– На ее месте я бы себя ненавидел, я ведь ее… – не стал договаривать он, но я прекрасно поняла, что сейчас он мысленно договорил про себя слова своей бабушки. Денис, пытаясь отстраниться от разговора, встал с дивана, подойдя к окну. Слабый ветерок принес неясный цветочный аромат.
Какое-то время мы молчали.
– Ты меня ненавидишь? – грустно спросила я, с болью глядя на него.
– Что? – не понял Смерч.
– Ты меня ненавидишь?
– С чего ты взяла? – дико удивился он и повернулся ко мне. Кажется, что-то во мне напугало его больше, чем вчерашние слезы.
– Ненавидишь?
– Маша, что за глупые выводы? – сказал он как-то испуганно и взял мое лицо в ладони, тревожно заглядывая в глаза.
– Ты сам признался, – глухо сказала я. Мне было страшнее, чем тогда, когда в нашу машину стреляли. Потому что сейчас я сама перед собой держу заряженный пистолет.
– С чего ты взяла? – с каким-то совершенно несвойственным ему отчаянием крикнул Денис. – Что ты говоришь, ты сама понимаешь, что ты говоришь? Ты понимаешь?!
– Понимаю, – опустила я голову. Мой голос превратился в хриплый шепот. – Ты сказал, что ради меня был готов на все. Но ведь твоя мама тоже была готова на все ради тебя. Она умерла, потому что она защищала тебя. А ты говоришь, что она тебя ненавидит. А если ты готов ради меня на все – ты тоже меня ненавидишь?
– Нет, – удивленно произнес Дэн. – С чего ты взяла, глупая? Если я готов ради тебя на все, это значит, что я тебя люблю, а не ненавижу. Это разве непонятно?
– Это тебе непонятно. Если твоя мама была готова на все, чтобы тебя защитить, то… – теперь уже недоговорила я.
Солнце, еще недавно слепящее ему глаза, переместилось куда-то влево.
И что-то странное произошло в эти секунды. Парень встал, словно по-новому оглядывая комнату и меня, а потом вдруг рассмеялся. Он смеялся долго, но не заразно, не весело, скорее, с какой-то болью, той, которая была спрятана в самых потаенных уголках его души и которая выходила из него именно так – через вымученный смех. А глаза его были совсем невеселые: они покраснели, и было в них что-то такое, что заставляло меня испытывать невыносимо-болезненное чувство сострадания. Я не хочу, чтобы мой Смерч испытывал все эти ужасные чувства – вины, горечи, разочарования, желанием сделать все иначе, сделать все правильно с его точки зрения, но осознанием, что это невозможно. Я не пыталась его успокоить, зная, что мне не стоит вмешиваться, и только настороженно следила за ним.
Денис резко замолчал, взяв себя в руки, и сел обратно рядом со мной.
– Ты в порядке? – осторожно спросила я.
– Я никогда не думал об этом, – сказал Смерч. – Кажется, мне нужно многое обдумать. – Он положил мне руку на плечо и, приобняв, повалил на мягкий уютный диван. Мы глядели друг на друга, и кончики наших носов почти соприкасались. – Прости меня, маленький Бурундучок, я не хотел тебя обидеть Ты ведь знаешь, что я не могу тебя ненавидеть. Ерунда. Я думал, что я могу не совершать глупости и умею себя контролировать, но все-таки ошибся. Просчитался. Надо обдумать, надо все обдумать, – сказал он устало. – Ты сказала такую простую вещь, мне не приходило это в голову.
– Это хорошо. – Я шмыгнула носом. Ну вот, опять расстроилась.
– О-о-о, нет, ты опять собралась рыдать? – спросил Денис в притворном ужасе. – Чип, не надо, моя психика этого не выдержит! Это я сейчас буду спрашивать, ненавидишь ли ты меня?
– Вот ты козлик, – стукнула я его по предплечью, получила щелчок по носу, а после проворно вскочила и стала кидаться в него подушками. Между нами завязался шуточный бой, и если сначала я побеждала, то потом выигрывать стал Дэн. В конце концов, он, склонившись, прижал меня к дивану. Происходящее его невероятно забавляло.
– Такой взрослый, а девочек бьет, – проговорила я, пытаясь вырваться.
– Какая ты девочка, – прошептал Смерчинский. Глаза его горели. – Ты уже совсем не ребенок. Ну, если только чуть-чуть.
В конце концов, мы вновь улеглись на диване – обоим нам жутко захотелось спать.
– Только не плачь больше, я этого не вынесу, – проговорил Денис, уже закрыв глаза.
– Я запомнила, что это отличное оружие против тебя, – пробормотала я, вместе с ним проваливаясь в целительный сон.
