Вот что, Няма, – Железнов сел за стол напротив Наума, который никак не мог определиться: «Пить или не пить», покуда не решил продолжать держать ответ в руках.
– Вот что, Няма, мне нужно кое-что самому себе доказать…
– Ага. Доказать, – в голосе Наума прорезалась ирония. – Себе. То есть полковника, ученой степени, авторства и продюсерства для самоутверждения тебе маловато будет. Ну, помимо того, что наши менеджеры чуть не молятся на тебя, как на финансового гения.
– Не ехидничай, – Железнов прикурил сигарету. – Мне нужно до предела заполнить свою жизнь.
– Ага, ночью еще спишь иногда.
– И попутно решить пару задач.
– Каких?
– Попутных. Потом. Хорошо?
– Знаю я твои попутные. Продолжай.
– Так вот, Няма, есть у меня одна задумка…
– О добре и зле…
– …на основании которой я хочу написать сценарий.
– Офигинеть. Какой?
– Такой, чтобы тебе нестерпимо захотелось его снимать.
При этих словах Наум потянулся за сигаретой. Железнова он знал. Вернее, не знал ни одного случая, когда Железнов не довел бы дело до конца. И то, что Железнов обязательно напишет сценарий, из-за которого он, Наум, бросит все, Наум поверил сразу же, за доли секунды.
– Саня, ты же знаешь, я – Гений. И сценарий мне нужен гениальный.
– Не переживай. Кесарю – кесарево.
*** (2)(5) Екатерина Строева
Офис телекомпании. Кабинет Железнова
Через пять дней после точки отсчета. Вторник. 12.14
Оберст уже с полчаса демонстративно «распускал» канат верхнего кольца на составляющие, клювом выдергивая из него нитку за ниткой, игнорируя все попытки Железнова помириться. Не помогали ни дольки семеринки, которые Железнов засунул между прутьями клетки возле жердочки, где обычно сиживал Оберст, ни генеральная уборка клетки с заменой сена на свежее: пять дней отсутствия друга без объяснения причин – это пять дней отсутствия друга без объяснения причин – то бишь пять дней предательства. И Оберст демонстрировал это своему другу, не реагируя ни на что, продолжая остервенело распускать канат, лишь изредка незаметно (как ему казалось), зыркая глазом в сторону Железнова, чтобы тот проникся, осознал и никогда так больше не делал.
Железнов вплотную подошел к клетке, уткнувшись в нее носом и обняв клетку руками:
– Прости меня, друг. Иногда в жизни людей так бывает. Очень хреново бывает. Надеюсь, ты меня поймешь.
Оберст, наклонив головку вниз и чуть набок, внимательно вслушивался в слова Железнова, а затем несколько неуклюже перебрался с кольца на жердочку, откусил кусочек семеринки, пару раз уркнул и выдал:
– Барррдак!
Прощенный Железнов не преминул просунуть руку в клетку и закрепить восстановление отношений пальце-лапо пожатием:
– Спасибо, Оберст! Ты – верный товарищ…
В этот момент раздался стук в дверь. «Можно?» – на пороге стояла Екатерина Строева, как всегда выглядевшая весьма эффектно: обтягивающее белоснежное, достаточно короткое (чуть выше колена) платье без рукавов с тесным декольте, подчеркивающим не только достоинства хозяйки на уровне груди, но и стройность и изящность фигуры. О ногах при этом можно и не говорить – во всей красе на всю длину.
Не ожидавший ее появления Железнов буркнул:
– Ааа… Это ты? Проходи. Какими судьбами? Присаживайся, – кивнул на «пьяный» стульчик возле круглого полустола.
– Александр, я хотела бы с вами работать. В вашей команде, – Катя попыталась взять быка за рога.
В это время Оберст неожиданно сделал «вертолет» (вытянулся, взъерошился и быстро-быстро захлопал нерасправленными крылышками по своему телу) и некстати озвучил:
– Маша!
Железнов усмехнулся:
– Нет, Оберст, это не Маша. Это Катя. Но тебе «сподручнее» произносить Строева. Стр-р-р-о-е-ва, – еще раз произнес по слогам Железнов, указывая рукой на Екатерину. Оберст, как водится, три раза открыл и закрыл клюв, пытаясь по слогам «про себя» произнести новое слово.
Однако, видя, что Железнов не настаивает на продолжении, подтянул одну лапу под себя и перешел в режим созерцания. В данном случае – Строевой.
– А кто такая Маша, Оберст? – включилась Строева. Екатерина слегка прикусила губу: «Даже попугай у него знает, кто такая Маша». Строева из досье прекрасно представляла, кто такая Мария Николаевна Азарова, однако, для Железнова она должна была демонстрировать неведение, чтобы не выдать свой интерес к нему и ко всему, что его окружает.
– Тебе, что, денег не хватает? – Железнов явно проигнорировал вопрос про Машу. – Ответ – нет.
