Глава 20
Он был стройным, не лысым и по-мужски красивым. Она – это была она, Арина. Такая, как в жизни. Точь в точь. Видеть ее и не сметь прикоснуться, оказалось такой мукой, что он сразу же возненавидел этого красавчика, небрежно обнимавшего ее за талию. Арина улыбалась одними глазами, и только один Зотов из всей этой толпы физически ощущал, как ей плохо. Одиноко и страшно. Их поздравляли. Арину и ее мужа. Мелькали знакомые и незнакомые лица, в носу щекотало от странной смеси запахов парфюма и спиртного, а ноги скользили по натертому паркету. Все это отмечалось его сознанием в то время, пока он двигался по залу к ней. Двигался с одной целью: оторвать ее от рук этого красавца и увести отсюда. Он боялся, что опоздает, ее уведет кто – нибудь другой, потому, что не могут же все на этом празднике быть слепыми. Не могут не видеть, как ей плохо. Он подошел совсем близко. Он уже встал перед ней, лицом к лицу, но она его явно не видела. Ее рука, которую она протягивала очередному поздравителю, скользила мимо него, чуть не задевая. Он чувствовал кожей тепло ее руки, он смотрел ей прямо в глаза, но ее взгляд оставался все таким же невидящим. Вдруг он почувствовал ледяное прикосновение чьих-то пальцев к своему лицу. «Зотов, Зотов, проснись, ты пугаешь меня своими стонами!», – он открыл глаза и тут же в ужасе отшатнулся: на него почти с ненавистью смотрела его жена.
– Ты мешаешь мне спать, Зотов. С завтрашнего дня я перебираюсь в твой кабинет. Или хочешь, тебя туда переселим? Но больше так невозможно! – Татьяна раздраженно отодвинулась.
«Скорее бы уже случилась эта радость, а то все время талдычит об этом, надоело уже» – Зотов молча отвернулся от Татьяны.
Он провел в больнице три недели. И уже три дня, как он дома. Единственное, чем он жил – это сны об Арине. Хоть и такие, с бессильными стонами, а то и криками боли. Боли не телесной, а оттого еще более мучительной. Нужно было случиться взрыву, чтобы у него открылись глаза.
Лежа лицом к окну, он дождался, пока за Татьяной закроется дверь, и только тогда откинул одеяло. За годы брака ему ни разу не приходила в голову мысль, что он может уйти от жены. Лелея подленькую мыслишку, что его все устраивает и, что у других не лучше, он жил с Татьяной, по необходимости погуливал на сторону, особо не скрываясь и не задаваясь вопросом, что будет дальше. Он был уверен, что жена его любит, иначе, зачем ей был весь этот спектакль с мнимой беременностью? Чтобы получить его, тогда еще живущего на копеечную зарплату молодого специалиста? На кой он ей сдался? Ни богатых родителей, ни квартиры, ни машины, что тогда было мерилом благополучия. Остается любовь. Он простил обман. Простил и Татьяну, и ее безумную мамашу, кающуюся, что бес попутал, и Танюшечку на вранье подговорила она. Рыдания будущей тещи его не тронули, но полные слез глаза Танюшечки сделали свое дело: он не стал забирать заявление из ЗАГСа. Потом задумываться над тем, любит ли его жена или живет с ним по каким-то другим соображениям, ему было просто некогда. Вплоть до этого взрыва. Только видя, как ее корежит от отвращения, когда при ней медсестра кормит его с ложки, он обо всем догадался. Он нужен был, пока был силен и здоров. И она не готова жить с беспомощным инвалидом, не готова быть сиделкой, кормилицей и терпеливо ждать его выздоровления.
Притворившись спящим, он подслушал ее разговор с врачом, до того несуразный, что создавалось впечатление, что разговаривают двое глухих. Татьяна отрешенно слушала, что ей говорит хирург о нем, Зотове, и, когда тот замолкал, все время повторяла только один вопрос: он сможет работать? В конце концов, врач, потеряв терпение, почти крикнул, что она должна Бога благодарить, что ее муж жив. «Благодарить? Вы говорите, благодарить? Ну-ну», – и она отвернулась от ошеломленного ее откровенностью хирурга. Зотову стало страшно. Он беспомощен, а рядом с ним… И кто же рядом с ним был все эти тридцать лет? И тогда он стал неистово молиться об одном: поставь меня, Боже, на ноги.
Он ходит, хоть и с палочкой. Он собирается работать, потому, что ему нужны деньги. И теперь он собирается уйти от этой женщины, оставив ей все. У него была родительская квартирка в доме у драмтеатра, которую он никогда не соглашался продать, несмотря на уговоры жены. И теперь ему есть, где жить.
