Для возвращения состарившейся бумаге цвета, а также для очищения её от пыли-грязи довольно бывает одной воды. Делаю так: промыв листы, кладу часа на три на воздух, поддерживая в бумаге влагу новым смачиванием. Если спешить, то горячая вода заметно ускоряет дело. Однако и клей тогда из бумаги вымывается сильнее.
Если, помимо пыли, есть желтизна от сырости – хорошо добавить в воду щавелевую кислоту (немного), после чего листы надо промыть в воде обычной (свежей). А с пятнами от жирных пальцев расправляюсь так: пропитываю их (посредством кисточки) мыльной пеной, после чего листы погружаю в горячую воду. Потом промываю в свежей и оставляю влажными на воздухе. Если жирные пятна не сходят от мыла, то можно опустить листы в бензин, после чего опять в воду, горячую и свежую. Часто, впрочем, довольно одного бензина.
Как сказано уже, после очистки клей из бумаги вымывается (бумага, употребляемая для печати, обычно клееная), поэтому, завершив с промывкой и просушкой, листы надо подержать в растворе желатина. Такую операцию, увы, делают далеко не все – халтурят, однако я порядок ремесла не нарушаю. Раствор готовлю так: накладываю в банку желатин и заливаю – чтобы вода его едва покрыла. Спустя часов пять-шесть размачивания ставлю банку на водяную баню – пока клей не распустится как следует, после чего вливаю скипидар (примерно 1/8 от объёма клея). Потом процеживаю через холст. Клей должен быть бесцветен, чист, прозрачен и чтоб не гуще молока, а то и жиже. За этим надо проследить: получится клей слишком густ – бумага сделается ломкой, а выйдет слишком жидкий не проклеит как положено.
Раствор желатина должен быть горячим, но не слишком – можно сунуть палец. Да, вот ещё секрет: чтобы листы потом легко отслаивались друг от друга, в клей добавляю каплю средства для мытья посуды (фейри). Налив раствор в лоток, кладу туда друг за другом промытые листы. Даю бумаге клей вобрать, потом раствор сливаю, стопкой достаю листы и зажимаю в прессе (слегка), чтобы отжать излишек клея. Затем вынимаю стопку, разъединяю листы и развешиваю для просушки на верёвке, как бельё. В былые времена мастера, чтобы листы охотней разделялись, в горячий раствор добавляли квасцы, но у меня и так идёт недурно – с фейри (прежде распускал наструганное мыло), так что в квасцах покуда не было нужды…
Вообще, об этом (про отмывку и проклейку) надо бы писать в другой тетради. Той, что для передачи мастерства. Она заведена отдельно – тем, вторым во мне, который переплёту предан. Заведена, чтоб не пропасть приёмам и ухваткам. Учеников-то нет – хиреет ремесло. Да, именно туда про эти вещи надо, в ту тетрадь, не то какой-то винегрет, окрошка. А смешивать зачем?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…страшно удобно. Работаешь руками, а голова свободна, и можно думать мысли – нет помехи, какая бы возникла непременно, если бы требовалось каждый шаг рассудком выверять, как в карточной, сказать к примеру, игре – в «акульку» или «подкидного». Пока шил на станке в блок тетради лекций профессора Платонова, пока резал гобелем Ренана и одновременно варил льняное семя (помраморю обрезы и впрок накрашу мраморной бумаги (накануне бычью желчь со спиртом настоял)), добыл два результата умственных усилий.
Первый. Если у меня одной ноги не будет и тот печальный ангел (дитя неприглядной судьбы, как я однажды выразился), что у окна читает книги-грёзы, меня увидит, то ему (на самом деле – ей), наверное, станет чуть полегче. Быть может, ему (ей) даже захочется вступить со мной в беседу, как с родственным явлением несовершенства жизни – подобное с подобным всегда найдут язык без перевода. Пчела с пчелою, а клюка с клюкою… Что ж, решено: у меня ноги не будет. Левой. Да, левой лучше. Вместо неё – протез. Отличный немецкий протез на пружинке – изделие механики и новых полимеров, подобранных в цвет тела. К такому привыкнуть – пустяк, хотя, конечно, надо упражняться. Что ж, будет чем заняться на досуге – к примеру, вместо гимнастической зарядки или прогуливаясь по улице…
Теперь результат второй. Думал, что делать с обществом, питающим цветущие явления коррупции, преступности и воровства. Или воистину, как говорится, нет смысла противостоять течению реки, струящейся из океана?
