Табличку мы выкинули, а синяки с разбитым носом – остались… и ещё долго напоминали о злой шутке, которую сыграла с советским человеком идиома «куплю ваучер».
Да, время было такое: могли и убить, ибо Свобода была настоящей – не то что сейчас.
Один мой глаз посмотрел на часы: двенадцать. Ночи.
– Ложись, поздно уже, – проворчал я Наташе и осторожно, чтобы не свалиться с досок, лежащих на двух стульях у края железной кровати, повернулся на другой бок.
Что насторожило, так это тишина в это время в общаге: подозрительно! Пусть и холод собачий, пусть начало февраля, но это же студенческое общежитие, а не дом культуры: здесь движение всегда и круглосуточно. А тут вдруг – тишина.
– Да не спится что-то. Похожу я, – беременная жена не спеша начала мерить в длину четыре метра общажной комнаты.
– Ты там не рожать надумала? – я подскочил. – Это, я роды принимать не умею!
– Не знаю, но не спится, и всё.
– Давай, наверное, одеваться, и поехали в роддом, – я полез искать носки.
Сапоги Наташе пришлось надевать самому: не дотягивалась.
Перепрыгивая через три ступеньки, я полетел вниз будить вахтёра. В эту ночь дежурила Ба. Ну, я так её называл. Дело в том, что у меня катастрофически плохая память на имена, а на вахте много разных людей. Вот и эту маленькую юркую бабусю запомнить по имени не смог, а называть «бабушка» было как-то громоздко, поэтому именовал я её нежно и ласково – Ба.
– Ба, открой, жена рожает! – я барабанил в комнату вахтёра.
Тишина.
– Ба-а-а, просыпайся, очень надо, ну поимей же ты совесть! – и монотонный стук продолжался.
Вообще-то, я был не самый прилежный житель в общаге, и Ба могла запросто проигнорировать мои призывы к её совести (и была бы права во многих случаях), но сейчас она поняла, что надо вставать и открывать: чутьё вахтёра!
– Вова, что такое? – Ба вышла в коридор.
– Наташа рожает, открывай ворота!
– Та как же так? Ой, вот ведь, а как же добираться? Автобусы уже, поди, не ходють! А это ж на другом конце города, – она торопливо открывала двойные железные двери.
– Спасибо, Ба! Как-нибудь доберёмся! – я побежал на третий этаж за женой.
На улице нас встретили ледяной ветер и холодина, какой я и не припомню. До остановки идти метров четыреста в гору.
– Вовка, я больше не могу идти, – просто и ясно сказала Наташа.
А вот это уже сильно! Я аккуратно погрузил её на спину и понёс, вернее потащил, дальше на себе. Ледяной ветер в лицо, дорога в гору и первый час ночи не добавляли радости к нашей процессии. До остановки оставалась какая-то пара десятков метров, когда мы увидели удаляющиеся ярко-красные огни «копейки» – автобуса, который бы нас довёз. Да что же это за такое!
Усадив жену на лавочку, я лихорадочно бегал вокруг, пытаясь найти хоть какое-нибудь средство передвижения. Ти-ши-на. Вдруг из-за поворота появилась железно-жёлтая колбаса – «копейка»! Я разглядел огромную надпись на картоне «В ПАРК», но это уже не имело никакого значения:
– Стой! – я вылетел на середину дороги и, размахивая руками, стал прыгать, как обезьяна.
Передняя створка зашипела и с грохотом открылась:
– Охренел, пацан?! – дальше с языка водилы полетело всё остальное – непечатное.
– Мужик, ты потом мне всё расскажешь. Слушай, жена рожает, надо хотя бы до стадиона «Магнит», и желательно без остановок, – я сунул ему в руку жменю мятых денег. Не знаю – сколько, но достаточно много, чтобы ехать, не останавливаясь на подбор припозднившихся прохожих.
Вообще, такие вещи, как деньги, одежда и еда, в общежитии были настолько условными и абстрактными понятиями, что довольно быстро понимаешь всю тщетность накопления и сытости; довольствуешься моментом, так сказать. Вот и сейчас, сколько было денег в кармане, я не знал. Ну, да ладно. Не об этом.
Аккуратно положив Наташу на двойное сиденье, мы двинулись в путь. Без остановок, как и договорились. А уж когда жена начала стонать и закатывать глаза, то ещё и с ветерком: водитель, видимо, тоже не умел принимать роды или не хотел, как знать. На «Магните» он остановился. Здесь оставалось немного, сразу за стадионом – роддом. Да и цивилизация вроде как: такси, рестораны, люди. Ну, вы понимаете, что нам было не до ресторанов.
Мы с водителем выгрузили Наташу из автобуса. Посмотрев на супругу, я понял, что пешком не успеем.
– Кто свободен? – я подбежал к таксистам, резавшимся в буру на капоте «шестёрки».
– Куда? – хором спросили мужики.
– Да вот, до роддома, рядом!
– А чё, дойти пешком – не? Трезвый вроде, – мужики сразу же потеряли ко мне интерес.
– Да вот жена рожает, не успею. Давай кто-нить, я ж плачу, – и полез в карман за деньгами.
