А всё потому, что его не покидало ощущение полной свободы. Абсолютной. Он урегулировал вопрос в рамках семьи, как разумный цезарь. Он не оставил незавершённых гештальтов. Лорик злится, но всё правильно поняла, а потому не достаёт его. Лорик умница, как ни крути. Надо чем-то её занять – и всё будет о’кей-какао. А он – свободен. Он может начать отношения в любой момент. С кем угодно. От него будет зависеть их интенсивность и длительность. Он может. Вот это-то и заставляло его ликовать.
Лариса всегда скучала по Николаю, когда его не было дома. Когда он даже просто уходил на работу, скучала. А уж когда уезжал…
И сейчас, когда всё ей уже было сказано, когда тоска и боль разламывали её сердце, а мозг закипал от понимания, что всё закончилось, Лариса продолжала скучать по Николаю. Она молилась Богу, молилась гаджетам – телефону, планшету и компьютеру, чтобы хоть кто-то из них подал ей весть от Николая. Она тоже видела в Фейсбуке, как его юные сотрудники вывешивают весёлые отчёты об их пребывании в командировке, комментируют действия руководителя, иногда на размещённых там фотографиях даже мелькает мужественное Колино лицо. Жив-здоров, командует командировочными и местными.
И не звонит Ларисе. И не пишет.
Занят?
Раньше он тоже был занят, но ухитрялся звонить сквозь любые дела, выкроив минутку, – Лорику, своему милому Лорику. Когда хочешь – можешь. Лариса это хорошо знала.
Не хочет.
И не захочет…
Здравая часть сознания объясняла Ларисе, что человека, который надоел, не будут беречь; волнуется он или скучает – это перестаёт интересовать. Но своей привязчивой и навязчивой душой Лариса смириться с этим не могла. «Мне больно, – мысленно говорила она Коле, заливаясь слезами, – почему тебе меня не жалко? Неужели у тебя не поднимется рука набрать мой номер, чтобы сказать мне несколько добрых слов? Я жду их, я ловлю их, я измучилась. И я не верю…»
Лариса знала, что если она позвонит сама, то услышит, как в последнее время бывало, недовольный голос занятого человека. Она будет чувствовать, как Коля тяготится разговором с нею, ждать, чтобы она поскорее заткнулась, потому что ничего нового и интересного она уже сказать ему не сможет (так выразился Коля недавно). И это было тоже больно. Она сидела, гипнотизировала телефон, видела зелёную галочку скайпа, подтверждающую, что Николай в сети. И ждала – ведь если он позвонит сам, значит, интересуется. Если мужчина – это охотник, то, вызванивая свою дичь, он волнуется о ней. А когда дичь бежит за охотником: люби меня, волнуйся за меня!.. Что ей скажет охотник? «Иди отсюда, дичь, не приставай». Вот он что скажет. Почувствует неприязнь к дичи и ещё дольше звонить ей не будет.
В попытках быть максимально объективной, анализируя своё поведение за много лет, Лариса нашла это поведение недостойным. Противная она женщина, заунывная. Она бы сама такую тоже разлюбила. Вот к какому выводу Лариса пришла.
И потому стала убеждать себя смириться. Думала о Коле только хорошо. Рыдала меньше. Съездила в салон красоты. Изучала там своё лицо и спрашивала, что с ним ещё можно сделать. Приготовилась к «пластике». Пока только мысленно. Хоть лицо испортилось сильно. Тонкая кожа, обезвоженная частыми слезами, за считаные месяцы вдоль и поперёк посеклась морщинками, провис подбородок, просел носогубный треугольник. Бе-е…
А потом Лариса поймала себя на мысли, что тоскует она не по Коле, а по своему состоянию замужества. Ей там было хорошо, ей нравилось отдавать свои силы, время и мысли нескольким любимым людям, ловить оттенки их состояния. Она вглядывалась в мужа и детей, вслушивалась: чем помочь, как поддержать, что исправить? Она чувствовала себя центром гармонии и поддержки, абсолютной безоговорочной любви и одобрения, станцией решения всех проблем. И главным в Ларисином мире был, конечно же, Коля. Прекрасный, добрый, чуткий, благородный и сильный. И ещё успешный, очень успешный, да. И она себя, любимую мужем даму, уважала. И все уважали. Но главное – она сама. А теперь как быть с собой, бедняжкой?..
За объективную мысль, что она тоскует не по Коле, а по статусу (который внешне, кстати, не изменился, в паспорте красовалась единственная прямоугольная печать с Колиной фамилией, датой свадьбы и названием ЗАГСа), Лариса поставила себе пятёрку.
Стала думать: а за что же она его любит? И не смогла сформулировать ничего. За всё любит. Всеобъемлюще.
