Ознакомительная версия.
– Здравствуйте, Виктор Сергеевич, – сказала Елена.
Семин молча глядел на нее.
– Я слышал, у тебя проблемы… с глазами, – сказал он. – Если бы я мог как-то помочь…
Его твердая рука, с обручальным кольцом на безымянном пальце, нервно мяла стебли. Елена опустила глаза.
– А это что? – спросила Елена. – Вам где-то подарили цветы?
– Это, собственно, тебе, – сказал Семин, – по дороге купил.
Букет был безвкусный и дорогой: тринадцать или пятнадцать темно-красных роз, ирисы и желтые ветки.
Елена сначала не поняла, что произошло, а потом застыла, как вкопанная: она различала цвета. Видимо, ее лицо очень сильно изменилось, потому что Семин испуганно на нее посмотрел, потом взглянул на букет, кашлянул и добавил:
– Из машины вышел и купил.
– Что с вами, Виктор Сергеич, – спросила Елена. – Вы же никогда не покупали цветов. Или это вас жена приучила?
Семин хотел что-то сказать, но не успел. Двери кафе распахнулись, и из них вышел Малюта. За ним плелся криво улыбающийся коммерсант. Малюта и Семин преувеличенно вежливо поздоровались, а потом Малюта обнял ее за плечи и сказал:
– Поехали?
Елена кивнула. На Малюте были черная водолазка и черный пиджак, а часы на узком запястье сверкали желтым. Пиджак на конферанье был красный.
Спустя минуту они вышли на улицу. С крыш сочился холодный, предвещающий зиму дождь, и черные бока бандитских внедорожников ослепительно переливались отблесками вывесок.
Теперь Елена видела, что ступени, ведущие вниз от универмага, выложены бордовой плиткой, а японский ресторан напротив светится красным и синим. Машины Малюты остановились у самых дверей универмага, въехав на пандус, а на той стороне площади, через проезжую часть, стояли продавщицы с цветами, и Елена даже издалека видела, что цветы у них и желтые, и голубые, и фиолетовые. Елена шла машинально: зрение вернулось к ней, как внезапно возвращается цветная картинка в телевизоре, если пошевелить антенну, и теперь Елена боялась, что оно так же внезапно пропадет снова.
Стриженые мальчики распахнули дверцу джипа. По всем соображениям безопасности Малюте следовало сесть внутрь, но он вдруг мальчишески улыбнулся, сказал:
– Ща! – и сорвался с места.
Он перебежал улицу, увернувшись от остолбеневшего «Жигуленка», в две секунды оказался на углу и через минуту нырнул в машину с огромным букетом в руках.
– Держи!
Через мгновение вгляделся в ее лицо и озабоченно добавил:
– Лена, что с тобой?
– Ты знаешь, – проговорила Елена, – врач сказал правду. Я различаю цвета. Вот…. взглянула на букет и увидела….
Уже поздно ночью, когда Елена, умаявшись, свернулась клубком подле Вырубова и заснула, и когда букет, виновник праздника, был водружен Вырубовым в самую шикарную вазу, каторую спешно нашли по его приказанию, и торжественно водворен в углу спальни, и Вырубов поклялся, что никогда этот букет не выбросит, – уже поздно ночью Вырубову пришла в голову простая мысль: а собственно, чей букет увидела Елена?
Он приподнялся и посмотрел туда, где в полумраке спальни отсвечивали темно-красные лепестки роз, и тихо присвистнул, а потом заложил руки за голову и стал мрачно размышлять о том, что человек, к сожалению, устроен гораздо хитрее, чем автомат Калашникова.
* * *
На следующее утро Малюта встал гораздо раньше Елены. У него была назначена встреча на восемь часов, он сидел, полусонный, на кухне, и просматривал газеты, глотая кофе и громко при этом хлюпая. Миша-кимоно ехал на встречу вместе с Малютой. Когда машины выстроились во дворе, Миша, против обыкновения, не сел в джип охраны, а плюхнулся на заднее сиденье к Малюте.
– Надо поговорить, – сказал он.
Кортеж тронулся и, мягко набирая скорость, понесся на рысях по проселочной дороге. Сверху, как гигантские конфетти, на дорогу сыпались красные и золотые листья кленов, и желтое солнце было нанизано, как бабочка, на вершину далекой сопки.
– Ну? – проговорил Малюта.
– Это по поводу Игоря. Он сказал тебе, что занял деньги под универмаг у Раттшнейдера. Он уверял, что Сыч не оставил ему ни копейки, но он врал. На самом деле все деньги Раттшнейдера – это деньги Игоря.
Малюта, откинувшись на кожаный подлокотник, читал передовицу «Нарымского рабочего». Передовица была посвящена вчерашней презентации и сравнивала реконструкцию универмага с реконструкцией Днепрогэса. «Голосуйте на выборах за таких, как Сергей Вырубов и Игорь Тахирмуратов, и эти люди возродят не только замыслы передовых архитекторов, но и идеалы Страны Советов!» – призывала статья. Упоминание страны Советов объяснялось весьма просто: «Нарымский рабочий» издавался компартией.