Из дома деда Смерча мы вчетвером уехали только вечером в сопровождении охраны. Перед отъездом я разговаривала по телефону с обоими родителями. Сначала с папой – он был взволнован и рассержен, но со мной разговаривал спокойно. Удостоверился, что я в порядке, сказал, что во всем обязательно разберется и чтобы я не переживала, а после добавил:
– Домой поедешь с охраной. Смерчинские позаботятся, я договорился. И еще, маме я пока что еще ничего не рассказывал.
– Прямо как мне, – хмыкнула я.
– А что я могу поделать, если вы обе импульсивные. Сказал бы я Вере, она кинулась бы тебя искать, – отвечал папа. – Поэтому пока что скажем ей полуправду. А после свадьбы я лично аккуратненько все расскажу, чтобы она не расстраивалась особо. Ей волноваться лишний раз не стоит, – с внезапной нежностью добавил он. – В общем, скажешь ей, что вы с Денисом своим катались и заехали в гости к деду. И дай мне Дениса Олеговича, кстати, пообщаемся. – И папа минут десять разговаривал со Смерчем, а тот коротко отвечал «да» или «нет».
В машине, на которой мы покидали Жемчужное, трындел в основном всегда жизнерадостный Челка, который, казалось, воспринимал произошедшее, как забавное приключение. Сидящая рядом с ним Таня находилась в странном состоянии, некой прострации, на вопросы она реагировала, однако делала она это крайне неохотно и как-то замедленно. Возможно, именно поэтому Плесень – ну ладно-ладно! Таня! – перестала бросать на Смерча влюбленные взгляды, что лично меня не могло не радовать, но, конечно же, виду я не подала. Хотя девушке вообще, казалось, не было дела ни до чего. Однако в этом были и свои плюсы, она сидела рядом с Челкой и, кажется, чувствовала себя комфортно.
Когда мы с Дэном проснулись и спустились вниз, мы обнаружили их в комнате, о чем-то увлеченно разговаривающих. Челка вышел из образа развязного тусовщика с громким голосом и плохими манерами, а Таню, лицо которой смягчилось, в этот момент не хотелось называть Плесенью.
До города мы в сопровождении охраны доехали достаточно быстро. Сначала завезли Таню, которая покинула автомобиль вместе с довольным Челкой, и как я узнала от друзей через пару дней, эти двое, забыв свои утренние приключения, вновь попали в ловушку к коварному замку, а потому прокуковали вместе всю ночь. Впрочем, все это будет позже, а пока мы ехали к моему дому, где нас ждала встревоженная мама, которая, видимо, больше полагалась на свое материнское сердце, а не на папины объяснения.
Дэн поднялся вместе со мной в квартиру и передал с рук на руки маме, которая тут же принялась вертеть меня в разные стороны, дабы удостовериться, что ее единственная – так она сказала – дочь в полном порядке. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы она ругалась на мою безалаберность, нежели была такой встревоженной и испуганной. Все же папа был тысячу раз прав в своем решении сообщить ей лишь часть правды. Даже представить не могу, что было бы с нею, если бы она узнала все, что с нами произошло.
– Как же такое могло случиться? – повторяла она, обняв меня. – Вы же еще почти дети. Как же так? Как же так?
– Мам, все нормально, – положила я ей голову на плечо, и после с Дэном вдвоем стали убеждать маму, что все хорошо. Ну как вдвоем – Смерчинский ее успокаивал, а я поддакивала. Надо сказать, ему это удалось, словно он был заправским психологом, потому что вскоре мама пришла в себя, и вроде бы даже повеселела и потащила нас обоих за стол.
А потом произошло событие, которое хоть и казалось совершенно рядовым, но поразило нас, особенно Дэна, едва ли не в несколько раз сильнее сегодняшней утренней погони и стрельбы.
После ужина мы переместились в гостиную. Мама то расспрашивала Смерча о чем-то, то сама рассказывала истории – преимущественно из моего детства, заставляя меня краснеть и спорить. Денис смеялся, а я закатывала глаза.
– Маша у нас с детства известная потеряшка. Честно говоря, она была просто кошмарным ребенком, – говорила мама, – постоянно убегала. Сначала со двора, часто мы с отцом ходили, искали ее…
– Наказывали… – пробурчала я, недовольно сморщив нос.
– Да какое там, – возмутилась мама, – от счастья, что наша детка в порядке, даже ругать забывали. Зря, наверное…
– Ага, забывали они, – продолжала бурчать я, хотя внутренне признавала мамину правоту.
– А Маше нашей, – продолжала свои излияния мама, – хоть бы что. Она опять убегала. Потом после школы повадилась гулять с девчонками допоздна или в гостях сидеть. Она у нас вообще активной была, мы ее в разные секции записывали, чтобы она там энергию свою тратила. Феденька ее в младшей школе постоянно отводил-приводил на теннис и на танцы. Ой, Денис, а я тебе сейчас фотографии с Машкой покажу в детстве, сам увидишь, какая она непоседа была! – заявила вдруг мама.