Так, наверное, это любовь не к Коле, а ВООБЩЕ, животно-бабская, реализованная за Колин счёт потребность любить и вить гнездо. Вот!
Лариса старалась найти в своей душе ответ на вопрос, за что же она любит лично Колю. И не смогла. «Коля! Коля!» – звучал в её душе восторженный ах. Да, она любила его вообще, а вообще – значит, никак. Муж, казалось раньше Ларисе, это явление космическое, общежизненное, подарок судьбы. Но ведь Коля сказал, что он бы хотел, чтобы любили лично его как человека Николая. Низовая бабская любовь его не устраивала. Да-да, именно так он сказал тогда с дивана. Но он всё равно был тот самый обожаемый, удивительный, прекрасный Коля. С ним Ларисе было хорошо, с ним она чувствовала счастье.
Раньше.
Но не сейчас. Вот так она себя быстро ловила, вспоминая про «сейчас». Сейчас, когда Коля ею тяготился, Лариса не могла с ним общаться. До отъезда в командировку он был невыносимым. Как будто специально хотел показать Ларисе: не люби меня, успокойся, отвались, тебе будет легче. Лариса и общаться с ним не могла, и любить его перестать тоже. А он любви её не хотел. Невозможность накладывалась на невозможность.
На самом-то деле, признавалась себе Лариса, они с Колей чужие люди. И ни у него, ни, наверное, теперь и у неё – после того, что она узнала от Коли, – не осталось ресурса для утешения другого, возможности и потребности приласкать, пожалеть. Коле от неё этого просто не надо. А у Ларисы вся жизнь на этом строилась. Но и унижаться, подлизываясь к тому, кто отталкивал её ласку и внимание, она не хотела.
Так что…
Так что Лариса уверила себя: Колю она не заслуживала. И то, что он провёл с ней столько времени, – её большое счастье и награда.
Случившееся у них дома для Полины было шоком. Такие любимые, такие дружные и добрые родители не могли расстаться. Полина слышала тот роковой разговор в гостиной, она вышла из своей комнаты как раз на маминых словах «Коля, ты любишь меня?», затаилась и с удивлением, а потом ужасом стала слушать.
До этого она пребывала в уверенности, что их семья – это образец незыблемости, что именно так и должно быть. Что, когда она вырастет, у неё будет точно так же, только денег ещё больше и страна наверняка другая. А может, и эта, но тогда место построения семьи – только Москва, а не их чернозёмный город.
И вот теперь… Как же может говорить и, главное, думать такое папочка, самый лучший мужчина на свете? Если уж он может так предательски всё рушить, то что говорить о других, менее прекрасных мужчинах? Чего ждать от знакомых и незнакомых мальчиков, когда они превратятся в дяденек и с ними нужно будет строить отношения?
Про то, что она знает о расставании родителей, брату говорить Полина не стала, чтобы не ранить детскую психику. И следила за маминым состоянием одна.
Она старалась максимально занять маму делами, придумывала себе проблемы, которые мама обычно со всем пылом и страстью бросалась решать.
А тут приближался День святого Валентина, невинный праздник, улучшитель торговли.
И Полина решила послать маме валентинку – как будто бы от папы. Раз он молчит, хоть мама и ждёт от него любви, – значит, пусть это будет сказано письменно.
Полина купила большую роскошную открытку ручной работы. Почерк папы она давно научилась подделывать для нужд школы – вот оно и пригодилось! Особенно подпись ей хорошо удавалась.
Так что Полина постаралась сделать надпись недлинной – чтобы мама точно уж не заметила подделки. Поставила под ней размашистую папину подпись. «ЛОРИНЬКА!» – написала она печатными буквами, обвела несколько раз – это непременно бросится маме в глаза, вызовет ностальгическое счастье и бурю эмоций, так что почерк сверять ей и в голову не придёт.
Экспресс-почтой «DHL» она отправила письмо в фирменном жёлтом конверте в тот город, в котором сейчас находился папа. Его почерком вывела адрес, подписалась. Отправила просто в офис «DHL» – чтобы оттуда, со штемпелями того города, это письмо прислали уже к ним домой – по вписанному Полиной адресу лично маме в руки. Указала обязательную дату доставки – 14 февраля.
И всё было сделано ровно так, как заказала смышлёная Полина. В середине дня 14 февраля от ворот раздался звонок. Полина, которая специально засела дома, отказавшись провести этот праздник с друзьями, сделала вид, что не слышит. Так что открыла мама.
Почтальон подошёл к дому, после долгих уговоров, подгоняемый порывом колючего ветра, вошёл внутрь. Попросил маму предъявить паспорт и расписаться.
