Ознакомительная версия.
На веселье заглянула директриса. Она и рассказала нам, что вчера, забрав свою аппаратуру из клуба, расстроенный Паз зашёл к ней и сказал, будто гвозди вбил:
– Они играют лучше. Пусть они и будут!
Настроение было превосходное – скоро Новый год!
В Сан-Франциско я прилетел в последний четверг ноября, в День благодарения – праздник всей Америки. За большим столом, в центре которого – традиционная индюшка, собираются родственники, близкие друзья. Они ужинают, пьют вкусное вино, общаются, проводят различные викторины и конкурсы, шутят, смеются. В этот день во многих домах американцев царят мир и благоденствие.
На праздник к Истманам в Санта-Розу нас с сестрой пригласили хозяин дома Билл и его дочь Банни, подруга Лены по консерватории.
Гостей было человек двадцать.
По окончании продолжительного обильного застолья из столовой все переместились в просторный холл – пресытившись хлебом, народ потянулся на зрелища. Хозяин дома подошёл к небольшому роялю и открыл крышку.
– Елена говорила, ты тоже музыкант? – спросил меня Билл.
– Ну-у… – вот как ему объяснить, что по общему фортепиано у меня выше тройки никогда не было?
– Сыграй нам что-нибудь русское, – добродушно улыбаясь, попросил Истман.
Гости в ожидании представления занимали удобные места, чтобы лучше видеть и слышать исполнителя заморского фольклора. Отказывать хозяину было нельзя, и я, как жертва на заклание, двинул к своему алтарю – чёрному ненавистному рояльчику. Шёл, не торопясь, и мучительно думал – что ж им сыграть-то? На помощь пришла Ленка:
– А давай «Каким ты был…».
– Давай, – я живо ухватился за соломинку и сел перед инструментом.
Подобрали удобную тональность и начали. Лена пела, Банни с сильным акцентом выводила каноны и выстраивала второй голос. Получалось недурно, и последние куплеты я помогал девчонкам, подпевая им октавой ниже. Закончили мы мощно – дружно, стройно и громко. Вот что значит профессионалы!
Аудитории наше исполнение понравилось. Воодушевлённый аплодисментами, я завёл из любимого – Sailing Рода Стюарта. И эта вещь пошла, да так, что в коде все гости мне дружно подпевали:
…We are sailing stormy waters,
To be near you, to be free.
Я поблагодарил публику за поддержку и, раззадоренный успехом, тут же объявил следующий номер, который начал лихим глиссандо по клавишам сверху вниз – эх, б…!
Звучала песня, которую я исполнял сотни, если не тысячи раз. Её заказывали с деньгами и без, для авторитетной братвы и для работников правоохранительных органов. Она была популярна от Калининграда до Анадыря и стала почти народной. Как у многих музыкантов – коллег по кабацкому цеху, на эту песню у меня проявлялась стойкая аллергия. Я был стопудово уверен, что теперь, после кабака, никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах больше мне не придётся это исполнять. И уж тем более – по своему желанию!
Однако же…
Своим доброжелательным американским слушателям в День благодарения я пел «Мурку».
Ленка и Банни за моей спиной изображали подтанцовку, а на рефренах «Мурка, ты мой мурёночек!..» они ещё и подпевали. Я хрипел, не жалея связок, рвал их, подражая исполнителям блатной музыки. Так и прозвучал наш «Мурёночек» зажигательно, экспрессивно и, благодаря акценту Банни, весьма оригинально, необычно и даже немного романтично.
История пылкой любви, подлого предательства и справедливой мести в исполнении нашего трио не оставила равнодушными гостей Истманов. После финальных аккордов все как один встали, долго не отпуская артистов аплодисментами и криками «Браво!». Сухонькая старушка лет восьмидесяти быстро просеменила к роялю, совершенно неожиданно вскарабкалась на него, улеглась животом на верхней крышке и, выбрав хороший ракурс, ослепила меня вспышкой фотокамеры.
Мы с Биллом сидели за столиком на открытой террасе возле пустого бассейна – не сезон, потягивали виски многолетней выдержки и курили ароматные сигары.
Хозяин дома поблагодарил за небольшой импровизированный концерт и удовлетворённо отметил – все гости остались очень довольны праздничным вечером. Истман улыбнулся – завтра они будут рассказывать сослуживцам, что слушали у него, Билла Истмана, русского Луи Армстронга. Переборщив с затяжкой, я поперхнулся крепким табаком. Хотел было сказать, что у нас в России таких «армстронгов» в каждом дворе по паре, но не стал. Зачем расстраивать добродушного дядьку?
Я взял со столика невысокий тумблере с виски, приподнял его и предложил гостеприимному хозяину тост:
– За музыку!
