Ознакомительная версия.
– С членами и трехчленами я давно разобралась, – остроумно заявляет освобожденная Ванесса.
Но это не совсем так. У Ванессы есть сердечный друг. Пожилой и вполне симпатичный вдовец Геннадий Семенович. Бывший адвокат. Ванесса объясняет, что он был влюблен в нее всю жизнь. Пережил всех ее мужей и любовников. Они с Ванессой ходят в театры и на выставки. Попивают в кофейнях кофеек и ездят на экскурсии – Таллин, Рига, Варшава, Прага. В общем, живут полной жизнью. Когда Сашка называет Геннадия Семеновича «полюбовником», Ванесса говорит, что Сашка ему сильно польстила и что это большой комплимент.
У Ванессы было три официальных мужа и куча любовников. Со всеми ныне живущими она в замечательных отношениях. Со всеми дружит. Все ей помогают – кто чем может. И она помогает всем. Ездит по больницам, договаривается с врачами, достает дефицитные лекарства и возит в судочках домашнюю еду. А к тем, кто уже упокоился и лежит на кладбище, Ванесса ездит регулярно – прибирается на могилах и кладет свежие цветы. В том числе и бывшим свекровям. Ванесса со всеми дружила. Даже после разводов. Говорит, что они были «прэлестные» женщины. Все? Не знаю. Мне кажется, что дело в самой Ванессе. Несмотря на острый язык, она видит в людях только положительное.
Да, у Ванессы есть дочь. От второго брака. Дочь Лариса проживает в Италии вместе с итальянским мужем и тремя детьми. У нее колбасная лавка и прекрасный дом в Остии.
Ванесса была у нее всего два раза. Про дочь она говорить не любит. Объясняет, что близости и взаимопонимания у них нет. Как это странно! Любить Ванессу и восхищаться ею совершенно несложно! Но, как говорится, в своем отечестве пророка нет…
Алена опять плакала. Это видно по ее распухшему носу и красным глазам. Опять довели бедного ребенка!
Сашка гневается, и я с ней вполне согласна. Она убеждает Алену уйти из этой семейки и снять квартиру. Того, что она тратит на содержание двух бездельников – мужа и свекрови, – вполне хватит на однокомнатную квартирку в Балашихе или в Люберцах. Конечно, Саша права. Она кричит Алене, что та – рабыня Изаура и что ездить на ней будут все и пожизненно, если она не пересмотрит свою жизнь.
Алена плачет и говорит, что они ее прописали. Значит, она им должна. И свой оброк еще не выплатила.
Сашка обзывает бедную Алену дурой убогой и уходит курить. Мы молчим. Переживаем. Я понимаю, что Алена должна дойти до всего сама. Когда подойдет время. Когда закончатся силы и терпение. Такой у нее характер, что поделаешь! К тому же в Москве она одна, как перст. Даже подружек растеряла из-за этих домашних тиранов.
Я наливаю ей кофе, а Лидочка кладет на ее стол шоколадку.
В коридоре Сашка орет на Матильду и требует поджарить на ужин «хотя бы кусок мяса». Потому что «эти суши и пиццы ей осточертели». Правда, она употребляет другое слово, и нельзя не согласиться, что более веское.
Мы присутствуем при обычном семейном скандале. Лидочка краснеет и опускает голову. Мы с Ванессой вздыхаем и переглядываемся. Интересно, кто у них муж, а кто – жена?
Сашка врывается в комнату, оглядывает всех присутствующих и берется за меня.
– Ну? – с вызовом говорит она. – Никаких впечатлений? Совсем нечем поделиться?
Она, конечно, права. Я женила единственного сына и молчу как рыба. Некрасиво!
Я пожимаю плечами.
– Все стандартно, – говорю я. – Ничего примечательного.
Сашку эта скудная информация явно не устраивает. Она требует подробностей. Я достаю фотографии. Сашка хватает пачку. Все терпеливо ждут. Она, бегло просмотрев все, бросает их на стол.
– Ясно! – объявляет наш главный и беспощадный эксперт. – Девка никуда не годная. Мышь дохлая. Но это она с виду такая овца, – констатирует Сашка. – Всех вас построит, не сомневайтесь! Все будете на цирлах ходить. Проживать-то, разумеется, с вами будут? Сыночку-кровиночку от себя не оторвете?
Стерва. Вот так по больному!
– А твое какое дело? – вступается за меня терпимица Алена, тоже сегодня обиженная Сашкой.
– В своем дому разберись! – подхватывает Ванесса.
– А то будешь пиццу жрать до конца жизни!
Сашка краснеет – явление редкое. Лидочка подхватывает какие-то папки и выскакивает за дверь. С Сашкой она не связывается. Силы слишком неравны.
– Да ладно, Лен! – миролюбиво сдает назад Сашка. – Ясное дело – дала хорошо! Больше ей взять нечем. А это дело Даньке быстро надоест. Плавали, знаем. Так что разбегутся, не сомневайтесь. Максимум через год, – заключает она.
– А может, она хороший человек? – пускается в рассуждения Ванесса. – Добрая, может? – растерянно продолжает она свои невнятные предположения.
