Ознакомительная версия.
16 сентября 1994 г. В четыре часа утра нас разбудил стук деревянной колотушки. Как ни странно, я чувствовал себя выспавшимся.
Весь день идет дождь. Кроме киевского Славы и Андрея, которые пошли искать местные пещеры, все остались в монастыре – кто дописывать дневник, кто досыпать. Харьковский Слава увлечен вращением в ладони пары китайских шариков с музыкой внутри. Делать это довольно сложно – они не должны касаться друг друга. Китайцы уверены, что такое упражнение омолаживает мозг.
Мы расчистили место перед статуей Тяньтая в недостроенном храме и провели церемонию, посвященную Великому Мастеру, ради кого мы и приехали в этот монастырь. Здесь он написал и проповедовал свое знаменитое произведение «Мохэчжигуань» (по-японски – «Махасикан»), что переводится с древнекитайского как «Великое прекращение неведения и постижение сути». Оно является наиболее полным руководством по буддийской медитации, можно сказать, настольная книга любого буддиста, особенно – последователя школы дзэн. Китайцы только недавно начали осознавать значение Тяньтая (или Чжи И), который, основываясь на словах самого Будды, создал первую классификацию всех сутр, до сих пор не превзойденную никем. Согласно этой классификации, Лотосовая сутра – самая главная проповедь Будды Шакьямуни.
17 сентября 1994 г. У ворот нас ждала машина. С нами поехал монах, знающий немного английский, он тоже гостит здесь (милиция от нас отстала, зато появились такие вот монахи). Направляемся в Сасы (провинция Хубэй), в двух километрах от которого – старинная столица Чанъань, где вырос Тяньтай. Тогда это был центр буддизма. Здесь Тяньтай дал клятву стать монахом. Сейчас в Чанъане только два монастыря. В Сасы есть крупный монастырь Цанхуасы, построенный уже после Тяньтая, 1300 лет назад. Там-то и учится монах, знающий английский.
Он пригласил нас в Цанхуасы, где познакомил нас со своим учителем-настоятелем. С виду это самодовольный толстый старик, но к нам отнесся очень по-доброму и провел нас по монастырю, очень большому и еще разрастающемуся – правительство предоставило снесенный жилой квартал. Мы обошли развалины домов, здесь еще теплилась жизнь: из обломков китайцы соорудили себе хибарки, в которых что-то стряпали, а рядом, прямо на оголившихся балках разрушенных зданий, сушилось белье.
Обходили мы все это так долго, что опоздали на церемонию в зале для медитации. На возвышениях вдоль стен, на подушках, в позе лотоса сидели вместе монахи и монахини. В центре зала – Будда Амитабха в стеклянной коробке, как на витрине. Со вкусом украшенная статуя резко контрастирует с голой лампочкой под потолком – единственным источником света в этом обширном помещении. Медитация оказалась весьма продолжительной. Вдоль сидящих прохаживался дежурный монах с палкой. Если у кого-то от долгого сидения начинает болеть спина, его молча просят похлопать палкой. А также он сам может слегка стукнуть тех, кого клонит в сон.
19 сентября 1994 г. Мы задержались в Цанхуасы.
Патриарх как-то зашел в наши комнаты и одарил каждого четками на запястье и каменным колечком на палец. Тэрасава-сэнсэй признался одному из монахов, что ему очень нравятся тапочки здешних монахов, и нам незамедлительно подарили шесть пар. На прощание настоятель преподнес Сэнсэю Лотосовую сутру в переводе Кумарадживы.
Несколько монахов бесплатно, в знак гостеприимства, свозили нас на заказанном автобусе в исторический музей Сасы. Здесь представлена лишь добуддийская история Китая. Залы просторные, экспонаты стоят далеко друг от друга. Нас поразил хорошо сохранившийся в особом захоронении труп двухтысячелетней давности. После извлечения из захоронения труп поместили в особый раствор. Через микроскоп можно было разглядеть даже микробы у него в крови. Человек этот был высоким, в отличие от современных китайцев. Харьковский Слава рассказал, что в древнем Китае существовала специальная казнь – посмертная. Душа не может покинуть тело, пока оно не начало разлагаться, и если тело мумифицировать, казненный становится голодным духом. Ужасно! Способ мумификации определить нам не удалось, нигде об этом не было написано.
Прощаясь, Сэнсэй сказал настоятелю: «Китай – учитель, Япония – ученик». Хотя Сутра о Цветке Дхармы сейчас, в отличие от времен Тяньтая, здесь не считается главной, по случаю нашего приезда патриарх, по-видимому, перечитал Лотосовую сутру и, преподнося нам ее в дар, сказал: «Все исходит от нее». Он отнесся к нам в соответствии с написанным в сутре о тех, кто ее хранит: «Осыпьте их подношениями!».
