Ознакомительная версия.
Голос ее окреп и все больше набирал силу:
– Красиво быть чистеньким, а?.. Интернат я найду – самый лучший! Отдельная комната – максимум на двоих. Медицина, уход. Питание. Что в этом плохого? А как иначе, Леша? Как все это будет?
А Маринка… С мужем своим дурацким и ребенком этим… Они переедут туда! Ну, разве плохо? И волки сыты, и овцы целы! Да, и еще дачу вашу дурацкую нужно продать! Продать, понимаешь? Ну, сам посуди: кому она, развалюха, нужна? Дома, считай, нет. Да и не было… А земля там сейчас дорогая! Можно продать и сделать ремонт квартиры. Да еще и на машину останется!
Алексей молчал. Сидел, свесив ноги и низко опустив голову. В голове было пусто…
Потом он медленно встал, надел брюки и майку, взял свою подушку и у двери обернулся:
– Я подумаю, Надя! Подумаю. И завтра… дам тебе ответ.
Жена удовлетворенно кивнула, легла, обернувшись в одеяло, и закрыла глаза.
– Вот и славно, – прошептала она. – Вот все и решилось! Слабак, что говорить. Таких только об колено и ломать…
Рано утром Алексей выпил чашку чая, достал с антресолей чемодан и стал собирать свои вещи. Вещей оказалось немного.
Потом он замер у зеркала в прихожей, пару минут разглядывая свое отражение, словно видел себя впервые.
Обвел глазами квартиру, положил связку ключей на комод и решительно вышел на лестницу, аккуратно и тихо прикрыв за собой входную дверь – воскресенье, выходной день. Жене надо выспаться.
Алексей шел по весенней улице, вдыхая аромат молодых, клейких листьев. Природа в мае всегда свежа и прекрасна!
Остановив такси, Алексей назвал водителю знакомый адрес.
Город был тихим и сонным – совсем непривычным.
У знакомого дома он вышел, посмотрел на окна и вошел в подъезд.
Дверь открыл своими ключами. Из комнаты Тёпы раздавалась приглушенная музыка – сестра была отчаянным меломаном.
– Тёп! Я вернулся! – крикнул он, снимая пальто. – Тебе чай или кофе?.. Лично мне очень хочется кофе!
Алексей отнес чемодан в комнату матери. Поставил его на кровать и открыл. Осмотрелся.
«Ну вот… – подумал он. – Наконец-то я дома!..»
И Алексей громко, с облегчением выдохнул.
Человеку всегда становится легче, когда он принимает решение.
Даже слабак не может терпеть унижения вечно – он или погибнет, либо восстанет. Алексей решил жить.
В молодости вокзалы у нее ассоциировались с переменами в жизни. Причем с хорошими! С открытиями, новыми впечатлениями и ощущениями…
Впрочем, тогда все было в радость! И узкая вагонная койка, и запах подгорелого уголька, и дробный перестук колес. И стакан чая, чуть позвякивавший на пластиковом столике купе. Звук этот не нарушал крепкий сон, не раздражал, а только, казалось, что-то обещал.
Сердце тревожно томилось и будоражилось в предвкушении – завтра, ну в крайнем случае – послезавтра она выйдет на перрон незнакомого города и…
И будет море… Или какой-нибудь милый и тихий, очень зеленый и сонный среднерусский городок. Или томная, затянутая туманами остроконечная Рига, пахнущая ванилью, кофе и тмином. Или волнистые булыжные улочки старого Тбилиси и вечный аромат свежей зелени и жареного мяса. Или минареты Самарканда и освещенные солнцем, пылающие изразцы мечетей… Все обещало события, праздник, непременную радость от новизны, заставляющую волнительно биться юное и пылкое сердце.
А с возрастом… Стало… труднее, что ли? Вот как было раньше? Да легко было – вот как! В дорожную сумку – смена белья, пара-тройка каких-нибудь тряпок, любимый шампунь, зубная щетка, бигуди в мешочке и – вперед, дорогая! Лети!
И вот теперь – шампунь плюс бальзам (раньше никто и не слышал про бальзамы!). Фен, пенка для укладки (прежде – расческой по волосам, на бегу и – красота!), пижама (ха-ха!), свитер – один теплый и один не очень. Юбка и две пары брюк. Кроссовки – куда теперь без них, когда так болят и устают ноги? Да, халат! Обязательно! Любимые тапки! Интересно, кто в молодости брал с собой любимые тапки? Наверное, только законченный педант и зануда…
Книжка, очки. Зарядка от телефона, планшет. Кремы – для тела, лица, рук, под глаза. Ну, и самая, так сказать, заключительная часть Марлезонского балета – сумочка с лекарствами. Это… «песня»! В кавычках. От головы, от живота, от давления. От спины, от, пардон, несварения. Успокоительные, снотворные, спазмолитические, болеутоляющие… Боже ж мой!.. Такой вот мешочище! Просто смешно… Нет, очень грустно!..
Но факт, куда денешься?..