Миша-кимоно подумал было, что Малюта не слыхал его слов, но Вырубов перевернул газету, тщательно разгладил складку между листами и спросил:
– Это все?
– Ты же знаешь, Игорь составил договор так, что весь универмаг заложен в обеспечение этого кредита. Он сказал, что иначе герр Раттшнейдер не дал бы денег. А никакого герра Раттшнейдера нет. Это просто ширма. А теперь он сгоняет деньги на липовые фирмы и срывает сроки строительства.
Малюта думал довольно долго, а потом набрал сотовый телефон главного редактора «Нарымского рабочего»:
– Михалыч? – сказал Малюта, – ты когда завтра будешь про универмаг писать, имени Тахирмуратова не употребляй. Ясно?
* * *
В день второго декабря Игорь Тахирмуратов вернулся домой поздно вечером. После того, как его выгнал Семин, он очень много пил. Чем больше Игорь пил, тем меньше доверял ему Малюта, а чем меньше доверял ему Малюта, тем больше он пил.
И в этот раз Тахирмуратов был довольно сильно пьян. Он сначала сидел в баре вместе с Мишей-кимоно, и когда он начал бить стаканы, Миша-кимоно повез его в казино «Стрелец». Там Игорь проиграл тысяч десять, заплакал и сказал:
– Пропади все пропадом!
Упал головой на сукно и заснул.
Миша-кимоно проиграл значительно меньше, долларов семьсот, что вообще имело мало значения, поскольку «Стрелец» был его казино. Когда Игорь заснул, Миша-кимоно погрузил его в свой джип и повез домой.
В машине Игорь проснулся и более-менее пришел в себя, так что когда Миша затащил его в дом, он еще нашел силы удивиться. В доме гостиная была ярко освещена, в камине пылало синтетическое полено, а в кресле, напротив полена, сидел бледный и усталый Малюта. Его темно-русые волосы были встрепаны больше обычного, и серые глаза глядели равнодушно и строго. Он был в черных удобных брюках и оранжевом свитере с рисунком, напоминавшим рисунок на спинке гюрзы.
– П-привет, брат, – сказал Игорь, – а ты откуда здесь? Я т-твоей машины не видел.
Машины Малюты перед коттеджем действительно не было. И вообще никаких машин не было, не считая той, на которой приехали Игорь с Мишей-кимоно.
– Перетереть надо, – сказал Малюта.
– Я это… н-не очень в форме.
– Ты слишком часто не в форме.
Игорь остановился перед Малютой, уцепившись за спинку пышного кожаного кресла, и Миша-кимоно не то усадил, не то толкнул его в это кресло.
– Тут такая проблема, – сказал Малюта, – помнишь фирму «Десница», которая кинула универмаг на двести пятьдесят штук? Мы пробили эту фирму, и она зарегестрирована по фальшивому паспорту, а деньги с нее снял твой человек.
Игорь долго думал.
– Ты что, хочешь сказать, я эти деньги украл? – наконец нетвердо спросил он.
– Да.
– Эт-то… я разберусь. Эт. то подстава.
– Теперь это называется подстава? Раньше это называлось крысятничество.
Малюта резким движением бросил на стол папку с документами.
– Когда мы стали проверять, таких историй обнаружилось четыре. Не две, как ты мне сказал, про «Десницу» и «Синиту», а четыре. Два раза лавэ пропало с концами, но ты об этом мне не сказал.
– Я… наверно, я много пью… – сказал Игорь. – меня, наверно, швырнули…
– А с кредитом тебя не швырнули? – спросил Малюта.
– К-каким кредитом?
– Когда ты полгода назад пришел ко мне, ты сказал, что Сыч тебя обобрал. Что у тебя ни копейки. А когда мы стали ремонтировать универмаг, ты сказал, что добудешь кредит. Ты добыл деньги, ведь так? У германского подданого Раттшнейдера… А теперь когда мы стали смотреть, то получается, что это деньги не Раттшнейдера, а твои, и что кредит-то всего на пять лимонов, а под него заложено все здание.
– Дай мне выпить, – неуверенно сказал Игорь.
Малюта встал, разворачиваясь в полный рост одним плавным движением, таким же, с которым вылетает из кожаных ножен длинный и тусклый десантный клинок.
– После выпьешь. Ты мне все-таки ответь, когда ты ко мне пришел и сказал, что тебя до копейки обобрали, у тебя были деньги или нет?
– Были.
– А почему ты мне соврал, брат?
Игорь покачался в кресле.
– Я боялся, что ты отберешь то, что осталось.
Малюта помолчал. Глаза его отражали так же мало, как занавешенное шторой зеркало. Горело в камине синтетическое бревно, и в продолжение всего диалога за спиной Игоря мягко, как медведь в берлоге, расхаживал Миша-кимоно.
Ознакомительная версия.