И вот мы покидаем гостеприимный Цанхуасы в направлении Наньюе, где жил учитель Тяньтая. Автобус въезжает на паром, который перевозит нас через реку Хуанхэ. Мы бросаем дракону этой реки пирожное. Их нам много дал на прощание добрый настоятель…
20 сентября 1994 г. Рано утром приехали в Наньюе. Автобус остановился неподалеку от монастыря. На улице идет бойкая торговля благовониями и прочими предметами религиозного культа. Мы с молитвой пошли по этой улице, еще не зная, к какому храму она ведет. Он оказался центральным в городе.
После церемонии к нам вышел настоятель, похожий на черепаху, с ушами, загнутыми так, словно он постоянно придерживает их ладонями, чтобы прислушаться.
Нас просят показать паспорта и зарегистрироваться в полиции, если хотим остановиться здесь. Пребывание в монастыре платное. Поэтому решили не останавливаться, а сразу пойти на гору Наньюе. С горы, где три раза перерождался учитель Тяньтая – мастер Наньюе (667—744 годы, для удобства будем называеть его в японской транслитерации – Нангаку), спускалось много народа.
Мы поднялись к трем чайтьям по блестящей и скользкой от влаги каменной лестнице, трещины которой заросли мхом. Чайтьи стоят на круглой каменной площадке, окруженной перилами. Перед каждой из них лежит плоский камень, заменяющий подушку для коленопреклонения. В этих чайтьях, согласно легенде, находится прах мастера Нангаку в трех перерождениях. Мастер достиг такой глубины медитации, что сумел вспомнить две свои прошлые жизни и указал, где был тогда похоронен. А потом все три праха собрали в одном месте…
Монастырь, куда мы наконец пришли, скрыт от любопытного взора. Идя по дороге, замечаешь только ворота, на которых по-английски написано «Добро пожаловать в отель». Ни слова о том, что за воротами – монастырь. Его обнаруживаешь, только войдя внутрь «гостиничного» двора. Патриарх-черепаха, сопровождавший нас, хоть и не смог бесплатно принять нас у себя, но сделал подношение, оплатив наше пребывание в этом монастыре-отеле.
Вместо алтаря в приемной такая же черная доска с двумя желтыми палками, как и в городском монастыре. Видимо, так обозначается принадлежность к одной из школ медитации, то есть чань, или по-японски – дзэн (палки похожи на ту, с которой ходил дежурный монах вдоль медитирующих в одном из предыдущих монастырей). Этот монастырь основан монахами чаньской школы Цаодун-цзун, по-японски – Сото-сю.
Услужливый монах в сером одеянии поставил перед нами на длинный низенький столик вазы с яблоками и грушами, чашечки чая, открыл красивую металлическую коробку с пирожными и лично каждому вручил по одному. Пожилой настоятель похож своей непосредственностью на патриарха монастыря Кумарадживы, даже черты лица почти такие же.
Сопровождавший нас патриарх сводил нас к монастырю, основанному Нангаку. Сейчас это женский монастырь, большая часть которого находится на реконструкции, действуют только два его алтаря. Монахини – старушки. На одном алтаре вместо статуи Будды стоит репродукция картины с нее. Уходя, увидели доску перед монастырем, на которой написано по-английски о Нангаку и о мастере дзэн, в 900 году обновившем этот монастырь.
Там, где мы остановились, сегодня особая церемония, посвященная полнолунию, и нас, так долго стремившихся сюда и наконец оказавшихся здесь именно в этот день, с радостью пригласили на празднование.
На столике перед открытыми воротами главного храма горит множество свечей, среди них выделяются две самые большие, а в центре его дымится длинная благовонная палочка, на конец которой надета спираль.
Церемония разбита на две части: сначала молились лицом к алтарю, потом развернули скамеечки под коленями в сторону столика за воротами и продолжили пение. Неожиданно оно смолкло. В наступившей тишине раздались дружные аплодисменты, как будто прилетела стая голубей: нас призывали провести нашу собственную церемонию. Такого нигде еще в Китае не было!
Наутро, прощаясь с настоятелем, который подарил нам полное собрание сутр – Трипитаку на китайском языке (а это очень внушительная стопка книг), мы, вслед за Сэнсэем, упали этому святому старику в ноги, не боясь испачкаться, прямо в размокшую глину.
21 сентября 1994 г. Поздним вечером приехали в плохо освещенный, грязный, дышащий упадком большой город Чансы. Автовокзал пуст, кассы закрыты. Заглянули в самую дешевую ближайшую гостиницу глубоко под землей (похоже, одновременно являющуюся бомбоубежищем). Номера без дверей, проемы между номерами не особенно надежно прикрывают шкафы. Подвальный запах, тараканы, похожие на кузнечиков. Жуть. Едем к другому автовокзалу. Там к нам подошла женщина со списком каких-то цен. Мы подумали, что так здесь предлагают места в гостиницах. Тэрасава-сэнсэй выбрал пункт из списка и кивнул, мол, мы согласны. Но женщина никуда нас не повела и продолжала смотреть на Сэнсэя. Подходит мужчина с каким-то заторможенным лицом, говорит что-то по-китайски. «Пойдем отсюда, – быстро ориентируется Сэнсэй, – это мамка и сутенер».
Ознакомительная версия.