На лице Екатерины ничего не изменилось – по-видимому, она и не ожидала другого ответа от Железнова.
– Почему нет? Деньги меня не интересуют – бюджет программы увеличивать не нужно.
– А в качестве кого, Екатерина? – Железнов уселся в свое кружащееся кресло. – Программиста? Оператора? Редактора? Или ведущего? Что ты умеешь?
– В качестве второго ведущего я вполне смогла бы…
– Ага! – в голосе Железнова появилась ирония. – Чтобы все зрители и жюри пялились только на тебя! Да и девочки на подиуме… – Железнов энергично махнул рукой. – Неужели ты не понимаешь, что они все будут чувствовать себя ущербными на твоем фоне?!. Может быть, и не все. Но большая часть – точно! Категорически нет!
– Хорошо. Но я могу быть вашей помощницей…
– Вашей, в смысле моей или нашей с Наумом?
– Железнов, а скажи мне, вот что такое нужно сделать, какой такой подвиг совершить, чтобы называть тебя на «ты»? – Строева смотрела прямо в глаза Железнову.
«Странно, – Железнов всматривался в глаза Екатерины, которые потеряли свой изумрудно-холодный цвет и выглядели серыми, – сильно нервничает. С чего бы? Может, освещение не то? – Железнов кинул взгляд на окно. – Да нет, как обычно. Очень странно». Однако делиться своими впечатлениями с Екатериной он не собирался.
– Зачем тебе это?
– Потому что я так всегда к тебе обращаюсь, когда разговариваю с тобой.
– Ты – со мной?!. И когда же это ты со мной разговаривала? Дней десять не пересекались.
– Двенадцать. Я имею в виду мои внутренние споры-диалоги с тобой. В голове. Железнов! Ну, пожалуйста! – глаза у Кати стали абсолютно голубыми, по-видимому, ее внутреннее напряжение достигло максимальной точки.
– Нам с тобой не о чем спорить.
– Железнов!
– Ладно. Токмо исключительно из-за того, чтобы избежать раздвоения моей личности в твоей голове, – Железнов вяло улыбнулся. – И контрамоции.
– Контра… чего? – на лице Екатерины обозначилось явное непонимание.
– Контрамоции. Развитие личности в двух противоположных временных потоках. Почитай «Понедельник…» Стругацких, узнаешь.
– Какой понедельник?
Железнов несколько жалостливо посмотрел на Строеву:
– Ладно, проехали, не заморачивайся.
– Спасибо тебе, Железнов! – Строева радостно улыбалась. Глаза приобрели исходный изумрудный цвет. – Ты не пожалеешь!
– Это не означает, что я взял тебя в команду.
– Сейчас это неважно, – Строева выглядела счастливой. – Пойду, схожу к Рокотову – предложу себя в качестве пресс-секретаря телеканала.
– Ты думаешь, что он ждет тебя? И что для этого достаточно только внешней привлекательности? Еще говорить уметь нужно.
– В каком смысле? Английский у меня свободный…
– Четко и правильно, – перебил Железнов, – не путая ударения. И, понимая, о чем идет речь. Большой вопрос – возьмет ли тебя Рокотов.
– Я попробую. В любом случае я что-нибудь придумаю: я покупаю этаж двумя этажами выше.
– Ни-че-го себе, – растянул по слогам Железнов. – Хотя… да. Я как-то не сразу сообразил, что тебе все равно, что покупать: что чашку кофе, что этаж… или остров, – Железнов достал пачку сигарет. – А зачем?
– Буду создавать кинокомпанию.
– Что?!. Извини, я не оригинален – а зачем? Ты же не представляешь, что это такое, кино снимать!
– Мне нужно чем-то заниматься, я не хочу валяться месяцами на средиземноморье или тихоокеанье… А потом… Я рассчитываю на вашу с Наумом помощь, двух самых бескорыстных людей, которых я знаю…
– Всего-то. И не надейся.
– …и единственных людей, которые говорят мне все, что они обо мне думают.
– Ага, – Железнов усмехнулся каким-то своим мыслям. – Ну, разве что только ради этого. В виде психологической разрядки.
*** (3)(1) Апрель 45-го
Квартира Железнова
Через пять дней после точки отсчета. Вторник. 22.17
Сидя перед «чистым листом», в данном случае – перед пустым экраном компьютера, Железнов размышлял, с чего начать: с плана сценария, с изучения исторической эпохи или – с изложения тезисов основной идеи…
Железнову было немного не по себе: пообещал Науму написать сценарий, от которого тот не сможет отказаться. И это при условии, что сценариев-то он, Железнов, никогда и не писал. «Да-а, несколько самоуверенное заявление. Но, что сказано, то сказано. Обратного пути нет. И Наума подвести не имею права – вон как у него загорелись глаза. Да и себя уважать перестану, если не получится».