– Сорок рублей для такого пласта – это недорого! – горячо убеждал меня Попов.
Собственно, меня и убеждать не надо было. Кто ж откажется иметь у себя диск «Дни Пёрпл ин рок»?! Сорок рублей, конечно, сумма немалая, но у меня есть тринадцать, у Олега два червонца… Наскребём как-нибудь семь рубликов.
– Валера сказал, что по такой цене только нам продаст. На балке этот пласт за шестьдесят рублей сдать можно!
Интересно, с чего вдруг Рыбин полюбил нас? Да так, что это мешает ему в воскресенье смотаться на барахолку и там двинуть пласт на целых двадцать рублей больше. А за шестидесятник-то, ух, что можно взять!.. Тот же «Флойд», например, «Энималс». Если даже и не нулёвку, то уж точно новьё!
– Да ему просто деньги нужны! – читал мои мысли Попов.
Тоже мне, оригинал нашёлся!
– Он себе штаны новые покупает.
А теперь всё понятно – штаны!
– Новые?
– В упаковке!
– Да ты что! Кто сдаёт?
– Какая-то фарца из Москвы привезла…
– Много?..
Вот какая мне разница, сколько та фарца завезла фирменной джинсы на окраину Союза? Интересуюсь так, будто у меня такие деньги есть. Или были когда-нибудь. Весь мой капитал так скромно разместился в томике Джека Лондона, что, глядя со стороны на закрытую книгу, и не догадаешься никогда, лежит там что-то между страницами или нет. Да и хватит этого «что-то» от силы на один задний карман от дорогих фирменных штанов.
Только кто мне продаст один карман?
Хотя мне он и самому ни к чему.
Вот пласт «Ин рок» – это здорово! «Пёрпл» – это кайф!..
Ощущения были новыми и почти мистическими.
Я впервые в жизни держал в руках конверт с пластинкой любимой группы. И первый раз в моей жизни сошлось так, что и конверт, и пластинка, и сама группа – всё было фирменное!.. То есть – полная фирма́!
Осознание этого ещё больше усилило волнение, руки мелко задрожали. Во избежание самого страшного я положил пласт на журнальный столик.
Попов тут же подхватил альбом и, лихорадочно блестя глазами, в сотый раз спросил у меня:
– Ну как? А? Фирма?
Я с готовностью согласился, наверное, уже в сотый раз, но Олегу это было ни к чему. Он, не слыша меня, держал сокровище в руках, разглядывал его на разном расстоянии, под различными ракурсами, и опять ко мне:
– Ну как, а?!
К подобным проявлениям эмоций я оказался не готов. Мой словарный запас от вполне литературных эпитетов до коротких уличных реплик давно иссяк, и приходилось бессовестно закручивать обойму отстрелянных оборотов по несколько раз.
Олег присел в кресло, вроде бы немного успокоился. Оказалось – ненадолго. Попов приоткрыл конверт и сунул туда свой нос.
– Б..! – неожиданно заорал Олег и взвился вверх к низкому потолку хрущёвки.
Испуганный, я стоял напротив, а память отчётливо выдала фрагмент плаката, который долгие годы висел у нас в классе: «Скорая помощь – 03».
– Б..! – также громко, но уже с другой – в этот раз с утверждающей – интонацией крикнул Олег.
Мне захотелось домой.
Товарищ с диском в протянутых руках шагнул ко мне, я чуть попятился и с тоской посмотрел на телефон в другом конце комнаты.
– Б..! – в третий раз, но уже намного спокойнее произнёс Олег. – Она даже пахнет фирмою!.. – хотя Попов и улыбался, его лицо мне совсем не казалось добрым. – Понюхай вот, сам…
А в самом деле, что-то новое.
Я закрыл глаза – для того, чтобы лучше сконцентрироваться – и вдохнул ещё раз, поглубже.
– Англия, Штаты… – вполголоса комментировал Олег, продолжая нездорово улыбаться.
Под эту гипнотическую установку подумалось, что, наверное, во всём остальном мире даже запахи иные, не такие, как у нас. В каждой стране – свой. А в Англии, откуда сами «Пёрпл», наверное, пахнет именно так, как вот эта пластинка.
От неё исходил неведомый запах абсолютной раскрепощённости, она пахла свободой.
Стояла солнечная морозная погода.
Никуда не торопясь, мы гордо вышагивали с Олегом по улице и, словно священное знамя, передавали друг другу конверт, на котором, как пароль, как девиз, было написано Deep Purple in Rock. Мы специально не стали класть его в пакет, не обернули газеткой. Зачем? Пусть все видят, ЧТО у нас есть!
Ознакомительная версия.
