Скошенную литовкой траву дед высушивал, а высушенное сено на сеновал возил на самодельной двухколёсной тележке. Постоянной помощницей у него была внучка Людмила, та самая, которую взращивали они с бабкой с годовалого возраста, и которая впоследствии была для них и внучкой и дочерью. Всего четыре месяца дед не дожил до Бриллиантовой свадьбы – шестидесятилетнего юбилея совместной жизни. У них и могилки рядышком на деревенском кладбище, а те – всегда посещаемы и ухожены. В родне пока ещё живёт установившаяся традиция – ежегодно, в начале августа, встречаться и всей большой семьёй посещать последний приют своих близких людей, вспоминать их самих и их добрые дела.
Бреду ступнёй усталою по нивушке заброшенной…
Верхние Таволги – красивая деревня, типичное уральское село с достойным прошлым. Нынешнему поколению таволжан трудно представить жизнь Таволог 50-60-летней давности…
Артель «Керамик», где в разные времена катали валенки, выделывали овчины, шили полушубки, производили гончарные изделия…
Колхоз «Авангард» считался в округе в числе богатых. Работы хватало всем. Ухоженные поля, парники, огородничество с засолочным пунктом, добротные фермы, телятник, конный двор, свинарник, силосные ямы, курятник, утки, овчарня, зерносушилки со складским хозяйством, лесопилка, кузница.
В надлежащем состоянии содержались три пруда, причём один из них, со шлюзовыми затворами, за счет моста был с регулируемым уровнем воды.
Прямые улицы с крепкими рублеными домами по обоим берегам неширокой, но когда-то полноводной речки Таволги. Строить тут умели добротно, с внушительными надворными постройками. Обязательными атрибутами строений были оконные ставни с баутами и скворечни. Скворцов и ласточек по весне селилось множество, а осенью обычным явлением было увидеть над Таволгами клин пролетающих журавлей или вереницу диких гусей и уток. Ещё неотъемлемой частью пейзажа деревни были деревенские колодцы. Около этого творения человеческих рук всегда кипела жизнь: даже самые занятые всегда находили минуту – другую, чтобы обменяться новостями, поделиться сокровенным, посплетничать. Интересно было наблюдать, как иные отменные многословы, забывшись и переминаясь с ноги на ногу, перекладывая с плеча на плечо коромысло с полными вёдрами, выказывали мастерство своего красноречия. Бабы же (соседки), потешаясь, незаметно менялись одна за другой, испытывали водоноса-говорунью на прочность и выносливость.
Колодцы – вечные спутники человека, оберегались особо. Ведь это нечто живое, со своим характером, со своим нравом… У каждого свой вкус воды, неповторимое по звуку журчание льющейся из бадьи воды, звон цепи, стук ворота. Нет сейчас в Таволгах этих человеческих спутников, судьба обрекла их, верно служивших человеку веками, оказаться заброшенными. С приходом в деревню относительной цивилизации набурили персональных скважин и вспоминают старые добрые колодцы только при отключении электричества, отправляясь с ведром по улице в поисках воды. Но крапива да репейник с пустырником надёжно сокрыли эти, когда-то необходимые и почитаемые, места.
А фольклор то в деревне такой, что не услышишь нигде: образный, сочный, колоритный…
Уральский говорок с оканьем узнаётся везде:
– Ты че еко-то орёшь?
– Онаеготакошпентила!
– Ты ладно че её ошошенила!
– О, я такуханькалась.
Шляндать, ошарашить, отбуткатьдрёкать, поддодонить, ляпать, козокаться, втюрить, чихвостить, ковезить, фурить – могут только на Урале.
«Сядем-ко, побаем-ко, похлёбки похлебаем-ко, друг на дружку поглядим… Каку похлебощкю ядим!». А имена в Таволгах настоящие русские были: Самуил, Галактион, Ермолай, Ювиналий, Филипп, Варфоломей, Панфил, Мелентий, Леонтий, Назар, Лаврентий, Зиновий, Анастасия, Ефросинья, Ксения, Никифор, Кондратий.
Одно произношение радует слух!
