Девушка заворочалась на кровати, приходя в себя. Открыла глаза и испуганно попыталась вскочить на ноги, но в то же мгновенье поняла, что связана. Попыталась закричать, но Христофоров закрыл ей рот рукой.
– Только пикни, и я тебя придушу! – хрипло предупредил мужчина.
Лицо от сильного нажима заболело, словно побывало в металлических тисках.
– Бронислав Петрович, зачем вы меня связали? Отпустите меня, – осторожно, чтобы не спровоцировать мужчину на очередную агрессию, попросила Анастасия.
– На, поешь. – Вместо ответа бывший певец содрал обертку с печенья и поднес одно к Настиному рту.
– Развяжите мне хотя бы руки, – попросила та, – я же не убегу.
– Ешь да помалкивай, а то вообще ничего не получишь, – пригрозил Христофоров.
Настя уловила запах печенья, и опять ее рассудок отказался повиноваться, превращая в безропотное существо, главной целью которого было только одно – еда. А может, ею руководил инстинкт материнства. Она ела, словно домашнее животное – жадно, стараясь побыстрее насытиться. Скоро печенье было съедено. За ним пришел черед шоколада. Анастасия быстро почувствовала, что сыта, но продолжала есть, поскольку не помнила, что еще было в ее жизни вкуснее этого шоколада.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Христофоров, вытирая испачканные шоколадом руки. – Я сейчас схожу за инструментом, а ты должна себя вести очень тихо, если не хочешь, чтобы я тебя наказал.
Он достал из полуразвалившегося шкафа вафельное полотенце и кусок чистой тряпки. Скрутив тряпку в комок, стал запихивать ее Насте в рот. Девушка не сопротивлялась, страх, который внушал этот человек, полностью парализовал ее волю. Христофоров с удовлетворением оглядел беспомощную жертву, словно паук, который обматывает паутиной свою добычу, чтобы спустя какое-то время вернуться к ней и уничтожить. Выйдя из комнаты, он прошел на кухню и стал осторожно, стараясь не шуметь, открывать балконную дверь. С трудом отодвинув шпингалеты, распахнул дверь и, выйдя на балкон, взял стоящий в углу ящик с инструментами. Вернувшись в спальню, расстелил на кровати рядом с Настей чистую тряпку, открыл ящик и стал выкладывать инструменты на постель. Девушка, не понимая, что происходит, попыталась к нему обратиться, но смогла издать только приглушенное мычание. Христофоров поднял на нее глаза и самодовольно ухмыльнулся. Один за другим на кровати появились топор, пила по металлу, сапожный нож, шило, долото, набор ножей. Они вытаскивались по одному, долго рассматривались, протирались тряпкой – Христофоров будто совершал какой-то церемониал, раскладывая инструменты, словно мозаику, в только ему известном порядке. И периодически бросал взгляд на девушку. Видя ее полные ужаса глаза, каждый раз начинал чувствовать знакомое чувство возбуждения. Он словно играл со своими ощущениями.
– Итак, с чего начнем? – обратился он к Анастасии, указав на пыточный набор.
Девушка промычала.
– Только не вздумай орать, убью! – предупредил Бронислав Петрович, вынимая кляп.
– Зачем вы все это делаете! Что плохого я вам сделала? – заплакала девушка, давая понять, что понимает цель его приготовлений. Насте было жутко, но она все не могла до конца поверить, что бывший оперный певец, который был вхож в их семью, любил ее тетю и даже был отцом племянницы, вдруг захотел ее смерти.
– Вы своей семейкой принесли мне одни только несчастья! – мрачно посмотрел на девушку Христофоров. – Твоя покойная тетка Мария без моего согласия родила Катьку, так все и началось. Она шантажировала меня, грозила пойти в партком театра, принуждая встречаться с ней, несмотря на то что у нее был муж, и превратила мою жизнь в каторгу. Потом твой жених вор обчистил мою квартиру, лишив всего имущества. А я, между прочим, на эти вещи мог бы безбедно прожить все голодное время и не попал бы в ужасную историю, в которой потерял свою личность.
При последних словах Бронислав Петрович на секунду вспомнил, как привел к бандитам на закланье мать своей дочери и как собственноручно покончил с ней.
– Но я-то лично перед вами ни в чем не виновата, а Иван тогда вообще был знакомым моей подруги. – Настя попыталась обратить внимание на себя с тем, чтобы убийца отказался от своего кошмарного намерения.
– Если бы ты тогда не визжала, как свинья на бойне, и не кочевряжилась, все могло повернуться по-другому. Я бы тебя поимел, и хахаль твоей подруги не перекинулся бы на тебя, всю такую правильную, не стал бы выносить мое добро, – уверенный в своей правоте, заявил Бронислав Петрович.