– Сто пятьдесят, – таксист даже не надеялся, что я поеду: в другой город поездка стоила сотню.
– Да поехали быстрей! Давай, к той девушке!
А Наташе было совсем не до нас. Оно и понятно. Мы погрузили её на заднее сиденье «Москвича» и поехали.
– Здесь останови, прямо у входа, – я положил все оставшиеся деньги водителю.
– Тут только сто двадцать, – таксист пересчитывал мятые бумажки.
– Да я потом тебя найду, отдам! Ну, не сейчас! Спасибо тебе, выручил, – открывая дверь, оправдывался я.
Таксист замялся, но, видя, что ситуация и прямо-таки нестандартная, согласился.
Мы вытащили Наташу и начали барабанить в приёмный покой. Открывали долго, казалось, целую вечность. Сонная санитарка приняла жену; меня даже не впустили в коридор – не положено. Дверь закрылась, и я остался один. Вдруг стало как-то холодно, и я оглядел себя: тапочки, трико и кофта. Оба-на! Да я же совсем забыл одеться – ещё в общежитии!
Ну, это совсем неинтересно! Мне же назад идти через весь город! Потоптавшись на месте, набрав полные тапочки снега и, таким образом, сделав всё, что можно было сделать в полпервого ночи зимой возле роддома, я пошёл, а скорее побежал, в общагу.
Через два часа, стуча зубами и тряся коленями, я обнял батарею в коридоре общежития. Ба, что-то проворчав о моём, мягко говоря, неспокойном характере, пошла досыпать. Она молодец! Выдержала меня и таких же друзей ещё два года. И когда мы, защитив диплом, съезжали из общаги, то Ба, не скрывая слёз, плакала от счастья.
Опять меня поразила общажная тишина: вот ведь бывает же!
Немного отогревшись, я поднялся на этаж выше, к Коляну. Он пришёл только со смены и спал. Всё-таки три часа ночи – и в общаге поздновато для визитов. Но, зная о моём счастье, пустил. Кроме «Беломора» у него ничего не было, и мы, выкурив по паре штук, разошлись.
Подскочил я от того, что солнце било прямо в глаза. «Проспал! Всё проспал!» – это первая мысль, возникшая в голове. Как вы уже успели догадаться, в 1994 году не было никаких мобильных телефонов, поэтому новости о рождении я мог узнать только в роддоме.
Икарус-гармошка ехал, как на свои похороны: медленно и с надрывом. В его забитой под завязку кишке я стоял или висел, не знаю, прилепленный лицом к стеклу. Всё лучше, чем пешком. На «Магните» автобус изрыгнул практически всё своё нутро и потянулся дальше. Я же, расталкивая людей, бежал в роддом.
На входе висел обрывок тетрадного листа, на котором были перечислены фамилии, пол и вес новорождённых: мы родились буквально через час после прихода! Успели же!
– Ирина-а-а! Дочка-а-а! – я прыгнул на подоконник. – Люди-и-и! У меня родилась дочка-а-а!
Когда же мне сказали, что прыгать на подоконниках нельзя, я пошёл узнавать, в какой палате лежат наши.
Заиндевелое окно второго этажа показывало Наташу и что-то завёрнутое в белое. Я махал и кричал, но двойные окна, ветер и холод не давали никаких шансов на диалог. Накричавшись вдоволь, побежал в институт: семестр только начался, и надо было отметиться на парах.
– Стакан водки, – через дорогу мне встретился чудесный буфет, уютно расположившийся в швейном ателье.
– Да вы, молодой человек, не рановато ли начинаете? – продавщица была скорее удивлена, чем расстроена.
– Я не начинаю, я – радуюсь! Тётка, у меня дочь сегодня родилась! Давай не задерживай, а то меня сейчас разорвёт от счастья!
Деньги весёлой бумажной струйкой потекли в кассу. Гранёный стакан плавно взят в руку и выпит залпом. Из закуски – только радость (я больше никогда не смог повторить этот трюк), и, занюхав рукавом, побежал дальше. Странно, но тогда действие алкоголя мною так и не было замечено.
С тех пор, когда меня спрашивают, что необычного было в тот день, я неизменно говорю: странная тишина в общежитии.
Дело было летом, в самом конце прошлого века. Командировка в посёлок Мирный не отличалась особым шармом или неординарностью. Да и цель поездки весьма банальна: взятие образцов почвы. Единственным приятным моментом было то, что за работу каждому командированному пообещали барана. Наши зарплаты не позволяли раскидываться такими подарками судьбы, как бесплатное мясо, поэтому поехали без особых колебаний.
Посёлок Мирный находился у чёрта на рогах даже в понимании людей, которые не видели трамваев. Сие селение располагалось в песках, на границе трёх беспокойных субъектов: Дагестана, Чечни и Ставропольского края. Шла вторая чеченская война, и название посёлка как-то не очень вязалось с этими местами. Официально эту территорию обозвали «Зона 3-А», что в переводе на русский означало «территория, на которой ведутся боевые действия» – ну, или что-то типа этого, не важно.
