Олег Мухин - Человек: 4. Рай на земле

– То есть, следуя вашей логике, сопротивление бесполезно? Да если бы ни инакомыслящие, бунтари, мы бы до сих пор были бы рабами! – возмутился я.

– А мы и остались рабами. Только рабство теперь называется иначе – демократия. Поймите, нынешние вожди это всего лишь пешки, по сути, они такие же рабы, как и простые смертные. На самом деле хозяева на земле – это 147 богатейших семей планеты: Рокфеллеры, Ротшильды, Морганы и прочие. Остальные люди – их рабы. 147 богатейших семей планеты присвоили себе богатства, принадлежащие всему человечеству. Они создали себе рай на земле, но не мифический, загробный, а реальный, настоящий. Из-за неравномерного распределения благ, из-за их дефицита жизнь простого человека превратилась в гонку за теми вещами, которых он изначально лишён. Человек тратит свою уникальнейшую, драгоценнейшую жизнь на то, чтобы прокормить себя, одеться, обуться, найти крышу над головой и так далее, и тому подобное.

Богатые никогда не допустят того, чтобы система изменилась. Они обладают такими ресурсами, которые сохранят статус-кво навсегда.

– Вы считаете, что существует всемирный заговор?

– Конечно, и тому подтверждение мы с вами. Богатые скупают, крадут, выманивают новейшие мировые технологии, способные помешать их стабильным доходам. Технологии, облегчающие жизнь отдельных людей, делающие их более свободными, консервируются, засекречиваются, не пускаются в ход. Хозяевам это невыгодно. Невыгодно облегчать жизнь рабам.

– Выходит – глухая стена. Остаётся либо смириться с имеющимся положением вещей и находить смысл жизни в тех мелких радостях, что тебе достались, либо, как вы, писать под псевдонимом оппозиционные статьи. Вы, кстати, тоже ведь теперь стреляете из пушки по воробьям и дразните гусей, только, может быть, делаете это несколько громче, чем прочие. Подписываетесь Платоном?

– С недавних пор Диогеном. Раньше я считал Платона из-за его дошедших до нас высказываний близким мне философом, но, глубже познакомившись с его мировоззрением, разочаровался. Платон верил в бога, в бессмертие и переселение души и прочую всякую дребедень. Другое дело Диоген. Он отвергал религию, отвергал государство, считая его лживым изобретением демагогов, объявлял культуру насилием над человеческим существом, себя называл гражданином мира, а Платона считал болтуном. Поэтому Диоген мне любопытней.

– Это он с фонарём бродил среди бела дня по людным местам со словами «ищу Человека»?

– Именно. Известно его крылатое выражение: «Народу много, а людей – почти никого». Диоген был ещё та штучка. Когда Платон дал определение понятию человек, как «Человек есть животное о двух ногах, лишённое перьев», Диоген ощипал курицу и принёс Платону со словами: «Это и есть твой человек?»… Да, в каком-то смысле вы правы, но я, кроме того, что борюсь с системой при помощи печатного слова, я ещё и помогаю другим борцам конкретными делами. Например, контролирую происходящее в этой вот психлечебнице. Благодаря мне, те, кто сюда попал, чувствуют себя более-менее нормально. Над ними не ставят жёстких экспериментов, насильно не меняют сознание, на них не испытывают новых наркотических веществ.

– А те нейролептики, что на днях завезли?

– Нет нужды бояться, их не будут использовать. Напишут липовые отчёты – и всё. Главврач больницы мой человек. Он колет вам только витамины либо лекарства, которые реально необходимы тем, кто из пациентов действительно чем-то болен. Так что здесь безопасно. По ту сторону больничной стены – угроз больше.

– Сколько же вы намерены оставаться тут?

– Сколько, не знаю. Но на сегодняшний день для меня это самое комфортное место на свете… Ну что мы с вами всё разговоры разговариваем. Вы, наверное, молодой человек, проголодались. Да и кормят в дурдоме всё-таки скудновато. Сейчас я быстренько организую…

В три часа ночи, когда мы с Платоном-Диогеном закончили пирушку, во время которой нами было выпито и съедено большое количество всевозможных дорогих напитков и изысканных деликатесов, и я его в конце концов убедил в следующий раз пригласить к себе в гости Профессора и Писателя (они, мол, не проболтаются), мы отправились на экскурсию по апартаментам.