Похоже, что и Ванесса сомневается, разглядывая свадебные фотографии.
– Ну, или там образованная. Начитанная. Может, хозяйка хорошая? – Ванесса хватается за любую версию, лишь бы меня утешить.
– Ха! – усмехается Сашка. – Какая она добрая и хорошая, у нее на морде написано. И интеллектом лицо не обезображено. И видно, что капризная и избалованная. Короче, полный попадос! – беспощадно заключает она.
От этой невыносимой правды я начинаю хлюпать носом. Ванесса пугается и капает в рюмочку валокордин. Теперь уже Алена заваривает мне кофе. Входит Лидочка и, видя всю эту картину, тоже начинает вытирать подмокшие глаза. За компанию или вспомнив о чем-то невеселом своем.
– Довольна? – Алена кидает на Сашку гневный взгляд.
Сашка пожимает плечами.
– А что тут такого? У вас, Лена, тоже был ранний и неудачный брак. Разве вы о нем вспоминаете? Неужели это для вас осталось душевной травмой на всю жизнь? Неужели повлияло на дальнейшую судьбу? И вообще, хватит реветь и страдать. Пошли покурим, а потом закажем суши. Вы же любите суши, Лена?
– А тебе – пиццу! – неожиданно для всех и, кажется, для самой себя, вставляет Лидочка.
И мы дружно начинаем ржать. Все вместе. Включая, разумеется, Сашку.
А вообще, как говорится, в каждом дому по кому. Во всех шкафах гремят костями свои собственные скелеты.
* * *
В первый раз я вышла замуж в восемнадцать лет. Можно подумать, мне было плохо дома! Бедные мои родители! Как они это пережили! Сколько потеряли на этом, заранее проигрышном деле здоровья!
Сашка права! И я еще смею судить своего сына! Ханжа и тупица! Куда ему тягаться с моим вариантом!
Короче, в шоке были все. Свадебка была не веселее поминок. Но по порядку.
Моего первого мужа звали Терентий. Маман у него была шибко оригинальная. Но все его звали Тарзан. Потому что он был красив, как Тарзан. И, наверное, так же глуп.
Волосы у Терентия были до плеч. Рост под два метра. Фигура античного бога. Глаза серые и брови вразлет. Ямочка на квадратном подбородке. Просто Жан Маре с Аленом Делоном. Плюс брутальность Бельмондо. Внешняя, надо заметить. А по жизни Терентий был полный мозгляк и бездельник. Ничего, кроме пива и дружков, его не интересовало. Работал он сторожем в районном клубе. Два через два. Два дня спал в каморке в клубе, два следующих пил пиво с креветками в компании маргинальных дружков. Но под свою беззаботную жизнь подвел социальную платформу – пахать на это государство он не собирался. Получать образование тоже. Пыхтеть пять лет в вузе, чтобы потом просиживать в конторе инженером за сто двадцать рублей? Увольте!
Мне он казался почти героем и диссидентом. Идти против правил и обывателей! Не считаться с законами общества! Не вступать в комсомол!
Не стараться заработать и считать деньги презренным металлом. Не стремиться обзавестись стенкой, ковром и телевизором! Не мечтать, как всякий мужчина, стать владельцем вожделенных «Жигулей»!
Но, конечно, он не был никаким диссидентом и борцом с режимом. Не слушал «вражьи» голоса и не читал запрещенных книг. Не любил запретную музыку – ту, что слушала тогда вся молодежь. Потому, что ему все было по барабану. Его просто ничего не интересовало. Он был обычным – нет, он был запредельным и тотальным бездельником. А я, наивная дура, пыталась увидеть в нем героя и неформала. Правда, справедливости ради надо сказать, что я поняла свое заблуждение довольно быстро, месяцев через восемь. Но до этого надо было сыграть пышную свадьбу в ресторане и прожить эти восемь месяцев с Терентием в одной квартире.
Да! У него была своя отдельная квартира! Редкость по тем временам абсолютная!
Отселила сыночка его умная маман, сообразив, что, если она проживет с ним еще пару лет, вряд ли у нее останутся силы на эту прекрасную жизнь. А жизнь она очень любила и всяческие ее блага и удовольствия ценила еще как! В отличие от своего неразумного сына.
Звали ее Стелла Рудольфовна. Женщиной она была уникальной. Красавицей – сто процентов. С необыкновенно стройной фигурой и длинными ногами. Носила она короткие юбки, пальто в пол и фетровые шляпы с большими полями. Волосы, распущенные по плечам. Косметики минимум – и так хороша, а сильный макияж не молодит.
Работала она дома, писала какие-то статьи в журналы мод. Называла себя консультантом. В молодости работала искусствоведом в Доме моделей на Кузнецком. У нее имелся муж, отец Терентия. Внешне совершенно заурядный дядька с пузом и лысиной. Он работал в Торговой палате и довольно часто выезжал за рубеж. Ее свободе он никогда не препятствовал и в средствах не ограничивал. Так же, впрочем, как и своего безалаберного сыночка. По-моему, папашка просто жил своей жизнью и не хотел с этой парочкой связываться.
Ознакомительная версия.
