Ознакомительная версия.
…Вот, скажем, джазовая певица А. отправляется с мужем и ребенком по-быстрому отдохнуть в Турцию. В какое-нибудь место, где нет вот этих вот наших соотечественников. Вот этих вот пьяных драк на пляже, истошных воплей: «Алик, ты сдуре-е-е-ел? Иди сюда-а-а-а-а н-н-н-на!» Ну, понятно. Друзья назвали им небольшой городок, куда туристы не заезжают, квартирка по Airbnb, никаких жутких сувениров, чистый пляж, все хорошо. И вот они приезжают, райское утро, местные кафешки, ни по-русски, ни по-английски никто, кроме квартирной хозяйки, не говорит, но все такие милые, объясняются на пальцах, от младенца приходят в экстаз, пляж чистый, вода прозрачная – и тут в пятидесяти метрах от раскинутого джазовой певицей А. и ее мужем лежбища начинаются адские вопли. С одной стороны бегут какие-то мужики, с другой бегут мужики, страшный ор, кто-то зачем-то рвет с себя футболку, какая-то тетка что-то неразборчиво орет на турецком в телефон, но там явно присутствует «н-н-н-н-на!». Кто-то кого-то уже отпихивает, кто-то явно рвется в гущу, кто-то на кого-то наседает. И джазовая певица А. с мужем подхватывают младенца и сматываются от этой нарастающей драки, настроение испорчено, они еще немножко гуляют по городу, но так, без особой радости, и все уже какие-то неприветливые, и рыба мелкая, и на пальцах ничего непонятно, и ребенок куксится, и они говорят о том, что дело-то, видимо, не в соотечественниках, а в genius loci, свойствах места, это, может быть, место всех портит, а не мы такие нехорошие, это в воздухе что-то, в воде, в исторических обстоятельствах, может, даже в какой-то биохимии. Приходят домой, а там им хозяйка квартирная говорит: «Ну? Ну? Вы видели, что сегодня было на пляже, а? Каков мой племянник-то, а? Рванул с себя футболку – и прыг в воду! А жена его скорую вызвала, а когда та приехала – так люди уже и искусственное дыхание этому бедняжке сделали, и обсушили его, и одежду ему дали, и плечо перевязали, и он своими ногами в скорую сел».
* * *
…Вот, скажем, красивый солидный человек нежно говорит кому-то по телефону: «Я тебе, моя хорошая, желаю – красоты, да? Любви, да? Большого кавказского здоровья, визу российскую надолго…»
* * *
…Вот, скажем, друзья поэта Щ. рассказывают, что в 1990-х годах у нее был проект по перевозу всех поэтов в Новую Зеландию, чтобы они там привольно паслись на злачных пажитях, творили, делали простую работу. И поэт Щ. написала соответствующий документ-манифест и отправилась с этим документом к пресс-атташе Новой Зеландии. Пресс-атташе Новой Зеландии внимательно этот документ прочитал, но сказал, что ему все понятно, кроме вопросов целеполагания. «Но как же, – сказала поэт Щ., – чтобы они там привольно паслись на злачных пажитях, творили, делали простую работу…» «Но ведь это так далеко…» – сказал пресс-атташе Новой Зеландии с тоской.
* * *
…Вот, скажем, юная голландская студентка М. решает поступать в один известный московский вуз на историю и антропологию – и поступает. Семья молодой голландской студентки М. совершенно не в восторге от перспективы отправления ребенка в эту самую страну, но любовь к русской культуре и не в такие широты заведет. Пришлось соглашаться. Условие семья поставила одно: жить у знакомых. Нашли родственницу на каком-то десятом киселе, сучок на генеалогическом побеге чуть ли не петровских времен. Жила эта родственница в городе Железнодорожный, готова была предоставить юной голландской студентке М. комнату. Предоставила. В комнате шевелились обои, в коридоре дышал туманами вырванный из стены кран, на одном из оконных стекол были видны следы надписи «С Новым 1989 годом!», выполненной зубной пастой «Жемчужинка». История и антропология. Смущенная хозяйка вызывает сурового человека из какой-то ремонтной конторы. Суровый человек приходит и говорит, что может сделать красоту. Хозяйка говорит, что красоту не надо, надо просто чистые обои, ну и окна пригнать, кран там… Суровый человек осматривает кран, говорит, что может поставить итальянскую керамическую сидячую ванну. Ванну тоже не надо, надо нормальную раковину, чтобы девочка могла умыться. Ну и вообще, надо скромно, аккуратно. «Просто чтобы, – говорит квартирная хозяйка, – юной Марии было не страшно жить тут, среди нас». Тогда суровый человек наклоняется к юной Марии и доверительно спрашивает: «Девочка, ты ружье держать умеешь?»
* * *
…Вот, скажем, сын генерала К. в детстве выводил кукол на построение и проверял, хорошо ли они застелили за собой кроватки. Салага-медведь Плюша часто имел неосторожность замешкаться, и на это сын генерала К. назидательно говорил ему: «Ох, Плюша, любит таких, как ты, вражеский пулемет!»
* * *
…Вот, скажем, переводчик-синхронист П. поступает на очень крутые и очень дорогие курсы повышения квалификации. При этом кругом происходит вот это вот все – а тут, значит, британское произношение, верхненемецкое интонирование и прочие милые камерные задачи. И переводчик-синхронист П. жалуется своему другу, госслужащему Е., что ощущает серьезную растерянность. «Что я буду делать после своих офигенных курсов? – спрашивает он. – Вот вкладываюсь я годом времени, кучей денег и усилий – а кому при нынешней политической атмосфере через год будут нужны русские переводчики-синхронисты?!» «Учись, учись, – печально говорит госслужащий Е. – Не беспокойся, будут нужны». «Ну, кому, ну, кому?» – недоумевает переводчик-синхронист П. «А в Нюрнберге, в Нюрнберге переводить», – печально отвечает госслужащий Е.