Вот и превращалось теперь любое путешествие, любой выезд – в утомительные хлопоты!
Смешно сказать, но радовалась очередному кризису – командировок становилось поменьше!
Вслух сказать бы точно побоялась – народ бы не понял.
А тут любимый сыночек, сыночка, детка, сынуля… Женился. Да ладно, обычное дело – парню уже двадцать шесть! И все ничего, если бы… сын не уехал из Москвы. Из столицы. Все рвутся сюда, а он – детка родимая – в регион!
Захотел, видите ли, тишины. К тому же молодая жена была аккурат оттуда – из региона.
…Возвратился тогда возбужденный, тревожный и суетливый. Влюбленный в тот край, в тот городок: «Мам, там спокойно! Понимаешь: спокойно! Там люди – другие! С другими глазами! Нет мстительного желания, почти необходимости оттолкнуть, отпихнуть, уничтожить! А воздух какой! А леса! Речка, мам! Река!! Волга!! Рыбы полно, честное слово! Судак, караси!..»
Господи, ну при чем тут караси? При чем тут река? И воздух… При чем все это?
Нет, со многим она, конечно, согласна: народ в Москве действительно вредноватый.
И все же… Сына она не поняла. Но смирилась. Считала, что человек должен выбирать сам.
Невестка ее устраивала: девочка милая, без дурацких понтов. Мама – учительница, отец – инженер. Можно сказать, провинциальная интеллигенция. Да, собственно, так оно и было. Люди спокойные, милые. Без нервного блеска в глазах.
Жили вполне достойно: квартира в центре, крепкий, хороший, деревенский дом на берегу – «летняя резиденция», как говорил глава семьи. Дом строили сами: отец, брат, дядья… Большая и дружная семья – целый клан.
Она осмотрелась и поняла: сыну здесь будет спокойно. Все правильно. Может, сын и прав… Да, денег будет поменьше, а вот спокойствия – точно больше. Что держаться за эту столицу?
С жильем, правда, было туговато: в квартире полно народу – брат с семьей, сын с женой, родители. Тогда на семейном совете решили: дочку с зятем отселить. В смысле, в летнюю резиденцию. А брата с семьей оставить в квартире – сноха была на сносях.
А через полгода и дочь объявила: они ожидают потомство. Что делать? Кто поможет молодым? Сватья – на подмоге у сына с невесткой. Там, между прочим, родилась двойня, близнецы.
Вот сын и позвонил, попросил помощи: «Мамуль, хоть на первый месяц! Я на работе, Аленка одна…»
Все правильно: кому помогать-то, как не собственным детям? Вспомнила фразу: «Мы все должны своим детям!»
Ну, и решилась. А разве был выбор?..
Пошла к начальнику, все объяснила. Начальник был ее ровесником и почти приятелем. Мужик адекватный, как теперь говорят. Слушал, кивал, ну и ответил: «Ирина Михайловна, я все понял. Но и вы поймите меня: два месяца даю и – домой! Вы уж простите… А на две месяца я вас, так и быть, заменю».
Она громко выдохнула. На два месяца, честно говоря, она и не рассчитывала. Благородство начальника подтвердилось. Потерять хорошую работу, с очень приличной зарплатой в ее сорок восемь лет, знаете ли… Такой работой бросаться не принято. Да и таким начальником – тоже.
Словом, собралась. Два дня ходила-бродила над раскрытым чемоданом, круги нарезала.
Разморозила и вымыла холодильник, оплатила счета за коммуналку, с грустью оглядела свою любимую норку и… «Вперед, Ира! Дети – это святое!»
Состав уже стоял на перроне. Вкусно пахнуло вокзальным дымком и дальними странствиями. Народ суетливо прощался, кто-то спешил к своему вагону. Ну и лица у всех! Озабоченные какие-то… Словно столица потрясла всех за плечи и поддала коленкой под зад.
Проводница осветила фонариком билет и паспорт. Равнодушно сказала:
– Проходите.
В купе было уютно: мягко светило малиновое бра, на столике лежала жестко накрахмаленная кипенно-белая скатерка. На тарелке под такой же ослепительной салфеткой лежало печенье и несколько шоколадных конфет. Постель была застлана идеально отглаженным белоснежным бельем.
Ирина сняла плащ и повесила его на плечики. Потом села на свою полку, провела ладонью по покрывалу и стала смотреть в окно.
До отхода поезда оставалось восемь минут. Приятный мужской баритон напоминал провожающим, что хорошо бы им не остаться в вагоне.
Провожающих на перроне почти не было – время такое, не до провожаний. Все живут хлопотно, суетливо. Да и что время терять на провожания? Только молодая девушка в красной вязаной шапке, из-под которой торчали буйные рыжие «проволочные» кудри, никак не могла оторваться от своего парня: привстав на цыпочки, она обвила, как ветками, его шею своими тонкими руками. А парень терся губами о кончик ее курносого носа и непрестанно осыпал поцелуями ее щеки и лоб.
Ознакомительная версия.
