Ознакомительная версия.
Про Терентия-Тарзана я узнала случайно, встретив его соседку по лестничной клетке. Тоже прошло лет десять. Она рассказала, что Тарзан женился на голландке. Немолодой и мужеподобной. Она вцепилась в него клещами, а он, как всегда, не мог сопротивляться. Да и надо ли было? Голландка увезла его в Голландию. Жили они в большом собственном доме. У голландки были большие деньги, много недвижимости и даже своя яхта. Тарзана она обожала. Отказа он не видел ни в чем. Бедная тетка ревновала его ко всем подряд. Даже к своим дочерям. Отказала им от дома. Тарзан налево не особенно и рвался, ценил то, что имел, да и был он не из гуляк. От отсутствия любви не страдал, вряд ли он понимал, что это такое.
В общем, Тарзан удачно продал свою богатую фактуру.
Думаю, что и Стелла Рудольфовна не ожидала от него такой прыти и не верила в такой счастливый конец. Сы́ночка ее на этот раз не огорчил.
Плохого я о ней вспомнить не могу. Сказать – тоже. Да и про него вспоминаю со смехом. Если вообще вспоминаю.
О том, сколько потеряли здоровья мои родители, стараюсь не думать.
Но вот что странно и даже необъяснимо: в кого мой сын уродился таким красавцем? Мы с мужем совершенно обычные люди. Без ярких внешних признаков. А вот с мозгами у сыночка… Дураком ему быть не в кого. Но все-таки странно, да?
С Тарзаном я развелась за четыре года до рождения сына. Это я так, к слову.
Как говорит моя подруга Танечка, нужно почаще вспоминать себя в молодости. И тогда поступки наших детей не покажутся нам такими ужасными, а поведение – безрассудным.
Надо прислушиваться к умным людям! В этом и заключается зрелость ума. Так-то, Леночка!
Это я о себе.
* * *
Я вытираю слезы. Алена припудривается. Лидочка всхлипывает совсем тихо. Через полчаса привозят суши. Лидочка, в отличие от нас, разогревает в печке котлетки с пюре. Суши она не ест. Ванесса пытается освоить палочки. На предложение Алены есть суши вилкой обижается. Говорит, что палочки все равно освоит. Сашка ее поддерживает.
Потом я бегу в кулинарию и покупаю роскошный торт и бутылку итальянского шампанского. Ванесса достает из шкафчика бутылку коньяка. У нее всегда есть запасы. На все случаи жизни. Мы выпиваем и шампанское, и коньяк. Ужас! Пьянство на работе! Так я вообще сопьюсь. Столько, сколько я выпила за последнюю неделю, я не выпила за всю жизнь.
В кабинет заглядывает начальник. Мы зовем его Проша – производное от фамилии Прохоров. Ему двадцать восемь лет, и мы его совершенно не боимся. Он смотрит на нас ошалелыми глазами. Такой наглости от нас не ожидал.
– Ленка сына замуж отдала! – кричит пьяная Сашка.
Так. Приехали. Я уже «Ленка» и мой сын «вышел замуж».
Мы взрываемся от хохота. Громче всех заливается юная душой Ванесса.
Лидочка громко икает и поправляет Сашку:
– В смысле – женила!
Проша осуждающе качает головой и произносит:
– Ну, вы совсем обнаглели! – Выходит за дверь. Потом просовывает голову и с угрозой напоминает: – На дворе, между прочим, финансовый кризис. Рабочих мест на всех не хватает!
И это почему-то нас опять очень веселит.
Данька не звонит. Пишет эсэмэски. Какие-то вяловатые. Восторги закончились, кажется. А может, просто поцапались?
Я звоню ему сама. Он говорит шепотом. Я плохо его слышу и все время переспрашиваю. По уличному шуму догадываюсь, что он вышел на балкон и голос его немного окреп.
Оказывается, у Нюси месячные. Болят живот и голова. На море она, понятное дело, не ходит. Лежит в номере. Еду ей приносит Данька. Тоже в номер.
– Почему? – не понимаю я. – Ей так плохо, что она не может спуститься в ресторан?
Данька тоже не ходит на пляж. Чтобы не оставлять Нюсю одну в номере. Я возмущаюсь:
– Почему? Сходи хотя бы на час, искупайся!
Он говорит, что Нюся обижается. Я расстраиваюсь и кладу трубку, чтобы не наговорить ничего лишнего. Или то, что я хочу сказать, вовсе не лишнее?
Нет, наверное, все не так. У них пока все пополам. Даже месячные. Все трудности. Так сказать, вместе. Рука об руку. И это правильно. Кто же поддержит маленькую и слабенькую хворающую жену, как не муж?
Но я не понимаю, хоть убейте! Почему при этой «хворобе» нельзя спуститься в ресторан на первый этаж? Почему не отправить любимого на море? Хотя бы на час или два? Чтобы он смог поплавать и позагорать? Чтобы ему было хо-ро-шо?
Разве если любишь, не хочешь, чтобы любимому было хорошо?
