Ознакомительная версия.
Вокзал встретил их ясным холодным днем. В толкучке они прошли перрон и свернули к стоянке такси.
Очередь подвигалась быстро. Илья курил, поворачиваясь спиной к ветру.
Подъехала “Волга”. Илья открыл заднюю дверцу, пропуская Сашу.
– Я вперед сяду, – сказала она.
Он помог ей и забрался на заднее сиденье с вещами.
– Римского-Корсакова, пожалуйста, – сказал Илья.
Шофер перегнулся через Сашу и крикнул в окно:
– Литейный, “Астория”, Театральная!
Из очереди вышел флотский офицер с портфелем и девушка лет пятнадцати.
– В “Асторию”.
– Садитесь. – Шофер посмотрел на Сашу и обернулся к Илье. – Все равно – мимо…
Илья усмехнулся:
– Положим, не все равно.
Девушка уселась посередке. На погонах у капитана было по три звезды – первый ранг.
Девушка вертелась по сторонам, улыбалась, шепотом спрашивала отца, где едут, и он называл ей улицы, набережные, площади. Илья поймал на себе его взгляд.
У гостиницы капитан с дочерью вышли.
– Где на Корсакова? – спросил шофер.
– Езжай, – сказал Илья. – Я скажу…
– Дом пятьдесят один, – сказала Саша.
Когда Илья расплачивался, она покосилась через плечо и посоветовала:
– Попроси обождать и поезжай дальше.
Илья ничего не ответил, вылез, и машина уехала.
Они вошли во двор.
В пролете второго этажа она остановилась и взяла у Ильи свой чемоданчик.
– Иди, Илья. Спасибо.
– Перестань, – сказал он.
Она молчала, но чемодан из рук не выпустила.
– Саша… – Голос у Ильи был хриплый, сырой. – Неужели ты не можешь понять, что мне сейчас предстоит?
– Уходи, а? – попросила она. – Все равно ничего не будет. И, ради бога, не вздумай возвращаться. Честное слово! Иди к ней.
Илья угрюмо смотрел на нее.
– Я серьезно говорю… Я виновата перед тобой. Накрутила себя, ты меня знаешь… А я тебя не люблю и не любила никогда.
Илья ударил ее по щеке.
– Дурак! – со слезами в голосе закричала Саша и, схватив чемодан, побежала вверх по ступенькам. – Все равно я с тобой жить не буду!
Илья слышал, как она не сразу попала в замок ключом, как захлопнулась дверь. Он взял сумку и стал спускаться.
Не зажигая света в коридоре, Саша проскочила мимо кухни, нашарила наверху ключ и заткнутую за притолоку бумажку. Где-то рядом из полумрака зашаркали шлепанцы. Саша торопливо прикрыла за собой дверь.
Бумажка оказалась счетом за междугородный разговор. Саша стояла на пороге, глядя на распахнутые дверцы шкафа, на белье, разбросанное по дивану, недопитую чашку кофе и баночки косметики на столе. Комната была длинная, вытянутая, как трамвай.
Она поставила чемодан, машинально провела пальцем по спинке стула. И, не раздеваясь, пошла в коридор.
Телефон висел напротив кухни – огромной, с большим окном во двор и давно забитой дверью черного хода.
Высокая костистая старуха мыла раковину. Другой сосед варил что-то в жестянке и помешивал палочкой.
Саша поздоровалась и стала набирать номер.
– Витя? Это Саша Никитина, здравствуй. Можно маму? Марго? Ты что, спала? Отстань, не знаю. Ну правда не знаю! Хоть сейчас… Я только вошла. Ладно. Чего купить?
Вернувшись в комнату, Саша сунула чемодан в шкаф, пошвыряла туда белье, сняла плащ. Потом схватила чашку, кофейник, вазу, из которой торчали истлевшие лохмотья цветов, и отправилась на кухню.
– Варвара Петровна, мне писем не было? – спросила она, моя посуду.
– Что ж я, прячу их, что ли? – проворчала старуха. – Счет был за телефон…
– Я видела, спасибо.
– Звонил тут один, – лениво сказал сосед. – Не назвался…
– Ничего не передавали, Костя? Может, с работы?
Костя работал тренером по штанге и имел привычку разгуливать по квартире полуголым.
– Не похоже, – сказал он, размышляя. – Вежливый больно…
Илья ждал у телефонной будки, где две девчонки передавали друг другу трубку, шептались и прыскали.
Редко появлялся прохожий на безлюдной по-воскресному улице. Знак поворота, повисший над мостовой, покачивался на ветру.
Наконец девчонки закруглились и выскочили, толкаясь.
Илья набрал номер. Ответили сразу.
– Ты дома? – сказал он. – Здравствуй. Я с вокзала…
Поговорив, он повесил трубку и остался в будке, пока вдалеке не замаячила машина. Дверь автомата стрельнула, закрывшись за ним. Он вышел на проезжую часть и поднял руку.
В комнате гремел телевизор и было темно.
– Мам, теть Саша пришла.
– Марго, привет.
– Ну, мам! Слышишь?
