По мере завершения диагностического поиска «тяжелобольные» поправлялись прямо на глазах. И после слов «Ничего страшного у вас мы не нашли, в оперативном лечении не нуждаетесь» плечи у страдальцев выпрямлялись, и они смущенно покидали помещение, забыв о своей благодарности. Один только Сафар, который сопровождал Сухроба, пытался всучить мне мятые, пахнущие семечками двести рублей.
Когда я вернул ему деньги, глаза его прояснились и он торжественно произнес:
– Спасибо, доктор. А Мамлакат Наханову я знаю! Я, как и ты, тоже был пионером, и наша дружина носила ее имя. После развала Союза ее имя не принято вспоминать. Молодые парни уже не знают, кто она такая.
– Главное, чтоб ты не забыл, Сафар!
Еще доставляли больных с острым панкреатитом, прободной язвой, желудочным кровотечением. Мне удалось ночью самостоятельно, в паре с Мишей, прооперировать больного с перфоративной язвой желудка.
Были еще какие-то операции. Ночью тоже принимали каких-то больных, но в памяти они не задержались. Рутина. Что-то еще оперировали. К утру к концу дежурства оказалось, что мы приняли 35 человек по приемнику. Десять положили на отделение, пятерых прооперировали. Ноги гудели, голова плохо соображала.
– Ну как, Дмитрий Андреевич, первое дежурство? – спросил утром заведующий после того, как мы передали дежурство третей хирургии.
– Да бывало и похуже! – наигранно бойко отрапортовал я.
– Ну и славно! Только учтите: сегодня понедельник, дежурство заурядное. Самое тяжелое бывает по пятницам.
– О как! А я как раз в пятницу и дежурю.
– Пятница – развратница! Так шутят у нас молодые доктора. Рассказать, почему?
– Не надо! Рассчитываю сам изнутри познать, – самоуверенно произнес я. – Чем это так пятничное дежурство от остальных отличается?
И вы знаете – познал.
Глава 4 Пятница – развратница
После первого дежурства приходил в себя почти сутки. Когда работал в областной больнице на Дальнем Востоке, тоже приходилось не спать по ночам и по многу часов стоять у операционного стола, выполняя сложные вмешательства. Приходилось вылетать по санитарному заданию и в отдаленные районы области. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, с чем мне пришлось столкнуться в Питере.
Во-первых, полное отсутствие младшего медперсонала и минимум среднего довольно ощутимо увеличивало и так не маленькую нагрузку, так как приходится выполнять их работу самому.
Во-вторых, чрезмерно завышенный, как мне показалось, поток больных, где добрая половина абсолютно не по показаниям направлялась к хирургу врачами поликлиники и «Скорой помощи». А по существующему в больнице положению к какому специалисту больной направлен, тот и обследует его до победного конца. Привезли, к примеру, пациента с диагнозом желудочно-кишечное кровотечение, у него оказалось носовое, его надо бы сразу лор-врачу отдать, но ты его должен обследовать, доказать, что не из желудка кровотечение происходит, и только потом передавать.
В-третьих, очень много нудной и, на мой взгляд, ненужной писанины. На каждого больного заводится история болезни, которая оформляется по всем правилам. Как известно, больше половины рабочего времени у врача приходится на написание бумаг, а при таких условиях бумажная работа увеличивается. Многие врачи, не успев расправиться с историей болезни по дежурству, вынуждены задерживаться и завершать начатые записи. На Дальнем Востоке, к примеру, история заводилась только на больного, которого уже госпитализировали в стационар.
Потом появятся и в-четвертых, и в-пятых, и в-шестых. Это те три основные неудобные моменты, которые отложились в памяти от самого первого дежурства.
Хорошо отдохнув и помня о своих ошибках, я прибыл на дежурство в пятницу без опоздания и с прекрасным расположением духа вошел в больницу. Предъявив пропуск, беспрепятственно миновал вахту и, напевая какой-то веселый мотивчик, поднялся к нам на отделение.
– Дмитрий Андреевич, быстро переодевайтесь и бегом в операционную, – вместо приветствия, как всегда, коротко бросил заведующий.
– А что стряслось?
– Ножевое ранение в живот, пять минут назад доставили по «Скорой». Уже подали в операционную по шоку. Там, похоже, внутрибрюшное кровотечение.
– Так, где шоковый хирург? Я же сегодня по приемнику?
– Идите в операционную, вам говорю! – несколько повысил голос Трехлеб. – Шоковый хирург сегодня будет с пяти часов вечера.
«Чудно все как-то, – думал я, спускаясь в операционную. – Почему шоковый хирург с 17–00, когда шоки в любой момент могут привезти?»