Во всем этом было одно «но». Он не мог привести туда Арину. Он не мог перед ней даже показаться таким: опирающимся на палку, с осунувшимся лицом, изрезанным осколками стекла, и опустошенным. Ему нечего было ей дать. От Роговцева он знал, что в городе ее нет. Они с мужем, по словам знакомых, уехали в Испанию. Как раз тогда, когда он попал в больницу. Он все время думал – гадал, что за необходимость такая была у нее, уехать именно тогда? И он придумал для себя самое худшее объяснение: он, Зотов, ей не нужен. Потому, что он теперь не мужик, а одна большая проблема. И ей, как и его жене, проблемы ни чему.
Зотов встал с постели, подошел к велотренажеру и выставил самый слабый режим. Морщась от боли, он крутил педали и смотрел на себя в огромное зеркало, занимающее пол – стены напротив кровати. Мужик, недобро усмехавшийся ему, был, несомненно, на него похож. «Ну, давай знакомиться!» – одними губами произнес Зотов, глядя в глаза своему отражению.
Распаковывать чемоданы не хотелось. Она так устала от вокзальной суеты, от бесконечных нелепых пересадок на незнакомом маршруте, от непонимания, что, наконец, происходит, что, едва переступив порог квартиры, побрела в спальню и рухнула на кровать. Зачем ее мужу понадобилось ехать из Испании на поезде, через Украину, да еще и, задерживаясь на сутки, а то и двое в каких – то городишках, где она даже не выходила из гостиницы, Арина понять не могла. Зачем вообще нужно было так срочно ехать в эту командировку, как назвал это путешествие ее муж, да еще брать ее с собой? Собственно, в Испании они пробыли три дня, погода стояла холодная, Арина мерзла в тонком свитере и шелковых брюках, но пройтись по магазинам ей не позволял Игорь. Якобы, у них нет лишних денег. Большей чуши, рожденной на ходу, он произнести не мог. Арина посмотрела на него, как на больного, сунула ему под нос пластиковую карту и холодно спросила: «А это что?». Он вырвал твердый прямоугольничек из ее пальцев, торопливо сунул его к себе в карман и, буркнув, что все их счета заморожены, ушел. Через сутки, пьяный и помятый, он появился в номере и проспал десять часов кряду. К вечеру они уже выносили почти не распакованные чемоданы из отеля. Странно, но испуга от происходящего Арина не испытывала. Еще в начале поездки ею овладело тупое равнодушие и покорность обстоятельствам. Она, как выразилась Ленка, «сложила лапки кучкой». Потом мелькали отели в Праге, Мюнхене, Лодзи и, наконец, они осели в Киеве. Маленький мотель за городом с сауной и летним кортом был заселен однозначного толка публикой. Днем небритые мужики сопели в своих постелях, а ночью гоняли голых девок по коридору. И ее муж, лощеный красавчик, смотрелся среди приблатненной публики так же, как ботинки от Гуччи среди валенок и резиновых калош. И, тем не менее, он с ними вместе пил, принимал участие в ставках, чья девица быстрее разденется, и при этом шипел на Арину, когда она посреди попойки уходила, ссылаясь на головную боль. К счастью, Арину никто не трогал. Девок было достаточно, присутствие Арины сковывало телодвижения не самых еще пропащих и сохранивших остатки стыда братков и настоящее веселье, как она догадывалась, начиналось только после ее ухода. Думать думу, с кем она живет, она прекратила еще в Испании, раз и навсегда определив своего мужа, как диверсанта в ее жизни, которому удалось ее ловко провести в молодости и проникнуть на ее территорию. Она пыталась уговорить его, чтобы он отпустил ее сначала в Испании, потом попыталась улизнуть от него в Польше, найдя свой паспорт в его чемодане. Ей элементарно не хватило наличных на билет. Она опять «сложила лапки». Ленке она звонила часто, бодрым голосом отчитывалась о красотах Европы, обещала прикупить в подарок сувенир и сделать потрясающие снимки, чтобы Ленка, которой ох, как хочется оказаться на ее месте, могла бы светло ей позавидовать.
Фотографии она сделала только на мобильник, сняв еще и клип с голыми девками для достоверности. Если бы ее муж догадался отобрать у нее и телефон, как отобрал видеокамеру, то Ленка ей бы никогда не поверила. А она должна поверить. И помочь Арине.
Арина лежала с закрытыми глазами в полумраке и терпеливо ждала, когда Игорь примет душ, переоденется и уйдет. О встрече со своим братцем он договорился еще, когда они ехали с вокзала домой.
Наконец хлопнула входная дверь. Арина быстро вскочила, вынула из сумочки телефон и набрала номер Ленки.
– Кислова, приезжай срочно, – вместо «привет, подруга» быстро выдохнула она в трубку.
– Аришка, ты? Ты дома уже? Почему не позвонили, мы бы с Коляном вас встретили?
– Ты слышишь меня, Кислова? Приезжай срочно! Только на своей машине, – Арина никогда так не кричала.