Засунуть в задницу свои капризы и недомогания? Ведь никто, слава богу, не болен. Обычные бабские ежемесячные дела.
Или я не права? А Нюся – умная и дальновидная женщина? Не то что я – вечно скрываю от всех свои болячки, а потом обижаюсь, что меня никто не жалеет?
Да. Я не права. Потому что я – злобная и противная свекровь. Обычная склочная тетка.
Бедный мой сынок!
На старой работе у меня была приятельница Нинка. Выросла она в поселке под Москвой. В большой и трудовой семье, где никто не пил, и все пахали – мать, отец, сестры и брат. У них было большое хозяйство – корова, овцы, свиньи, гуси, куры и индюки. Огромный огород. Теплицы с огурцами, помидорами и баклажанами. Кусты смородины и крыжовника. Трудились целыми днями. В поселке их презирали и не любили, еще бы! Они явно выделялись из общей пьющей, ленивой и завистливой массы.
Еще они делали творог, сметану и масло. Неописуемой вкусноты! Куры несли яйца размером в ладонь, с ярко-оранжевыми желтками! Желе из их черной смородины вкуснее любого французского десерта! Соленые огурцы и маринованные помидоры с патиссонами! Грузди и маслята, засоленные в деревянной бочке! Рассыпчатая синеглазка, белая как первый снег! Нигде и никогда мы не ели вкуснее картошки!
Конечно, они все это продавали. Нинка привозила в понедельник на работу неподъемные сумки. Всем желающим не хватало. Попасть в Нинкины клиенты было большой удачей. Мы расхватывали пакетики с творогом и банки со сметаной. Ругались из-за коробочек с яйцами. Кормили своих отпрысков эко-продуктами и радовались этому несказанно.
Замуж Нинка вышла за москвича. Муж ее был человек спокойный и невредный, чего не скажешь про свекровь – вдову начальника строительного треста, даму зажиточную и избалованную. Больше всего она любила рассуждать о любви к внукам, коих было двое – Гриша и Надя. Погодки.
Нинку она считала простоватой деревенщиной, позабыв, что сама прибыла в столицу из города Зарайска несколько десятков лет назад.
Поначалу она невестку стоически терпела. Но только до поры.
У свекрови была дача в Кратове – серьезное место во все времена. Участок почти сорок соток, лес и поляна для бадминтона и принятия солнечных ванн в полосатых шезлонгах.
Нинка вывезла детей на дачу, прибралась в доме, перестирала постельное белье, пролежавшее долгую зиму, перемыла кастрюли и окна и призадумалась, сидя у окошка.
Сколько пропадает земли! Наутро она перекопала поляну, сделала десять грядок под редиску, морковь, чеснок и свеклу. Оставшееся пространство засадила картошкой. Оглядев всю эту рукотворную «красоту», Нинка плюхнулась на стул – усталая, но абсолютно счастливая.
Дождей в то лето не было, и Нинка мужественно таскала для полива тяжеленные лейки.
Наконец взошли первые хилые ниточки укропа и петрушки. Появились острые стрелки зеленого лука. Нинка с гордостью оглядывала освоенные территории.
Но, кроме лука и петрушки, появилась еще и Нинкина свекровь. Сначала она увидела чистоту и порядок в доме. Милостиво покивала головой. Поела зеленых щец с яйцом и тоже не расстроилась. Но потом вышла на веранду и увидела свою любимую поляну позади дома.
– Стул… – прошептала она бескровными губами. Стул был, слава богу, рядом. Свекровь на него тяжело осела. Прижала руку к груди. Как рыба стала ловить ртом воздух.
Нинка ничего не поняла, но за свекровино здоровье сильно испугалась. Накапала тридцать капель корвалола. Через минут пятнадцать свекровь кивнула на поляну и скорбно спросила:
– Что это?
Нинка радостно стала перечислять:
– Лук, редиска, укроп, картошка.
Свекровь прикрыла глаза. Нинка опять испугалась.
Потом свекровь взяла себя в ухоженные руки и спросила Нинку:
– Ты в своем уме?
Нинка растерянно пожала плечами. Она совсем не понимала, в чем она провинилась и почему ее подозревают в отсутствии ума.
Тогда свекровь, набрав в легкие побольше воздуха, объяснила бедной Нинке, что «она законченная деревенская дура, каких мало». Далее, что поляна предназначена для отдыха, что эта дача не предполагает озимые и посевные. Что «все это» надо срочно ликвидировать, чтобы не позориться перед внушительными соседями. Она смотрела на Нинку почти с жалостью. И еще ей было очень жалко себя. И своего сына. Даже больше, чем Нинку.
Нинка убежала к себе и всю ночь проплакала. Наутро была суббота, и на дачу приехал Нинкин муж Владик. В доме царила гнетущая атмосфера. Отчетливо пахло скандалом. Владик зашел к матушке. Она лежала, уставившись глазами в потолок, и скорбно молчала. В соседней комнате рыдала опухшая Нинка.
Ознакомительная версия.
