Ознакомительная версия.
– Что же нам делать?
– Ждать и молиться.
– Я не верю в Бога.
– В таких ситуациях, молодой человек, остается апеллировать только к Нему. Я сам неверующий.
Спокойно, как в замедленном фильме, спустился вниз, где стояли друзья Рафы.
– Ребята, вы в курсе, что думает профессор Галиян?
– Да, к сожалению. Но все равно, двое наших с рентгеновскими снимками улетели в Москву. Покажут их столичным специалистам, если кто-то возьмется – привезут его сюда. Что получится – то получится.
– Включите меня тоже во все расходы.
– Да брось, это сейчас неважно. Мы все вопросы сами решим.
– Сурен, – обратился я к двоюродному брату Рафы, – а где его отец?
– Одно несчастье следует за другим, – тяжело вздохнул Сурен. – Дядя Георг, услышав о случившемся, тут же потерял сознание и сейчас с обширным инсультом лежит в кардиологической больнице. Тетя Асмик еще не знает об этом. Только иногда с удивлением спрашивает: «Где Георг?»
Пять дней продолжалась борьба за жизнь Рафы. На шестой день он умер, так и не приходя в сознание. Все это время я находился рядом, сидел и дремал в кресле, в ожидании, что случится чудо и Рафа проснется. Иногда мне казалось, что он улыбается, померещилось даже, что друг открыл глаза и узнал меня.
Увы, чуда не произошло. Мой мир сразу обеднел, лишился красок. Смерть Рафы стала для меня тяжелейшим ударом после смерти отца. Через несколько часов тихо скончался и дядя Георг, уважаемый человек, всегда занимавший в госструктурах республики высокое положение. Отца и сына похоронили вместе на том же центральном кладбище, недалеко от могилы моего отца. Мама Рафы в полубессознательном состоянии, плохо понимая, что происходит вокруг, лежала дома, окруженная родственниками, и даже не смогла принять участие в похоронах.
Опустошенный, измученный сумбурными мыслями, я пришел домой. Обнялся с плачущей матерью – за все это время я видел ее всего дважды, в вестибюле больницы, куда ее привозил брат. Пошел в ванную, вымылся и лег спать. Просыпался за сутки на несколько часов, обменивался с испуганными родными какими-то словами и опять впадал в забытье. Несколько раз мама и брат пытались меня разбудить. До моего сознания доходило, что Мари зовет меня к телефону, что звонят из Москвы Ольга, Петр Юрьевич, Фаина, Марк. Приходили родственники, друзья. Как потом рассказывали мама и брат, я лежал в своей комнате с полуоткрытыми глазами, спокойно отвечал на все вопросы и опять засыпал.
* * *
Во сне я долго беседовал с отцом, потом – с вечно смеющимся Рафой. С его смертью я впервые почувствовал, что она в действительности есть, что умирают не только другие, чужие, пожилые люди. Смерть может прийти к любому, к каждому из нас, и ко мне тоже. Смерть Рафы вернула меня к реальности. Я с кристальной ясностью осознал, что лишился отца, что в моей жизни произошли страшные потери. Сперва ушла Мари, оторвав огромный кусок моей жизни, причинив мне сильнейшие страдания. Потом не стало моего обожаемого, всепрощающего, мудрого отца – молодого, не успевшего даже поседеть человека. Затем погиб мой ближайший друг, с которым мы были неразлучны с детских лет, вместе прожили юность и молодость, который всегда был со мной в моих мыслях. Вместе с Рафой я оплакивал свою беспечную, наивную и сумбурную молодость.
Наконец, по тяжелейшему обвинению арестован мой московский друг Арам, сделавший мне много добра. Конечно, значимость этого события нельзя было сравнить с предыдущими, но арест Арама также стал для меня огромной потерей. Чем я и мои близкие заслужили такую участь? Почему так складываются обстоятельства?
Постепенно я осознал всю внутреннюю логику этих важнейших событий в моей жизни. Нет ничего случайного. Все в жизни выверено и ожидаемо. Мари ушла, потому что ментально, цивилизационно не смогла прижиться в нашем обществе. Нас с ней объединяла только любовь, бурная, как сама юность, которая не замечала ничего вокруг, кроме источника любви. Но ни эта самозабвенная любовь, ни огромная физическая тяга друг к другу не смогли переделать в корне ни одного из нас. Влияние социальной среды, культуры и воспитания оказалось сильнее. Мари вернулась к своим корням, я остался в своей стране.