Внешний облик Верхних Таволог и окрестностей отличался живописным ландшафтом. Деревня, окрест поля, за полями поскотина со своими лесными дарами. Посреди деревни – гладь двух прудов, разделённая деревянным мостом. Конструкция моста очень проста и надёжна. С помощью встроенных затворов было возможно регулировать уровень воды в прудах, что позволяло избегать подтопления крестьянских огородов. Вдоль берегов настроены плотики, с которых хозяйки – обиходницы полоскали бельё, мыли посуду, «шоркали половики» и зачерпывали воду для хознужд. В зимнее время полоскались и брали воду из прорубей. Проруби чистились и поддерживались в надлежащем порядке в течение всего зимнего времени. Следили за порядком пенсионеры. Они ревностно относились к этой работе, чистили по нескольку раз в день – создавали землякам удобства, получая взамен какие-то символические суммы денег. Ранним зимним безветренным утром, по морозцу и по льду было слышно далеко, как усердно пешнёй или топором отдалбливается намёрзший за ночь лёд, чтобы к рассвету привести прорубь в рабочее состояние. Зимнее время сельчанам доставляло много дополнительных забот. После стирки бельё должно было быть обязательно прополоскано в проруби. Как правило, по субботам топились бани. В банях мылись и стирались. Поскольку зимний день короток, то банно-прачечные процедуры затягивались до позднего вечера. На прорубь ходили с керосиновым фонарем. Бельё везли на санках в плетёных решётках и с собой приносили ведро с горячей водой, чтобы отогревать мёрзнущие от ледяной воды руки. О резиновых перчатках тогда если и были наслышаны, но достать их было не так просто. Упомянутые бельевые решётки – это простое и уникальное творение человеческих рук. Их умели делать только малехоновские мастера и поэтому после приобретения они оберегались особенно. За использование решёток не по назначению можно было получить выволочку. Они же, назло, как нельзя лучше подходили для ловли пескарей на быстряках и являлись причиной для разборок.
Улицы в Таволгах расположены вдоль реки и по-деревенски извилисты, но это не портило общей картины. По виду дома – «уральского покроя»: для сохранения тепла приземистые, с небольшими окнами, но обязательно со ставнями и баутами. Большие дома чередовались с маленькими избёнками, но большие – преобладали. Дворы в основном все крытые. Около домов, в огородах и в палисадниках – повсюду были насажены черемуха, сирень и кое-где калина да рябина. Посадками фруктовых деревьев в старые времена не занимались – их попросту не было. В 30-е годы по советско-коммунистической классификации жителей Верхних Таволог отнесли к середнякам, а деревню считали зажиточной. Летом 1928 года в деревню пришло горе – страшный пожар поглотил 60 домов, 33 из которых были двухэтажные. Выгорела почти вся проезжая улица и много домов за рекой. Погибло много лошадей, коров и мелкой скотины. Пострадали также птичье поголовье и пчёлы. Были и человеческие жертвы – погибли две семилетние девочки. Плакала деревня, скорбя по погибшим и оплакивая утраченное жильё и всё нажитое многолетним трудом. Жуткая картина: головешки да торчащие печные трубы… А запах?! Специфический запах ужасающего обширного пожара, где выгорело всё. Огонь бушевал три ночи… Только неимоверные усилия самих погорельцев, да поддержка и бескорыстная помощь уцелевших от пожара односельчан и жителей соседних сёл помогли справиться с несчастьем. Деревня же после этого утратила своё былое обличие.
К полям вокруг деревни всегда относились с особой заботой, в добрые времена хозяйствования огораживая их от вездесущей пасущейся скотины пряслами. Чего тут только не росло! На предгорной территории Урала природно-климатические условия суровы и контрастны. Одним словом – зона рискованного земледелия, а почвы – таёжные дерново-подзолистые.
При соответствующем же уходе и на них можно было выращивать многое… Сеяли овёс, ячмень, пшеницу, горох, силосные культуры и даже «королеву» полей – кукурузу. Долгое время не могли расстаться и сеяли древнюю и добрую рожь. Поскольку мельница в деревне была своя, то выращенное зерно использовалось целенаправленно. Думается, если кто хоть раз в жизни попробовал вкусить ржаного или пшеничного хлебушка из муки такого помола, да прямо из русской печки, с её пода, да посаженного на капустный листочек, то этого вкусивший не забудет никогда!
Картошка также во все времена давала стабильный урожай.
На парниках и на огородничестве сажали огурцы, помидоры, капусту, морковь, лук. На первой Ковской пашне был малинник, на территории пасеки, огороженной забором, было много смородины и крыжовника. Вокруг пасеки, для лучшего медосбора, сеяли гречиху, горчицу и клевер. Поля от деревни были огорожены пряслом, что исключало доступ на поля скотине и обеспечивало сохранность посеянного от потравы. Мало того, за поскотиной, в юго-восточной части, огородили значительную часть лесного массива, именуемого народом «редкой». Редка служила пастбищем для большого количества животных, причём значительная часть паслась без пастуха. В этом случае на вожаков лошадиного табуна, как правило, одевали ботала, а передние ноги им спутывали путами. В самое жаркое время, в период активности овода, пастьбу табунов переносили на ночное время. Большинство деревенских подростков в летние каникулы, стараясь помочь родителям, нанимались подпасками и проходили другую школу – школу пастушества. Деньги, по деревенским меркам, пастухам платили неплохие, да и хлебосольные хозяйки угощали поутру с пылу-жару пирожками, ватрушками да шанежками (что тоже не маловажно). Вручая угощение, хозяйки дипломатически наказывали получше присмотреть за их любимыми бурёнками. Память и впечатления об этих летних занятиях у бывших подпасков сохранялись надолго. Они всю жизнь, где бы то не были, вспоминали былые те времена. Ночной лес – не дневной, он другой и заставляет более остро и тонко ощущать и понимать окружающее. Одно только ночное уханье филина даже самых бывалых не оставляло равнодушными, заставляло насторожиться.