– Я же не могу отвечать за его поступки, – настаивала на своей невиновности в его бедах девушка.
– А когда я пришел в ваш дом, измученный голодом, еле переставляющий ноги, и попросил помощи, вы все, и ты в том числе, отказали мне, – привел главный аргумент Христофоров. – Жизнь какой-то драной кошки для вас была ценней моей. Поэтому ваши жизни для меня ничего не стоят, – словно приговор, огласил он в заключение.
– Вы же с моим отцом служили вместе! – вспомнила Настя.
– Твой отец? – хмыкнул Христофоров, потянувшись за шилом. – Он всегда меня недолюбливал. Когда твоя тетка пропала, меня подозревал. И когда я дочь свою попросил мне отдать, как он себя повел? Не отдал, лишил меня моей девочки.
Глаза мужчины увлажнились, словно он мучительно переживал разлуку с дочкой.
– Теперь пусть со своей прощается навеки, – схватив шило, придвинулся к девушке Христофоров.
– Бронислав Петрович, миленький, не надо! – попыталась отодвинуться от него жертва. – Я ведь беременная. И ребеночек мой ни в чем перед вами не виноват.
– Беременная? – Рука с шилом замерла.
Христофоров сделал вид, что задумался над услышанным, хотя на самом деле лишь сделал паузу, продлевая себе удовольствие. Его низменные чувства, словно морской прилив, каждый раз достигали наивысшей точки в момент, когда жертва была пронизана страхом и отчаянием. Мольба о пощаде доставляли мужчине небывалое наслаждение, поэтому он не спешил начать расправу.
– Кто же отец? – перевел дух Христофоров, готовясь к новому «приливу».
– Сослуживец отца, – обрадовалась возникшему интересу Настя, – очень добрый человек.
– И где же сейчас этот добрый человек? – с иронией поинтересовался Бронислав Петрович.
– В командировке, – ответила девушка, – выполняет боевое задание.
– То есть у него важная миссия, – кивнул Христофоров. – У каждого человека своя миссия. Моя миссия заключается в отмщении. Поэтому ты сегодня умрешь.
Анастасию опять захлестнула волна безудержного страха, от которого пересохло во рту. Она попыталась вновь разжалобить своего мучителя, но язык не двигался.
– Но я подарю тебе несколько часов лишнего времени. – Христофоров опять почувствовал прилив крови к голове.
Преодолевая сопротивление девушки, которая стиснула зубы и стала мотать головой, отчаянно сопротивляясь, он разжал ей рот и заново всунул кляп.
– Я буду убивать тебя очень медленно, по сантиметру, – справившись с кляпом, удовлетворенно произнес маньяк.
Он снова взял в руку шило и приблизился к извивающемуся на кровати телу девушки.
– Куда ты хочешь, чтобы я ткнул первый раз? – Улыбаясь с сумасшедшим выражением лица, он указал острием на грудь, потом на область живота. – Сюда или сюда? Кивни мне. Или я сам решу, и тогда первый раз ткну тебе в живот.
Он стал повторять страшные движения над телом девушки.
«Только бы не в живот», – пульсировала в голове Насти единственная мысль.
– Сюда? – Шило, пройдя мимо, уткнулось девушке в бедро.
Настя зажмурила глаза и кивнула. Христофоров удивился. Он подумал, что ему показалось, и переспросил. Настя снова кивнула, и в тот же миг почувствовала острую боль от проникновения металлического жала в тело. Она рванулась, но сделала себе еще больней. Поэтому затихла, словно подраненная птица, в неосуществимой надежде, что остальные мучения пройдут мимо. Маньяк, оставив шило торчать в бедре девушки, весь трясясь от возбуждения, встал и отошел от своей жертвы, наслаждаясь видом содеянного.
Брюжалов не спал всю ночь. Совершенно неожиданно для себя немецкий резидент почувствовал, что находится на грани провала. Но ни арест подростковой банды, ни даже срыв двух диверсионных актов, при которых были схвачены его люди, вызвали это ощущение. Центр мог прислать, сколько ему потребуется, групп. Даже убийство Веры, кажется, прошло стороной, и все для него разрешилось как нельзя лучше. Проблема возникла оттуда, откуда он ожидал меньше всего – от собственной дочери. Когда Лена вернулась домой очень поздно, отец стал ей выговаривать за то, что она шатается в комендантский час по небезопасным ленинградским улицам. Дочь рассказала, что задержалась в доме у своей подруги.
– Представляешь, пап, Настя пропала. Ее мама с ног сбилась, вот я и попыталась ее успокоить, – эмоционально передавала она ситуацию в доме Петраковых.