– Слышу, не глухая. Никитина, садись и молчи. Про пустыню Атакаму, очень интересно…
Вглядевшись в полумрак, Саша наконец отыскала на полу малыша, возившегося с игрушками.
– Сашка, чего ты Вовке всякую дрянь суешь!
– Это не дрянь, а шоколад за рубль восемьдесят.
– С ума сошла? Диатез у него. Дай сюда. Витька, где ты? На кусок и катись. А этот обойдется, – кивнула она на малыша. – Нам больше достанется… Ты какая-то не такая, Никитина. Пива себе налей.
– Не хочу. Что это?
– Сказала же – пустыня Атакама. А сейчас про Индию было, потрясающе! Слышь, Никитина, ты думаешь, царь зверей – кто? Лев? Так вот теперь уже не лев, а бенгальский тигр. Отстала ты. Есть хочешь? Скобкин с Мотей гуляет. Сейчас придет, всех накормит. Ой, Вовка с коврика сполз, пихни его обратно… Как съездила-то?
Большая, полная, она сидела, забравшись с ногами в кресло, с бутылкой пива в руке, уставясь в экран.
– Долго рассказывать, – сказала Саша.
– Не нравишься ты мне, Сашка… Опять пришел? Чего надо?
В дверях стоял старший – девятилетний очкарик.
– Ма, задачка не сходится.
– Больной, что ли? Это к Скобкину.
– А как же ты в институте экзамены сдавала?
– Не твое дело. Сдавала, и все… Отец мне шпаргалки писал…
На полу захныкал малыш.
– Сделай погромче, – сказала Марго. – Посмотреть не дадут.
Саша нагнулась к нему, успокоила.
– Ты бы хоть причесалась. Так и сидишь в халате.
– Ага. Завидно?
Ключ звякнул в дверях. В комнату с лаем ворвался спаниель, следом за ним появился мужчина небольшого роста, в свитере и в куртке, он был в очках с сильными стеклами.
– Пропащая… – улыбнулся он Саше. – С приездом!
– Здравствуйте, Витя.
– Скобкин, ты нас долго будешь голодом морить? – сказала Марго.
– А накурила! Неужели трудно пепельницу выкинуть?
– Возьми и выкинь, – посоветовала она. – Раз нетрудно…
– Мотя, на место! – Он взял пепельницу и убавил громкость телевизора. – Вы тут ничего не затевайте, все готово, только подогреть…
– Нет уж, дудки! – решительно заявила Марго. – Сначала архаровцев обоих корми. Могу я хоть в выходной поесть по-человечески?
– Пошли, Вовка, – сказал Скобкин, забирая малыша. – Совсем наша мать обнаглела…
– Маргоша, мы завтра в какую смену? – спросила Саша.
– В какую! – буркнула Марго. – С утра, конечно…
– Чего там делается?
– Как всегда. Квартал, синим пламенем горим… Слушай, Никитина, с тебя пол-литра! Премию давали за тот квартал, дошли до твоей персоны – Бобик, конечно, морду воротит. А эту кто вставил? – говорит. Ну, мы на него накинулись, особенно этот новый, ну, на Кобзона похож…
– Малыгин?
– Ну! Сашка, он в тебя втрескался, ты что хочешь говори!
– Так что Бобик?
– Он и сам был не рад, что вякнул. Ладно, говорит, я не против. Только Никитиной от меня лично передайте – поощряем за работу, не за характер…
Обе довольно засмеялись.
– Про роман-то что молчишь?
– Ох! – сказала Саша. – Можно я у вас заночую?
Марго оторвалась от телевизора и внимательно посмотрела на нее:
– Погоди. Всех распихаем, тогда и потрепемся.
На кухне Скобкин усадил их, вынул малыша из высокого стульчика и унес в комнату. Марго заглянула в кастрюлю.
– Что-то невообразимое, – сказала она. – Он тут с утра колдовал. Скобкин, ты нас не отрави смотри…
– Я есть не буду, – сказала Саша.
– Как? – огорчился Скобкин. – Ну хоть попробуйте!
– Правда не хочу. Что я, стесняюсь?
– Нечего ее уговаривать, – сказала Марго. – Захочет – сама возьмет.
– Вы понюхайте, Сашенька! Баранина, тушенная с овощами! – Он передал тарелку Марго, положил себе и открыл холодильник. – А пиво куда делось?
Марго смутилась:
– Разве больше нету? Наверное, мы все выпили… Чего же ты не сказал?..
– “Мы”! – выразительно повторил он. – Хорошо, что я три бутылки заначил.
И достал их из стенного шкафа.
Марго засмеялась и принялась за еду.
– Ты не очень воображай. Между прочим, ты сегодня спишь на раскладушке. С твоими милыми сыновьями…
– Прекрасно, оставайтесь, Саша. Мне все равно сидеть, у меня чертежей охапка.
– Вкусно! Никитина, дурочка, возьми у меня кусочек… Ему-то что – бумагу пачкать, а нам с Никитиной с утра на производстве вкалывать… Знал бы кто-нибудь, до чего неохота!
– Если бы Маргоша была той самой обезьяной, мы бы прыгали по деревьям по сей день, – сказал Скобкин. – У нее на труд своя точка зрения.
Ознакомительная версия.