* * *
…Вот, скажем, промдизайнер Н. утверждает, что один раз на Якиманке его сильно побили «какие-то питерские люди». Зажали голову, били ею об стену и говорили: «Прости, братан. Прости, братан…» Больше ничего не хотели.
* * *
…Вот, скажем, поступивший на мясоперерабатывающий комбинат маркетолог П. замечает, что во время обеденного перерыва сотрудники потребляют в основном продукцию самого комбината: одни работники сидят во дворе с дымящимися мисочками пельменей, другие жуют на лавочках колбаску, третьи, скажем, беседуют за банкой тушенки. Маркетологу П. это очень нравится, ему кажется, что об этом должно быть рассказано в Твиттере завода. На следующий день он идет побеседовать с работниками, их цитаты могут оказаться полезным ресурсом. Его несколько удивляет, что те, кто вчера ел пельмени, и сегодня едят пельмени, едоки колбаски вновь обедают колбаской да и тушенка у вчерашних тушенщиков все та же. Маркетолог П. начинает с первой группы. «А это у вас наши пельмени?» – «Да, это наши пельмени, вот у нас тут кухня, мы их тут и варим». – «Они вам нравятся?» – «Да, они нам очень нравятся». – «Вы поэтому и вчера их ели?» – «А?» – «Ну, они вам так нравятся, что вы второй день их едите, да?» – «А?» Маркетолога П. учили правильно составлять опросники, его так легко не ошарашишь. «Окей, а почему вы опять сегодня едите пельмени?» – «Так мы ж пельменный цех». Тут маркетолог П. все-таки теряется. «Вы что, каждый день их едите?» – «Да». – «А почему?» – «Так мы ж пельменный цех». Тут маркетолог П. делает новый заход. «А вот рядом, – он кивает на соседние лавочки, – ребята колбасу едят». – «Едят». – «Это наша колбаса?» – «Да, это наша колбаса». – «Как вы думаете, она им нравится?» – «Да уж, видать, нравится» (не без мечтательности). – «Она им так нравится, что они ее второй день едят?» – «А?» Тогда маркетолог П. честно спрашивает: «Они – колбасный цех, да?» «Да, – подтверждают едоки пельменей. – Они – колбасный цех». К тому, что люди с тушенкой – это консервный цех, маркетолог П. приходит сам, методом экстраполяции. И спрашивает: «Слушайте, а чего же вам не меняться продуктами? Разнообразие! Интерес к новому опыту! День они вам колбаску, вы тем пельмени, они вам тушенку… Разве вам не хочется тушенки?» И тогда пельменный цех ответил маркетологу П. единым стальным голосом: «Себя не уважать».
* * *
…Вот, скажем, когда у астрофизика Н. умерла живущая в Израиле бабушка, семья решила сразу купить кладбищенскую деляночку не на одного, а на двоих – на бабушку и на дедушку. Немного беспокоились, что дедушка как-то не так поймет, но дедушка оказался человеком разумным и рачительным, а в Израиле вообще так принято, проблемы с землей и пр. Ну реально. Купили деляночку, приехали в камнерезную контору заказывать бабушке памятник. Им там говорят: знаете, давайте сразу закажем два памятника, просто два парных камня из одного куска, второй будет у нас пока стоять, а мы вам сделаем скидку. Ну что вы, говорит семья: вот же он, наш дедушка, живой и любимый, чего это вы! А рачительный дедушка говорит: да ладно, давайте, конечно, два камня, скидка – это хорошо, ну и мы же интеллигентные люди, не будем делать вид, что я вечен, к чему кокетство. Тогда камнерезы говорят: слушайте, так у нас тут отличный мастер есть, который потрясающе режет узоры, вот это все, и мы ему можем передать и на резьбу тоже двойной заказ, тоже скидка будет. Дедушка предупредительно вскидывает руку и говорит детям: не надо возмущения, и резьба будет одинаковая, и сделаем все заранее, ну чего бы нет, мы здравомыслящие люди. И скидка – это тоже хорошо. Ну, здравомыслящие, да. Начинают выписывать счет: деляночки две, камня два, резьбы узорной две, имя одно, дата жизни и смерти одна, установка камня одна, хранение камня одно. Тут астрофизик Н. говорит: слушайте, ну к чему мы кокетничаем, мы же взрослые, здравомыслящие люди, давайте не будем платить за хранение, пусть ставят два камня сразу. Это же, наверное, тоже большая скидка и вообще разумное менеджерское решение. Дедушка не вечен, мы все это знаем. И вообще, говорит астрофизик Н., давайте по-честному: имя дедушкино нам известно, дата рождения тоже. Ну, что он любящий отец, дед, вот это вот все – это он даже сам нам поможет сформулировать, он же журналист. Давайте выбьем сразу имя дедушкино, слова вот эти, дату рождения и тире, а потом уже на кладбище приедет камнерез и быстро тюк-тюк – вобьет последнюю дату. А если, говорит астрофизик Н., скидку познаково дают, то мы можем набить даже сразу первые цифры года: «20…». Потому что мы же разумные люди, верно, дедушка? Чего кокетничать. А дедушка спрашивает: «Шурик, ты что, ох**л?» А Шурик ему: «А ты?»
Ознакомительная версия.
