в доме уже двадцать лет.
– С кассетой что-то не так, – и Васса показала на место склейки пленки.
Проводя по кассете пальцем, она задела острый край пластмассового корпуса и порезалась. Промочив ватным тампоном палец, она бросила окровавленный тампон в пепельницу и продолжила рассматривать пленку. Все это время Агнес внимательно наблюдала за ней и, когда Васса положила пленку в коробку, сказала:
– У меня есть детектив, который помогает сыну в работе, я иногда пользуюсь его услугами. Нужно позвонить ему.
Агнес стремительно подошла к телефону и, дозвонившись до детектива, поведала ему о всех своих опасениях.
– А что это за кольцо? – спросила Васса, когда Агнес закончила разговор и вернулась в гостиную.
– Этот перстень я подарила ему на годовщину свадьбы, как раз перед тем, как узнала о его пристрастии. Перед тем как я ушла, он заложил его в ломбард.
– Ну, по-видимому, он его выкупил, раз оно оказалось сейчас у вас.
Агнес взяла кольцо и посмотрела на его внутреннюю часть.
– Странно, и отметка ломбарда еще не стерлась, как будто его и не носили после выкупа.
– А почему это странно? Возможно, он хранил его как память.
– Сплошные вопросы, – медленно произнесла Агнес и села в кресло. – Почему он сказал: «Не верь ничему, что бы тебе ни сказали обо мне»?
– Потом назвал себя несчастным затворником, – напомнила Васса.
– Ничего не понимаю.
– Возможно, вы сможете прояснить ситуацию, просмотрев его завещание? – предложила Васса.
– Я уже дала распоряжение, чтобы его запросили.
Когда Васса вышла на кухню, Агнес быстро подошла к столу и, вынув окровавленный тампон из пепельницы, положила его в маленький герметичный пакетик и убрала в свою сумку.
Царят на свете три особы, зовут их: Зависть, Ревность, Злоба.
Себастьян Брант
Всю последующую неделю Агнес опять старалась уединиться и часто закрывалась в своей комнате. Даже когда она выходила немного погулять, то не приглашала Вассу с собой, чем, конечно, огорчала ее. Здесь, в Париже, Вассе было одиноко, и она частенько скучала по бабушкиной квартире, по соседям и Москве. В такие моменты Агнес доставала из сумки очередную книгу на французском языке и настаивала, чтобы Васса ее прочитала. Держа книгу в руках, она многозначительно говорила: «Это настоящий шедевр французской классики. Не зная его, стыдно появляться в приличном обществе». Торжественно вручая книгу, сдержанно улыбалась. Васса складывала книги на комоде у себя в спальне и недовольно морщилась. В Париже ей совсем не хотелось читать, и только новая пьеса Агнес неожиданно вызвала у нее сильный интерес. Но Агнес категорически не хотела ее показывать и даже запирала в ящике письменного стола, когда уходила на очередную прогулку. Поэтому, оставшись одна, Васса вынужденно тянулась к очередной книге на комоде и нехотя начинала читать. Какие-то произведения ей нравились, и она начинала активно их обсуждать, а какие-то, прочитав несколько глав, относила обратно, категорично заявляя: «Я не смогу больше прочитать ни единого слова из этой книги».
Ознакомительная версия.