Взять хоть культуру – нажива поглощает её прямо на глазах мастеров искусства и возмущённых телезрителей. Слепой заметит, сколько стало передач с потешными артистами. Что ж, говорят, смех – выгода здоровью, тут ничего предосудительного нет. И всё же. Когда армада юмористов обрушивает на головы своих поклонников лавины, деликатно выражаясь, скороспелых юморесок, то этим она оказывает скверную услугу всем, включая и саму себя. Во-первых, юмор обращается в привычку, и к нему остывает интерес. Во-вторых, смешки над нашей непроглядной жизнью на деле лишь усугубляют положение, никак не помогая людям тянуться вверх и становиться лучше, – своим безадресным и мимолётным хохотком над нашими пороками артисты лёгкого жанра как бы отпускают грехи тем безымянным подлецам, в которых стрелы острот и целят. Юмор, паразитирующий на пороках человека, только способствует падению морали, поскольку убеждает обывателя на уровне подсознательного разума, что он (обыватель) не одинок в своём грехе, и склоняет к дальнейшему усердию на поприще негодных устремлений.
А в это время классика, чудесно, как правило, влияющая на людские души, всё более и более теряет свои и без того не очень крепкие позиции в искусстве. Однако ей ни в коем случае нельзя спускаться с высоты природного предназначения и ради популярности заискивать перед толпой! Пусть обыватель сам взбирается наверх! Да, надо непременно знакомить публику с высокой музыкой в те редкие минуты, когда эфир предоставляют мастерам со скрипкой Страдивари в ловких пальцах. Мастерам, из-под смычка которых льётся, например, мелодия Массне (у меня записано… точно, «Размышление») – мелодия, с которой некогда впервые познакомили страну наши заслуженные чемпионы по фигурному катанию, вдохнув тогда своими пируэтами в сердца миллионов соотечественников спасительную веру в то, что прекрасное есть – существует ещё на Земле!
Другое бедствие, пустившее в культуру корень зла, – реклама. Это отдельный ужас. В рекламных паузах (а правильно сказать – разрывах) художественных сериалов бесследно исчезают кадры и целые иной раз сцены! У нас крадут (и крадут открыто) минуты ценного эфира, по крысиному, иначе и не скажешь, обгрызая созданные заслуженными мастерами драматургические образцы! Если я пожелаю, к примеру, вновь насладиться непревзойдённым «Адъютантом его превосходительства» или «Деревенским детективом» про Анискина, все серии которых знаю наизусть, то бесцеремонность жулья на телевидении, обворовывающего меня через экран в моём же доме, меня серьёзно оскорбляет. И что – разве я одинок в подобных гневных чувствах? Великолепный фильм, безжалостно раскромсанный на части, уже не кажется таким же привлекательным, каким запомнился когда-то и каким творили его авторы шедевра. Настрой сразу портится и перестаёт быть радостным, поскольку зритель понимает, что попал в капкан мошенников, и фильм в действительности служит лишь приманкой, чтобы завлечь его (зрителя) к экрану ради чужих корыстных интересов – всучить ему рекламу, не подчиняющуюся никаким моральным нормам! Жажда наживы ослепила разум хозяев телевизионного эфира – они уже, по существу, ничем не отличаются от тех преступных торгашей, что производят и сбывают красиво упакованные несъедобные продукты питания и фальшивые лекарства! Но за свою вину в процессе осквернения всего, что было свято, им рано или поздно предстоит ответить! Ответить и по заслугам получить – не только в виде яростных проклятий от оскорблённых телезрителей, а в виде…
Ну вот, опять явился в голову четвёртый и в самую печёнку бьёт… Пропади! Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, с голубыми снегирями моя душечка!.. Сгинь!
Как остановить эту рекламную мафию? Как дать общественный отпор? Никто не знает. Никто, кроме меня. В этом и состоит второй результат умственных усилий.
При существующем порядке необходимо вынести решение, которое утвердит запрет на публикацию программы передач без указания количества рекламы в каждой. Пример: «17.00 Территория заблуждений (6, 20 %)», что означает время показа передачи, название её, число рекламных пауз и процентное отношение времени рекламы в данной передаче к её (передачи) протяжённости в эфире. Тогда у зрителей возникнет выбор и по этому (количество рекламы) признаку, благодаря чему реклама из воровской, грабительской обернётся в рядовую коммерческую и начнёт работать по законам не бармалейского, а культурно развитого рынка – конкуренция станет служить прогрессу и развитию общества страны, а не его дальнейшей деградации. Вскоре после осуществления такой реформы приведённый выше пример будет выглядеть так: «17.00 Территория заблуждений (3, 10 %)», а не «17.00 Территория заблуждений (12, 40 %)», как непременно и само собой произойдёт при нынешней покорности эфира воле мошенников и их загребущих интересов. Нельзя допускать дробления телевизионных постановок, фильмов и прочих передач без согласия на то их непосредственных создателей! Ни одного рекламного кадра, ни одного рекламного звука в телеэфире без предварительного оповещения о них!