– Доброе утро, коллега! – весьма бодро, несмотря на изматывающее ночное дежурство, встретил меня Петр Долгих, хирург третьего отделения. Он нес дежурство по шоку в рядах предыдущей бригады. – Вот вручаю судьбу этого пострадавшего в ваши надежные руки. Его подкинули к нам, когда еще девяти не было, формально мы им должны заниматься. Но вы же понимаете: уже девять, смена закончилась. Вы – здесь, вам и карты в руки. Группу крови я ему определил, занесу в отделение переливания на подтверждение.
– Сами понесете?
– Разумеется сам, а что?
– Сестры разве не могут отнести?
– Что вы! Сестры у нас на вес золота, мы их бережем! – весело сообщил Долгих. – Сами носим, ножками, ножками и на первый этаж.
– Там что произошло? – поинтересовался я, надевая колпачок и фартук, висевшие в предоперационной, кивнув в сторону операционной.
– Трудно сказать. Он пьян как сапожник, кровь на этанол мы тоже взяли. Похоже, очень широким ножом ударили: из раны на животе внутренние органы выпали.
– Так надо оперировать! Немедленно! Вы вызвали анестезиологов?
– Вызвал, но и у них пересменка. Там номера отделений возле телефона, продублируйте еще раз. Я вам не нужен?
– Нет, спасибо! Хотя, знаете, у меня есть один вопрос. Вы не в курсе, почему Трехлеб сообщил, что шоковый хирург начнет работать только с 17–00? Отчего так произошло?
– Ха-ха! – развеселился Петр. – Да оттого, что тут самый что ни на есть бардак! Обыкновенный российский бардак и беспредел! Нам, видите ли, переработку часов не оплачивают, только голую ставку. У кого больше получается, старшая медсестра, когда табель составляет, уменьшает часы в дежурствах, проставляя их с пяти вечера. И все равно бывает, что перерабатываем. В общем, получается, что работаем бесплатно, за идею!
– Простите, что-то я не очень вас понял – как так?
– Да тут никто ничего понять не может. Заведующий составляет график дежурств на ближайший месяц. Все, что превышает норму часов, урезается. У вас, если дежурства превысят норму часов, то тоже с пяти проставят. Похоже, у хирурга, который сегодня по шоку дежурит, случился перебор в часах.
– Получается, что мы вчетвером будем за пятерых отдуваться?
– Втроем, дорогой коллега, а то и вдвоем.
– Не понял?
– Чего тут неясного? Днем на отделение выходят три дневных хирурга. А тот, который по отделению дежурит, приступает с пяти. Дневным хирургам по 5–6 дежурств ставят и, как правило, по отделению, но все равно они официально присоединятся к бригаде только в 17–00. Только в выходные и праздничные с утра выходят. А если у кого по приемнику перебор часов, они с пяти выходят. Да не забивайте голову пустяками. Мы вчера вдвоем до пяти работали. Шоков днем не везли, так я по приемнику вместе с ответственным хирургом принимал на пару. Ерунда, прорвемся! Вы лучше анестезиологов поторопите, а то как бы ваш пациент не того…
Анестезиологи все не шли, я начал волноваться. На операционном столе покоился средних лет нагой мужчина, покрытый бледной кожей и щедрыми татуировками. На невзрачной физиономии с перебитым носом топорщилась жиденькая свалявшаяся бороденка цвета пожухлой травы. В правом подреберье устрашающе зияла кровоточащая рана размером с детскую ладонь. Из нее ниспадала тусклая петля тонкой кишки, покрытая сгустками крови и чем-то зеленым. При ближайшем рассмотрении это оказалось налипшими на орган зелеными травинками, фрагментами мятых цветков вперемешку с обыкновенным песком. Глаза раненого оставались прикрытыми. Только биение сонных артерий на хлипкой чумазой шее говорило, что он пока жив.
– Да, где же, черт побери, этот анестезиолог?! – в сердцах бросил я.
– Я уже тут! – радостно сообщил плотный голубоглазый здоровяк в синей медицинской робе, представившийся Олегом. – Чего шумим?
– Безобразие: пострадавший уже полчаса на операционном столе, мы не можем начать операцию.
– Дмитрий Андреевич, – еще шире улыбнулся Олег, прочитав мой бейдж, – бросьте вы, в самом деле, не стоит этот алкаш того, чтобы мы тут из-за него друг другу нервы трепали.
– Я никому не собираюсь трепать нервы! Но тут у пациента, пардон, кишки наружу торчат! Он на ладан дышит, а мы ждем неизвестно чего?
– Мы готовы. А если так трепетно к каждому хмырю будите относиться, то, смею вас заверить, вас надолго не хватит! Я даю наркоз! Где ваш ассистент? С кем вы оперируете?