Преждевременная смерть отца стала логическим завершением его тяжелой жизни. Арест старшего брата Степана и его гибель в донбасской шахте, голодная смерть отца – моего деда. Папа, тогда пятнадцатилетний юноша, вместе с братом Гургеном, которому было восемнадцать, похоронили его в замерзшей земле, завернув в ковер, так как у них не было даже досок, чтобы сделать гроб. Дальше – напряженная борьба за существование, за выживание матери, трех младших сестер и девятилетнего брата. Потом болезнь, потеря одного легкого в начале войны, гибель на фронте младшего брата и трех зятьев – мужей сестер. Папа по-прежнему оставался единственным кормильцем своей семьи – помощь мамы была несущественной – и осиротевших племянников. Сильнее всего отца подкосила смерть младшего брата, который, вопреки настояниям, без ведома родных в шестнадцать лет ушел добровольцем на фронт и через три года погиб под Веной. И теперь, когда казалось, что все трудности уже позади, до предела натянутая струна его жизни не выдержала, оборвалась в один день.
Рафа беспечно играл своей жизнью и жизнью других. Жил как придется, смеялся, охотился, любил и дрался. Мог сто раз погибнуть, но оставался цел. И в свою последнюю роковую аварию попал по собственной вине: привык лихачить на мотоцикле, а в тот день принял изрядную дозу спиртного и разбился. На сей раз не повезло.
Арам – цепкий, энергичный, умный предприниматель – сознательно всю свою жизнь нарушал существующие законы. Ему и дальше все сходило бы с рук, если бы он не забрался в сферу драгоценных металлов, камней и валюты. Страна Советов безразлично смотрела на тотальное воровство, коррупцию и криминал, но когда что-то могло представить угрозу основам власти, самому дорогому, что было у маразматичных лидеров, включался весь огромный репрессивный механизм. Получается, что и Арам должен был закончить трагично – он не сумел вовремя умерить свою энергию, свои желания, свои аппетиты. Логика жизни четко прослеживается во всем. Действие или, наоборот, бездействие в ключевой момент, если они не просчитаны с учетом всего спектра последствий, нарушают законы морали и права, задевают интересы других людей, – всегда, за редким исключением, заканчиваются неудачей или трагедией.
Через несколько суток полусонного забвения, к великой радости матери, брата и постоянно находящейся у нас тети Терезы, я встал, умылся и попросил поесть.
– Когда семь дней Рафы?
– Послезавтра, – ответил брат.
– Как тетя Асмик? Хочу повидаться с ней.
– Не надо. Она лежит в трансе. Никого не узнает, плохо соображает, что происходит вокруг… Что это, Давид? – спросил брат, пристально всматриваясь в мое лицо.
– А что?
– У тебя на висках появились седые волосы.
– Мама, а ты почему плачешь? Что случилось?
– Это все из-за Мари.
– Не надо, мама, оставь эту несчастную девушку! Наши пути разошлись, и соединить их уже невозможно. Жаль, что только сейчас я это осознал.
– А ребенок?
– Не пропадет. Мари упорный, собранный человек, у нее хорошее образование, а плюс к тому еще и незаурядная внешность. Семья рядом, все кругом родное – и язык, и культура. Найдет себя. В том мире, если человек хочет работать, он не пропадет. Нельзя вечно скорбеть и горевать! Моя опереточная разлука – ничто по сравнению с настоящей трагедией…
Попрощавшись с дорогими могилами, с мамой и братом, внутренне опустошенный, я вылетел в Москву. На сердце было черно. Хотелось лишь одного: поскорее завершить ненавистную военную службу, которая тяготила меня не столько своей сложностью – этот момент был не столь важен, – сколько своей несвободой, тупостью, отсутствием выбора.
Москва готовилась встречать Первомай. На улицах уже велись подготовительные работы: сажали цветы, развешивали красные знамена, плакаты с призывами «Да здравствует…», «Слава…», «Укрепить…», «Развивать…», «Завершить…».
Первым делом зашел в кабинет Орловского – поздороваться и сообщить, что я прибыл.
– Давид, я внес предложение оставить тебя преподавателем на моей кафедре. Здесь ты быстро защитишь кандидатскую диссертацию. К тому же минимумы у тебя давно сданы, тему знаешь неплохо, практика есть.
– Спасибо, Петр Юрьевич, но я бы не хотел оставаться на военной службе, пусть даже в статусе преподавателя.
– Ты зря отказываешься. Интересная и спокойная жизнь, годам к тридцати пяти – сорока можно стать доктором военных наук, начальником кафедры, генералом с хорошей квартирой. Кстати, ты вроде в квартире не нуждаешься?
– Что вы имеете в виду?
– Я так понял, что ты переезжаешь к Фаине? У них же, как ты сказал, трехкомнатная квартира на Мичуринском?
Опять судьба сама меня ведет. Я не успеваю принимать самостоятельные решения, события торопят меня, ставят перед выбором. Фаина, безусловно, достойная девушка, правда, неспокойная и чересчур самостоятельная. Все время надо ее в чем-то убеждать, что-то доказывать, обо всем у нее есть свое мнение. Если я перееду к ней, то в определенном смысле потеряю роль лидера в нашем дуэте. А как будет жить со мной моя мама? При всей интеллигентности Фаины они бесконечно далеки друг от друга по ментальности и по бытовой культуре. С Мари такой проблемы не существовало вовсе.
Ознакомительная версия.