Бывший олигарх показал мне свой спортивный зал с тренажёрами, свою кухню с холодильником и электроплитой, ванную комнату с джакузи, спальню с шикарной кроватью и со смарт-телевизором, занимающим полстены, и сообщил, что благодаря видеокамерам, установленным в психбольнице, он может видеть и слышать, что в ней в любой момент происходит.

– Да, – сказал я, – в таких условиях можно быть душевнобольным сколько угодно.

– Может быть, пригласим подружек? – спросил Диоген-Платон, разгорячённый, как и я, элитным алкоголем.

На что я ему ответил:

– А вы можете, уважаемый, занять мне столько денег, чтобы я вышел отсюда и мне ещё хватило на пластическую операцию?

Они меня быстро нашли. Очень быстро. Я даже не ожидал. Связали скотчем руки и ноги. Сказали, что у меня есть только два варианта. Первый – всё подробно им рассказать. Второй – погибнуть от пули в голову. И продемонстрировали внушительных размеров пистолет. По-моему, «беретту». Я ответил, что второй вариант меня устраивает. А потом спел им по куплету из «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»» и «Хорста Весселя». На русском и немецком языках, соответственно. Ну, а что мне было ещё делать?

Они переглянулись, пошептались и спросили: «Ты кто, русский, что ли?» Я утвердительно кивнул. Тогда тот, что с родинкой под глазом, удалился, а другой остался меня сторожить. Было слышно, как тот, с родинкой, разговаривает по мобильному телефону, но не было слышно, о чём. Потом он вернулся, улыбнулся мне и радостно сообщил: «Есть ещё третий вариант»…

Они завели меня в комнату, выкрашенную в чёрный цвет. Задали вопрос: «Ты в какого бога веришь?» Я ответил: «Ни в какого». Данное обстоятельство, кажется, их обрадовало. Они сказали, подойди сюда и положи руку на эту вот книгу. Книга была, как книга, среднего такого размера, чёрная, правда, без названия. Вместо него на обложке было оттиснуто изображение открытого глаза, находящегося внутри треугольника.

Я подошёл и спросил, как называется книга: коран, библия или тора? Они ответили, никак не называется, это книга с белыми листами, с пустыми страницами. И объяснили – тот, кто приносит обязательства (или клятву), должен сам представить, что там должно быть написано. Я положил руку на странный манускрипт, но что в нём должно было быть написано, представить не смог.

Затем они начали читать мне текст, а я его за ними повторял. Дословно не помню, но помню точно, что я обещал оставаться верным правилам братства, сохранять секреты масонства, действовать согласно масонских традиций и законов, не вводить в заблуждение и не обманывать Ложу и братьев, помогать братьям в случае необходимости, и если я нарушу клятву, то пусть меня подвергнут кровавой расправе.

А потом они сказали, что это только первая часть ритуала посвящения. И объяснили, что чёрная комната, в которую меня привели, называется «китайская шкатулка», и я должен побыть в ней какое-то время, поразмышлять о бренности бытия. Они вынесли из комнаты алтарь, свечи, книгу и оставили меня одного. И только маленькая электрическая лампочка на потолке горела вполнакала в полумраке. Тот, что с родинкой под глазом, вернулся и бросил в «китайскую шкатулку» какой-то пакет. В пакете оказался нож, упаковка памперсов и… кот.

Живой, настоящий кот. Мой кот. По кличке Белый. Белый от ушей до кончика хвоста. Я очень сильно удивился. Причём здесь кот? А поразмыслив, понял, для чего нужны нож, кот и памперсы. Понял и ужаснулся. Я колотил в дверь, я ругался матом, но всё было напрасно. Ритуал продолжался.

Не знаю, когда это произошло, на какие сутки. В «китайской шкатулке» не было ни часов, ни окон, я потерял счёт времени. Поначалу кот вёл себя смирно, я гладил его, разговаривал с ним, он мурлыкал. Потом он начал нервно ходить по комнате и мяукать. Мне тоже было нелегко. Я складывал использованные памперсы в пластиковый пакет, но хотелось есть, а ещё больше – пить. К тому моменту, когда памперсы закончились, мне уже было всё равно – воняет вокруг меня или нет. Я обессилено лежал на чёрном дощатом полу – то спал, то не спал – и ходил под себя. Кот же долго и дико орал, пока не затих.

Дальнейшее помню смутно. Когда он напал на меня, когда расцарапал – не знаю. Знаю, что когда «шкатулку» открыли, то нашли меня в луже мочи и крови, а из тела кота торчал нож. Единственно, что ставлю себе в заслугу, – кота я не съел и даже съесть не попытался.